Александр Самойленко - Долгий путь домой
– Это что торчит?! – спросил про оглобли потрясенный Грим.
– Снегорезы, – небрежно сказал Гордик. – Зимой на них будет монтироваться нож, рельсы чистить.
– А руль на хрена?! – растерянно спросил Грим.
– Руль для дизайна, – объяснил Гордик. – Прошу на посадку.
Внутри салона было три металлических стула, приваренных к полу дрезины, один для машиниста и два для пассажиров. Каждый был снабжен подушкой. Мария Владимировна села, ощутила задом мягкость сиденья.
– Комильфо, Гордей!
Движок завелся с пол-оборота, Гордик прижал шкивок к ремню передачи крутящего момента, и дрезина разбежалась, бойко полетела вперед по ржавым рельсам.
– Будет подпрыгивать маленько, – предупредил он, – но это временно, ребята сказали – надо по путям пройти, протянуть болты.
– Конуру для нее придется укрупнять, – сказал Грим, озираясь в салоне, всё еще изумленный изобретательностью Митяя.
– Это я сделаю. Вот вернусь с вокзала и начну, – Гордик был одномоментно воодушевлен и озабочен. – А то теперь точно угонят!
Его приятно тревожила мысль, что его аппарат могут угнать.
На вокзале Грим сказал Гордику.
– Спасибо, что документы сохранил… Цезаря корми, в холодильнике фарш найдешь, вари ему похлебку погуще. Кстати, чья это собака?
– Сексота, – сказал Гордик. – Он его по старости со двора выгнал.
Возвращались в город налегке. Грим вёз папку с детдомовскими документами младшего братишки и жестяную банку с бумагами мамы. Поклажей Марии Владимировны был Бегемот. Опять летели навстречу озимые поля, посреди них белым на зеленом светились березовые колки, далеко в стороне поблёскивала река. Теперь эта земля была знакома Гриму. Потом поезд вонзился в глухой лес, в глазах замельтешили стволы, в стиснутом пространстве колеса гулко и мерно застучали на стыках рельс.
Грим отвлекся от летящего за окном леса, размышляя над тем, что ждет их в городе. Сказал Машеньке.
– Звонить генералу насчет Петьки я не буду. Надо рассказать про Петьку майору, а он уже подумает, как поступить.
Мария Владимировна удивилась.
– Да?! А почему не генералу? У него же возможностей больше.
– Да ты понимаешь… – Грим помолчал. – По-моему он знает, что у нас есть большие деньги. Он на поросенка не просто так зазывал. От него надо держаться подальше…
У нее вытянулось лицо.
– Да откуда же он может знать про деньги?!
Гриму не хотелось заводить этот разговор сейчас, в поезде, среди людей.
– А чего тут знать, кто же просто так даст инвалидам сто тысяч евро на лечение? – сказал неохотно Грим. Она наоборот увлеклась темой, даже растревожилась.
– Никому ничего не говорили, а все про деньги знают. Не понимаю…
Грим разозлился, но не показал этого. Долго молчал, раздумывая – сказать, нет? Решил сказать.
– Поаккуратнее со словами! Что значит «все знают»? Знают Клычов, полиция, ну и генерал. Клычов знает точно, он на этих деньгах сидел, он за них отвечает и поэтому он их ищет. Полиция не знает, а предполагает. Генерал знает, но умозрительно. Из них только Клычов шел по точному следу, вышел на нас и нашел часть денег… – Грим внимательно посмотрел на графиню. Машеньку. Она прилежно слушала. Никакой обиды Грим не заметил. Теперь, раз уж пошел такой разговор, ему предстояло сказать главное. Обидное, как всякая правда. Но сказать это надо было. – Ты говоришь, «никому ничего не говорили». Не говорили, где деньги лежат? Да, не говорили. А на ключ от дома, где деньги лежат, ты навела. Ты дала Ройзману свой адрес. Ты дала, Клычов его у Ройзмана взял, и вот что из этого вышло. Если бы не Артем…
Мария Владимировна мгновенно превратилась в разъяренную кошку. Она отпрянула от Грима, глаза её сузились, лицо побелело, стало какое-то желтоватое, некрасивое.
– Ты хочешь сказать, что Веника из-за меня убили?!
– Что за моветон, графиня! – холодно съязвил Грим. – Большие деньги любят большую тишину. Зачем надо было говорить старухе, что у тебя есть деньги на строительство церкви? Кстати, у тебя денег нет, деньги есть у нас… Теперь вся деревня будет знать. И Сексот тоже. А он человек Клычова. Сексот настучит Клычову, тот поймет, где мы спрятались. И выйдет на нас. Только теперь он попрёт напролом…
– Это как? – прошептала в смятении Мария Владимировна.
– А это очень просто. Выколотит из нас деньги и убьет. Если, конечно, мусоровоз не раздавил его…
Теперь он сказал всё, что нужно было сказать. Говорил вполголоса, смотрел при этом мимо Машеньки – поглядывал на соседей, слышат, нет?
…Брагин встретил их на вокзале. Поздоровались молча. Майор открыл багажник, показал Гриму торбу с деньгами. Грим пожал ему руку, виновато вздохнул, мол, извини, брат, так получилось… И на кладбище ехали молча. Михалыч посмотрел на их лица и тоже не раскрыл рта. На воинской части кладбища был армейский порядок, одинаковые могилки тянулись справа и слева от пешеходной дорожки шеренгами, как солдаты на плацу. Последним в левом ряду под свежей землей лежал Веник. С фотографии на них смотрел, улыбался бравый, в голубом берете с эмблемой ВДВ солдатик. Было несколько венков, один от сослуживцев, другой от командования дивизии и третий «Внуку Вениамину от бабушки Вари».
– Бабуля была на похоронах? – спросила Мария Владимировна.
– Да куда ей, это мы венок сделали, ну, чтобы по-человечески было, – объяснил майор. – А ей зачем сюда… Мы ей сказали, что Веник уехал на лечение, она выслушала и забыла. У нее же оперативной памяти совершенно нет, она помнит, как замуж выходила, сто раз уже рассказывала, а что вчера было – не помнит.
– Но Веник же не может быть вечно на лечении, – заметила Мария Владимировна.
– Ну так и бабка не может жить вечно, – резковато буркнул Грим, которого с утра не покидало подозрение, что графиня на поверку баба дура.
– А Мойсеич вон там упокоился, – показал куда-то вдаль Михалыч. – Пойдете?
– Пойдем. Но не все, – Грим незаметно толкнул локтем майора. – Артем, ты проводи Марию Владимировну, покажи ей там… А мы с Михалычем тут пока… потолкуем. Машенька, побудь с Артёмом. На обратном пути посмотри на склеп прадеда, может, там что-то подделать надо. Артём, ключ от багажника дай.
Майор всё понял, отдал Гриму ключи от машины и бережно, под локоток, повел графиню к могиле Ефима Моисеевича.
К машине пошли быстро и без лишних слов.
– Иди в контору, я догоню. – Грим открыл багажник, взял в каждую руку по две пачки, локтем захлопнул багажник и пошел в контору.
– Здесь двести тысяч евро, – он положил перед Михалычем деньги. – Это твой гонорар. Спасибо тебе. Если бы не ты, я бы, брат, пропал.
– Да от меня вообще вся эта польза пошла, – пошутил Михалыч, приятно удивленный гонораром. Он просто любовался пачками евро. – Вот если бы я не поселил тебя там, так и бабла бы этого не было. И графиню ты бы не встретил.
– Добавить? – шутливо спросил Грим. Михалыч ответил шуткой.
– В Одессе говорят, денег не бывает хватит. Не надо. Надо будет – скажу. Мне эти деньги во как нужны, – Михалыч чиркнул большим пальцем по горлу. – Позарез.
– О как?! – удивился Грим. – Зачем тебе здесь такие бабки?! – он движением головы показал на могилы за окном.
– Придет час… туманно ответил Михалыч. – Ну, где тебя носило?
– Михалыч, это всё потом… Одно скажу: мы уехали в мою деревню, а Клычов залез в дом и нашел деньги. Веник наш сосед, хотел задержать Клычова, так он, сука, его убил. Но нарвался на майора…
– Жаль солдатика, веселый он был на свадьбе, – сказал Михалыч, Грим, замороченный событиями последних дней, не услышал искренней грусти в его голосе.
– Слушай… Видишь, какая канитель вокруг нас, я таскаюсь с этой торбой, как дурак со ступой. Надо её спрятать где-то… Может, в склеп?
– Место там, конечно, хорошее, – Михалыч задумался, соображая, с хрустом поскреб пятерней затылок. – Путёвое место. Но без надзора всё равно нельзя. Бабки-то сурьезные… Ну-ка, пойдем! – он взял с гвоздя на стене большой ключ, позвал за собой Грима. Поодаль от входа в контору, вдоль кладбищенского забора, стоял сарай-склад с мощными, в два кирпича, стенами. Михалыч отомкнул амбарный замок на распашных воротах, растащил их створы по сторонам. Вдоль одной стены, друг на друге стояли штабелями дешевенькие гробы из горбыля, обитые красным ситцем.
– Это ширпотреб, – объяснил Михалыч. – Типовые. Идут влёт. А вот это – штучная работа!
Вдоль другой стены, от пола к потолку, стоял небольшой штабель, прикрытый от пыли толстым целлофаном. Михалыч сдернул его. Грим увидел пузатые полированные, с бронзовыми ручками, внешне неподъемные гробы. Они стояли друг на друге, переложенные поролоном.
– Эти олигархические. Берут редко, богатые аки мухи не мрут. Ну-ка, возьми вон лесенку.
Они аккуратно спустили сверху вниз шесть гробов, которые к удивлению Грима оказались на вес легкими. Михалыч снял крышку с последнего, стоявшего на полу. Гробовое чрево было ажурно, в складочку, обито белоснежным шелком, в изголовье ждала своего хозяина подушечка с кружевными цветочками.
