Наринэ Абгарян - Две повести о Манюне
– Во-первых, не перепелка, а перегородка, а во-вторых, я думаю, оперировать уже можно. И даже нужно!
– Вы сначала поймайте меня, а потом про операцию говорите, – хмыкнула Каринка и высыпала на дядь-Мишины плавки целое ведерко песка. – Сей-час у-трам-буууем!!!
– Не надо! – вскочил дядя Миша. – Не надо мне там ничего утрамбовывать!
– Пап, – рассердилась Манька, – я тебе уже все ноги засыпала песочком, а ты вскочил, и весь песочек посыпался на землю!
– Извини, я нечаянно, – дядя Миша повернулся на живот, – засыпайте меня песком лучше сзади.
– Сза-ди так сза-диии, – прогундосила Каринка и высыпала на дяди-Мишины плавки новое ведерко песка.
– Деточка, – обернулся к ней дядя Миша, – неужели тебя во мне ничего, кроме плавок, не привлекает?
– Да я первым делом хочу срам прикрыть, – объяснила Каринка, – попу там или писюн…
– Спасите меня, – взмолился дядя Миша, – она мне ни днем ни ночью спать не дает!
– Дети, идите сюда, мы сейчас пойдем маму плавать учить, – позвал нас папа.
– Ура, – запрыгали мы, – пойдем учить маму плавать.
– Не хочу, – упиралась мама, – не умею и не хочу!!!
– Надо, – внушал папа.
– Юрик, ну что ты к ней пристал, – вмешалась Ба, – не хочет учиться плавать – не надо, я вот тоже не умею плавать, и ничего.
– И тебя научим, Роза, не переживай, – не дрогнул отец.
Папа был единственным человеком, который осмеливался возражать Ба. Такая беспрецедентная храбрость объяснялась его профессией. Когда ежедневно через твой кабинет проходит десяток женщин, каждая из которых готова скончаться в стоматологическом кресле, но не открывать своего рта, то это, конечно, сильно тренирует волю.
Например, одна обезумевшая от страха монументальная тетенька, увидев в папиных руках шприц с обезболивающим, вырвалась из кресла, схватила лоток со стерилизованными инструментами и, прикрываясь им, как щитом, выбежала на улицу. А вечером муж этой тетеньки вернул папе лоток, наполненный доверху… пирожками с мясом.
– Жена напекла, – виновато дергал он острым кадыком, – доктор, можно ей завтра прийти, а то зуб как болел, так и продолжает болеть?
– Можно, если она обещает больше не трогать инструменты, – смилостивился папа.
А другая тетенька, когда папа навис над ней со шприцем в руках, вцепилась ему в карман халата и вырвала его с мясом. Чем вогнала отца в ступор. И пока он из этого ступора выходил, тетеньки и след простыл.
– Через два дня пришлось лечить ей зуб вживую. Десна загноилась, и анестезия уже почти не действовала, понятно? – рассказывал нам папа и для пущей убедительности грозно шевелил бровями.
– Понятно, – пискнули мы и побежали чистить зубы. По двенадцать раз с каждой стороны вдоль и поперек.
Вот почему отец, натренированный ежедневным общением с непредсказуемыми тетеньками, не робел перед Ба. Да и Ба признавала в нем если не равного, то хотя бы полноправного собеседника и относилась к нему с большим уважением. Поэтому она не стала ругаться, а просто всплеснула руками:
– Ииии, шлимазл!
– Я тоже тебя люблю, Роза, – засмеялся отец.
– Раз ты меня любишь, купи мороженое.
– Ура, мороженое, – обрадовались мы.
– Уно моменто, – накинул на плечи рубашку папа.
Он вернулся через десять минут с ягодным мороженым в картонных стаканчиках.
– В такую жару лучше кисленькое есть, – объяснил.
Мы с большим удовольствием полакомились мороженым, а картонные стаканчики сложили в длинную стопочку. «На обратном пути выкинем», – сказала Ба и убрала стаканчики в сумку.
Настало время идти учить маму плавать.
– Надя, ты не волнуйся, за Сонечкой и Гаянэ я пригляжу, – успокоила ее Ба.
– Если что, зовите меня.
– Всенепременно!
– Пошли, – скомандовал папа и поволок маму к берегу. Мама слабо упиралась и причитала: «Да что же это такое».
Далее повествование делится на два акта. Они происходят одновременно в разных концах пляжа.
Акт I. Ба знакомится с внуком ГольданскойКак только мы скрылись из виду, Гаянэ подошла к Ба, сложила ладошки домиком и зашептала ей на ухо:
– Ба, посмотри, что я с дядей Мишей сделала!
Ба глянула на сына и не смогла удержаться от смеха – дядя Миша спал на животе, подвернув под щеку локоть. Вся его спина и ноги были засыпаны песком, а на голове красовалось голубенькое пластмассовое ведерко.
– Это чтобы он не сгорел на солнце, – похвасталась Гаянэ, – Ба, скажи, я умничка?
– Деточка, ты даже умнее, чем я, – погладила Гаянэ по голове Ба, – молодец, теперь можешь поиграть со своей сестрой.
Маленькая Сонечка ползала по красному надувному матрасу и остервенело с ним ругалась:
– Это ты мне вава деяй? Яцем ты мне вава деяй?
Никто не мог взять в толк, почему ребенок выясняет отношения с матрасом. Но, как только мы его надували, Сонечка начинала ползать по нему и бесконечно выясняла отношения с каждым его квадратным сантиметром.
– Пяхой! – отчитывала она его. – Сонуцке вава деяй. Яцем???
Матрас в ответ хранил недоуменное молчание.
Гаянэ порылась в пляжной сумке и достала разноцветные кубики:
– Сонечка, будешь в кубики играть?
– Буду, – пнула на прощание матрас Сонечка и пересела к Гаянэ.
Ба щедро намазала кремом нос, достала из сумки журнал «Здоровье» и, перед тем как приступить к чтению, окинула взглядом вверенное ей хозяйство. Дядя Миша мирно спал с голубеньким пластмассовым ведерком на голове, Сонечка с Гаянэ возились с кубиками.
Ба потянулась убрать ведро с головы сына, но потом передумала.
«От сглазу», – решила она, нацепила на нос очки и погрузилась в чтение.
– Простите, а можно расположиться рядом с вами? – прервал ее чтение какой-то мужчина.
Ба отложила журнал и недобрым взором уставилась на нарушителя спокойствия. Нарушитель спокойствия выглядел вполне благообразно – это был невысокий, полноватый мужчина в светлой панаме, льняной сорочке навыпуск и сандалиях на босу ногу.
– Да пожалуйста, – неожиданно для себя приветливо отозвалась Ба, – я смотрю, вы человек вполне порядочный и интеллигентный.
– Ой, спасибо, – обрадовался дядечка. Он вытащил из целлофанового пакета с надписью «С Новым годом» пляжное полотенце, постелил его почти впритык к полотенцу Ба и стал поспешно раздеваться. Казалось – он боялся, что Ба передумает и ему придется искать себе новое свободное место.
– Евгений Петрович Колокольников, – оставшись в очках и плавках, учтиво представился он.
– Роза Иосифовна Шац, – буркнула Ба.
– О! – заклокотал Колокольников. – Урожденная Шац?
– Если вы надеетесь, что я урожденная Иванова, а меня совершенно случайно назвали Розой Иосифовной, то я должна вас сильно разочаровать, – нахмурилась Ба.
– Нет-нет, ну что вы, – у Евгения Петровича от волнения запотели очки, – я просто хотел уточнить… то есть попросить… то есть чтобы знать… черт! не будете ли вы так любезны, Роза Иосифовна, посмотреть за моими вещами, пока я поплаваю? Я отлучусь совсем ненадолго.
– Буду любезна, – оттаяла Ба.
Евгений Петрович потоптался на месте, потом наклонился к Ба.
– Я в некотором роде тоже Шац, – сообщил он ей конспиративным шепотом.
– Да ну? – Ба поправила на переносице очки и внимательно оглядела Евгения Петровича с ног до головы. – А по вам не скажешь.
– Ну, – замялся Евгений Петрович, – у меня бабушка по материнской линии была… хмхм… Гольданская.
– Знала я одну Гольданскую, она у моей тети Мирры жениха увела, – хмыкнула Ба, – а потом Мирра столкнулась с ней в мясной лавке и чуть не порешила подвернувшимся под руку ножом для разделки туши. Нож у нее в последнюю минуту отобрал помощник мясника, но тетушка все равно не растерялась и выдрала у разлучницы часть косы да исцарапала ей лицо так, что потом остались шрамы. У вашей бабушки на лице шрамов не было? – полюбопытствовала Ба.
– Нет, ну что вы, – испугался Евгений Петрович, – ни одного шрама.
– Ну и ладно, – смилостивилась Ба.
Евгений Петрович нерешительно сел на полотенце и повернулся к девочкам.
– Это ваши дочки? – кивнул он в сторону Сонечки и Гаянэ. И забегал сконфуженно глазками.
Ба сняла очки и прожгла его насквозь огненным взором.
– Это мои внучки, – отрезала она, – идите уже окунитесь в воду, Евгений Петрович, а то вы меня утомили своей учтивостью. И смотрите не утоните.
– Да-да-да, – затрепетал Евгений Петрович и потрусил к морю.
– Мам, – подал голос дядя Миша, как только Евгений Петрович скрылся в толпе отдыхающих, – да ты та еще вертихвостка, я смотрю.
– Давно проснулся?
– Вот как только этот «в некотором роде Шац» подошел к тебе, так и проснулся.
– А чего ведро с головы не снял? – съязвила Ба.
– Не хотелось мешать тебе глазки строить, – потянулся дядя Миша и сел, – а где остальные?
– Пошли учить Надю плавать. Давно уже их нет, видимо, хорошо у нее получается.
