Александр Самойленко - Долгий путь домой
Вдоль другой стены, от пола к потолку, стоял небольшой штабель, прикрытый от пыли толстым целлофаном. Михалыч сдернул его. Грим увидел пузатые полированные, с бронзовыми ручками, внешне неподъемные гробы. Они стояли друг на друге, переложенные поролоном.
– Эти олигархические. Берут редко, богатые аки мухи не мрут. Ну-ка, возьми вон лесенку.
Они аккуратно спустили сверху вниз шесть гробов, которые к удивлению Грима оказались на вес легкими. Михалыч снял крышку с последнего, стоявшего на полу. Гробовое чрево было ажурно, в складочку, обито белоснежным шелком, в изголовье ждала своего хозяина подушечка с кружевными цветочками.
– Теперь гляди… Пакуем бабло сюда, закрываем, ставим гробьё в обратном порядке. И хрен кто допрёт. Ключ только у меня. Я отпираю, выдаю, запираю. Больше никто. Смекаешь?
Грим, поразмыслив, одобрил схрон.
– Да-а, годится!
– Сервис! – похвалился Михалыч. – Давай, тащи бабки.
Грим принес торбу. Михалыч сбегал за своими пачками.
– Я свои тоже здесь схороню.
Они споро вернули в обратном порядке штучные олигархические гробы, Михалыч накинул на штабель целлофан. Отошли, полюбовались на схрон.
– Общак? – вроде ненароком, вскользь, спросил Михалыч.
Грим хмыкнул.
– Был общак, стал гуманитарный фонд.
– А-а, вернем кровные трудовому народу, – насмешливо сказал Михалыч.
– Чо ты… выёхиваешься? – возмутился Грим. – Вон у этого майора в совете полтора десятка покалеченных в боевых действиях. Они за родину воевали, а теперь инвалидами живут. Короче, мы дали им деньги на лечение, вот из этого, как ты говоришь, общака. Теперь графиня собирается в деревне церковь строить… Она там была, между прочим, прадед её построил, это который граф Грушницкий тут у тебя покоится. А Лядов всю землю там скупил, а церковь сжёг. Теперь она хочет её заново отстроить. Смекаешь, как всё повернулось?
Михалыч смотрел на Грима так, будто определял, не поехала ли у того крыша.
– А я подумал, бабки были ваши – стали наши. А тут вон как пошло! Ну, кино! За такое дело стоять можно, а, Грим?
– Ну так становись рядом, – сказал Грим. – Сколько ж можно суетиться, хернёй всякой заниматься.
– Понял. Это я конкретно понял… Выходи, я запру, – Михалыч начал стаскивать створы ворот.
Мария Владимировна сидела на скамейке у входа в контору, под щебет птиц возвышенно скорбела на солнышке. Майор прогуливался около машины. В конторе Михалыч поставил на плиту чайник, подал на стол, что было к чаю. Грим вернул майору ключи от машины.
– Заныкали? – спросил Брагин. Грим кивнул.
– Уже легче, – сказал майор и позвал Михалыча. – Присядь-ка…
Михалыч присел. Майор положил перед ним Стечкина с глушителем.
– Это ствол Клычова. Ты его прикопай где-нибудь.
Михалыч искоса поглядел на пистолет, потом на майора и опять на пистолет.
– А обойма где?
Майор усмехнулся, положил рядом с пистолетом полную обойму. Михалыч неожиданно ловко заслал обойму на положенное ей место, передернул ствол и выставил предохранитель. Брагин с удивлением следил за сноровкой кладбищенского смотрителя. Михалыч бережно завернул пистолет в полотенце, положил его в пакет.
– Хорошая вещь. Полезная… Не беспокойтесь, у меня не заржавеет.
Майор выудил из кармана и протянул графине колье.
– Это ваше, Мария Владимировна…
– Ой! – она как-то жадно цапнула свою бижутерь с ладони Брагина. – Откуда это у вас?!
– Ты что мать, вообще уже?! – зло поразился Грим.
– А-ах, ну да, – графиня томно поднесла пальцы к вискам. – Столько волнений… Я пойду на воздухе посижу.
Они дружно проводили её глазами. Михалыч налил в кружки чай, сел, по-бабьи подпер ладонью щеку.
– Эх, грехи наши тяжкие…
– Да уж, – майор ёрничал, но добродушно. – Давай, рассказывай, какие новости в вашем большом и дружном коллективе.
Михалыч с деланным недоумением развел руками, стряхнул со стола невидимую крошку.
– Да на кладбище какие ж новости, хороним помаленьку…
– Ты дурочку не гони! Я вот тебе ствол Клычова привез, это новость? Новость! А ты поделиться со мной не хочешь…
– А-а, вы про это?! – воскликнул Михалыч, будто с трудом догадался, что от него хотят. – Ребята рассказывают, он в аварию попал. Они в больничку к нему ходили, вроде как попроведать. Тёмная история…
– А что с ним? – невинно спросил Брагин.
– Да он ехал как-то странно, вроде как поперек улицы… И травма у него непонятная какая-то, ребята говорят, синяки на переносице, маленькие такие, вроде как строчкой. А сотрясение мозга сильное, и позвонок на шее сместился, – Михалыч показал на себе ниже затылка, где у Клычова выскочил позвонок. – Он щас в гипсе, вот так вот и вот так, – Михалыч опять показал для наглядности на свою шею, плечи и верхнюю часть груди.
– А рассказывает что? – спросил майор.
– Ничо не рассказывает, ребята говорят: молчит, не шевелится, только глазами шарит.
– Ничего, отлежится, – Брагин помолчал и добавил. – Главная новость, что живой…
– Это плохо, – машинально брякнул Грим, занятый своими мыслями. Но тут же спохватился, заболтал свой прокол. – Плохо, что в аварию попал. Такой хороший человек. И чтобы сбить тему, спросил майора. – Как там с лечением у ребят?
Майор только покачал головой, что значило: ты язык-то придерживай! И тоже кинулся спасать положение.
– Да ты знаешь, всё так легко сложилось, что даже скучно. Я позвонил в клинику, доложил обстановку. Они как услышали про наличные, сразу человека подогнали. Вечером звонок в дверь, открываю – полковник медицинской службы, говорит, я из коммерческого отдела клиники. Все истории болезни посмотрел, предоплату взял, сказал, чтобы приезжали хоть завтра…
– Так это же хорошо, – Грим даже обрадовался немножко.
– Конечно, хорошо! Пятеро вчера вечером уже отбыли. Сегодня еще четверо едут.
– Хорошо, – соучастливо поддакнул Михалыч, будто это он устроил солдатиков на лечение. – Больничка – это хорошо…
Майор зыркнул на него: заткнись! Михалыч испуганно заткнулся. Брагин продолжил.
– Притом наличными дешевле оказалось, так что деньги остались. И те, что для Веника полагались. Я верну…
Грим устало отмахнулся.
– Не до того, Артем. Поехали.
Грим усадил Марию Владимировну на заднее сиденье, критически оглядел «Фольксваген» майора.
– Надо тачку новую купить, это же… срань господня. Сейчас заедем в одно место, потом поедем тачку брать.
Из машины он набрал какой-то номер.
– Назарбек, да, это я, узнал? Я сейчас подъеду. Нет, сейчас, это очень важно!
…Брагин припарковался у черной стальной двери, над которой висела массивная латунная вывеска «Ювелирный салон «Высшая проба». Справа и слева от двери стены салона были отделаны черным мрамором, окна задрапированы тяжелыми жалюзи. Грим попросил Артема подождать, помог Машеньке выйти из машины.
– Пойдем-ка к моему другу, выясним, что у тебя за бижутерь.
Грим нажал кнопочку на двери. Она тотчас открылась, в проеме стоял молодой человек, квадратный в плечах, в безукоризненном костюме, с тонкими усиками.
– Прошу, Назарбек Рубинович ждет вас.
– Назарбуля!
– Гримуля!
Они порывисто шагнули друг к другу, обнялись. Но Назарбек Рубинович тут же отодвинул Грима в сторону, всплеснул руками.
– Графиня, счастлив видеть вас в моей скромной келье!
– Вы меня знаете?! – графиня просияла от удовольствия.
– Я смотрю телевизор. Светская хроника! – уточнил ювелир. – Вы были прекрасны! Особенно вещица на вашей груди…
– Вот эта? – графиня кокетливо протянула ему колье, полагая заинтересовать его. И ей это удалось. Ювелир напрягся, как кот, увидевший выскочившую из норы мышь. Но Назарбек Рубинович тут же взял себя в руки, на его лице появилось выражение простецкого радушного хозяина.
– Прошу вас, присаживайтесь, прошу. – Он крикнул в дверь. – Эмильчик, чай готов?
– Браток? – спросил Грим.
– Зачем браток?! – Назарбуля сделал вид, что обиделся. – Референт по общим вопросам! Чёрный пояс! Племянник сестры!
– Племянник сестры с черным поясом – это убедительно, – пошутил Грим. – Разрешите, я вас представлю друг другу. Назарбек, это Мария Владимировна, графиня Грушницкая, подруга дней моих суровых. Машенька, рекомендую Назарбека Рубиновича, о ювелирных таинствах знает все, консультировал наши спектакли по театральным копиям исторических драгоценностей. Покажи мастеру вещицу…
Мария Владимировна положила на стол перед мастером свою бижутерь. Назарбек Рубинович медленно отстранился от колье, взгляд его замер на нем, как на таймере мины.
– Эмильчик, чай позже! Закрой салон на перерыв!
По мановению невидимого Эмильчика в кабинете ювелира зажегся мягкий верхний свет, жалюзи на окнах опустились и клацнули замками, дверь в кабинет плавно затворилась и тоже щелкнула замком. Назарбек Рубинович расстелил перед собой на столе черный бархатный коврик, разложил на нем колье, надел на глаза выпуклую сферическую лупу, какой пользуются ювелиры при огранке камней. И засветил над вещицей настольную лампу с узким конусным абажуром. Воцарилось молчание…
