Михаил Жаров - Капитал (сборник)
– Тьфу ты! Одна минута первого! – плюётся Гриша. – С Новым годом, хули!
Бахают шампанским, разливают.
За окном треск и вспышки салютов.
Мы тоже получаем пластиковые стаканчики и бутерброды со шпротами.
– А не облезут? Что-то до фига им поблажек, – басит узколобый кряж.
– Пусть пьют, последний раз-то, – отмахивается от него Гриша. – Лет пять потом не будут.
– Что? – вырывается у меня. – Мы разве не домой сегодня?
Кабинет вздрагивает от хохота.
– С дуба рухнул? – больно бьёт меня словами кряж. – Вы сегодня в ИВС. С Новым годом, с новым счастьем, родной!
– Что такое ИВС? – бормочу.
– Изолятор временного содержания, – полным ртом подсказывает Гриша. – Пару дней там, а потом в СИЗО. И уже после на зону.
Аня роняет свой стаканчик, обмякает, и слёзы сыплются с её носа долгой струйкой. Со стороны – старуха.
До трёх часов бушует этот содом. Мне уже наливают водку, но она не пьянит. Аня не пьёт, она плачет. У неё обвисли щеки, и невидимый нож прорезал на её лице чёрные морщины.
– Наконец-то, готово! – вздыхает Света. – Мальчики, слушаем. Вот вам поручения на обыски, а вот все бумаги, с которыми вы повезёте наших злодеев в ИВС. Я пошла домой. Больше меня не трогать. Ясно?
– Наручники на тебя надевать? – спрашивает меня окосевший Гриша. – Хулиганить будешь или нет?
– Я не буду хулиганить, – отвечаю искренне.
– Тогда пошли. Сначала вас отвезём, а потом на обыски. Без вас. Или хотите повидаться с родителями?
Оба мотаем головами.
В «буханке» тесно. Пахнет перегаром.
Смотрю в окошко, а там жизнь. Гирлянды, люди, фейерверки. Ничего не понимаю! Почему такая большая разница стой и с этой стороны окна? Мистика. Два разных измерения.
– Приехали. Выгружаемся!
Центральный отдел милиции. Никогда даже не заходил в него.
– Шевели булками, иди прямо, – подбадривает меня сзади кряж. – И не вздумай дёргаться. Я не Гриша.
В глазах плавают чернила. Я тру пальцами, моргаю, щурюсь.
Реальность рвётся на эпизоды. Дверь – коридор – дверь – с Новым годом! – и вас также – принимайте клиентов – что за звери? – разбойники, ветерана обули – ишь ты, суки – весь праздник нам испортили – а почему рано привезли? – как рано? – у вас стоит время задержания с четырёх часов – где? – смотри сам – блин, Светка, следователь наш, офаршмачилась – идите, гуляйте пока – не примешь? – через сорок минут, ради бога!
Я готов петь. Все сорок минут.
– Хуль ты улыбаешься, олень? – отрезвляет меня кряж.
Выходим на улицу. Гриша встаёт передо мной, смотрит и убивает взглядом.
– Хочешь напоследок со своей девкой? – цедит он сквозь зубы.
– А?
– Хуй на! Хочешь, спрашиваю?
Смотрю на Аню. Она не понимает, про что речь.
– Хочу.
– Быстро поехали!
– Чего ты опять придумал, Гриш?! – стонет кряж.
– В школу их отвезу, где у меня жена работает. Здесь рядом. Сторож пустит.
– Ты совсем ополоумел?
– Время есть, не ссы!
Дорогу не помню. Она пролетела мимо меня.
Очнулся оттого, что упал на лестнице.
– Живо, живо, живо! – торопил Гриша. – На четвёртый этаж!
Тёмный, гулкий коридор. Дверь. За ней ничего не видно. Скрип другой двери. Включается свет, и мы в туалете.
– У вас полчаса, – бросает Гриша. – Развлекайтесь.
Аня садится посреди туалета на пол, поникает головой и тут же всхрапывает.
– Эй, ты что? – трясу её за плечо.
– Я очень-очень устала, – медленно произносит она мужским голосом. – Оставь меня.
Я присаживаюсь сзади неё, завожу ей под мышки свои руки и мну её драгоценную грудь.
Аня спит.
– Чёрт! – встаю и трогаю себя.
В штанах никакой жизни.
Решаю сходить, попросить у Гриши сигарету.
Открываю одну дверь, вторую. Попадаю в пустой коридор.
– Завтра, то есть сегодня, отключу телефон, и хер кто меня отыщет. Что бы ни случилось! – доносится голос Гриши из-за третьей двери.
Я нашёл выход в другое крыло здания!
– Вставай! – трясу Аню. – Просыпайся!
– Где я? – спрашивает она, хлопая пустыми глазами.
Поднимаю её силой.
В конце коридора – лестница. Бежим вниз, и Аня просыпается.
– А где менты? – хрипит она.
– В пизде! – шепчу.
Нас разбирает детский смех. Пищим, а не смеёмся.
Сторож ходит по вестибюлю с бутылкой пива. Дед. Похож на нашего.
– До свидания! – окликаю его шутки ради. – С Новым годом!
– И вам не болеть, – позевывает он.
Бежим по улице и хохочем в голос.
– С Новым годом! – приветствуем людей.
Их ещё много, но они уставшие, отвечают вяло.
Забегаем в чей-то двор. Я не узнаю его, да и наплевать!
Во дворе стоит кособокая ёлка. Вокруг неё слоняются несколько человек.
– Дайте сигаретку! – подбегаю к ним.
Дают.
Я закуриваю, но от смеха дым попадает не в то горло. Кашляю, бросаю.
– Куда мы теперь? – выдавливает Аня сквозь смех.
– Не знаю!
Хохочем.
Зубы у Ани белые, как у негра. В глазах новогодние огоньки. Зелёные, синие, красные…
– К родителям нельзя! К друзьям нельзя! Вообще, никуда! – ору и не могу стоять, падаю на четвереньки.
Меня рвёт смехом.
– Обкурились, – говорит кто-то из людей.
