Виктор Дьяков - Дела житейские (сборник)
– А зачем? – простодушно отвечал Валерий. – Ну, приедем, наведем ей чистоту, уберем все это говно. Она же все одно через неделю или две со своим скотом опять им зарастет. Да и сортир, он ведь ей не нужен, да и нам тоже. Мы ведь здесь жить не собираемся. Только вот так летом или осенью приезжаем, отдохнуть, шашлыки пожарить…
Катя, видимо, не совсем уразумела такой ответ, но не могла не задать второго естественного вопроса:
– Зачем же она так живет… для чего!? Ведь у нее детей нет, сама на пенсии. Зачем столько скотины держать, так мучится, упираться?
– А черт ее знает. Тетка наша изо всех дур дура, чего с нее возьмешь, – отмахнулся Валерий.
– Ну, так вы ей хоть подскажите. Разве так можно себя истязать, да еще не понятно ради чего, – продолжала удивляться девушка.
– А вот этого никак нельзя делать, – на этот раз сказал, как отрезал Валерий.
– Почему?
– А потому, что деньжищи она на этой скотине зашибает неплохие. Ведь здесь по всей округе ни одного, ни колхоза, ни совхоза не осталось, всех коров, всю скотину давно под нож пустили. Продукты только вот такие как она частники производят. А их в поселке раз-два и обчелся. Кому хочется с коровами в навозе возиться? А тетке такая жизнь в охотку. Другие вон всей семьей с одной коровой еле справляются, а у нее одной две, да еще прорва всякой скотины. Сама за троих пашет, а когда алканавтов наймет, так потом от них самогонкой откупится, который сама и гонит, то есть почти задаром – рентабельность дикая. У нее огород так унавожен, что картошка в два кулака и крупнее урождается, морковь, свекла кормовая – все прет со страшной силой. Потом в зиму она всем этим скотину кормит и сеном конечно. Видала, какие бычата откормленные ходят у нее. Потому пусть себе пашет, раз другой жизнью жить не может…
Последнюю фразу Валерий произнес так, что нетрудно было догадаться, что он не договаривал: пусть заработает как можно больше денег, тратить их она все равно не умеет, все нам достанется, ждать не долго, ей ведь уже седьмой десяток идет…
Валя все это поняла сразу и задала очередной естественный вопрос:
– А много у нее денег?
– Ты думаешь, она до такой степени дура, что нам говорит? Нет, она жить в удовольствие не умеет, а что касается башлей очень даже соображает, как никак бухгалтером до пенсии работала. Знаем только то, что пенсия у нее три тысячи, в год, значит, тридцать шесть тысяч получается и эти деньги она с книжки не снимает. По нашим подсчетам на той книжке у нее никак не меньше двухсот тысяч уже лежит. А вот сколько она со своего скота выручает?… Наверное, не менее полумиллиона в год. Это брат с отцом как-то прикидывали. И еще точно знаем лишь то, что она каждый месяц в райцентр ездит, рубли на доллары менять. И где она те баксы прячет… знаем, что не на сберкнижке, где-то в доме, а где…
Хоть и поужасалась при виде специфических бытовых условий, в которых проживала тетка Валерия Валя, но после его объяснений, не сразу, но постепенно стала смотреть на Екатерину Михайловну примерно так же, как и Валера с его семейством. Чего уж там, действительно, раз не умеет человек жизни радоваться, а умеет лишь тяжело работать да копить… ну так и пусть, зачем ей мешать, чего-то объяснять и учить другой жизни. В такие годы человека уже не переделать. А то, что вся семья Валерия ждет, когда, наконец, деньги их родственницы просто упадут к их ногам как спелое яблоко с яблони… Что ж, аморально конечно, но если она сама не способна ими воспользоваться, так пусть хоть родичи порадуются. Потому Валя вместе с Валерием уже в ранге его невесты стала регулярно приезжать к Екатерине Михайловне. Она была с ней крайне вежлива и обходительна, попутно освоила «технику» хождения в туалет на «антрессоли». А когда Екатерина Михайловна давала им в обратную дорогу свежих продуктов, она уже не стеснялась брать и на свою семью…
7
Всему положен свой предел, и великому, и ужасному, и смешному. Предел двужильности Екатерины Михайловны стал просматриваться летом 2008 года. Она, наконец, на семидесятом году жизни стала ощущать свой возраст. Прежде всего, это выразилось в быстрой утомляемости. Она уже не могла с пяти утра до девяти вечера быть на ногах, в постоянном движении. Сон даже самый продолжительный не восстанавливал силы, не приносил бодрости. Потом, ее вдруг стали периодически мучить боли в желудке и груди. Она позвонила брату (кому же еще) пожаловалась. В ответ сквозь издевательский смех услышала:
– А чего же ты хочешь? Вспомни сколько тебе лет. Я вот на семь лет тебя моложе, а у меня чего только не болит, и ноги, и сердце, и жопа болит. А ты хочешь, чтобы у тебя в семьдесят ничего не болело!?…
В общем, утешил. Но Екатерина Михайловна за всю свою жизнь никогда серьезно не болевшая, чувствовала, что ее хворь вовсе не возрастная, что в ее организме, что-то серьезно «сломалось». Надо было ехать в районную поликлинику. Но хозяйство не отпускало, и она решила подождать, перетерпеть до зимы, чтобы сначала как обычно заколоть бычка, забить хряка… продать мясо. К тому же она надеялась, что ее чудо-организм все-таки сам переборет недуг, как он легко перебарывал все эти простуды-орз, или когда она босой ногой напарывалась на гвоздь или вилы, или когда ей своими рогами ломал ребра не в меру разбуянившийся бычок. На ней всегда все заживало, как на собаке. Может и сейчас пронесет, надо только перетерпеть, ей станет лучше и все войдет в обычную колею… Но лучше не становилось, боли не проходили, утомляемость только возрастала, пропал аппетит. И без того худощавая она стала сохнуть, превращаясь в живую мумию.
Родственники смекнули, что «яблоко» наконец вот-вот окончательно «созреет» и затаились. Екатерина Михайловна упираясь из последних сил, кое как дотянула до ноября и пригласила мужика, который всегда забивал ей скотину. Но на этот раз она решила забить сразу обоих бычков и старую корову, всех кур и уток… словно что-то предчувствуя. Родственники, конечно, за мясом приехали, и по ее внешнему виду с радостью констатировали – яблоко в виде как минимум нескольких тысяч, а то и десятков тысяч долларов вот-вот «упадет к их ногам», но вида не подали, и как обычно загрузившись мясом убрались восвояси. Таким образом распродав мясо и оставив из скотины лишь молодую корову, Екатерина Михайловна оставив ее на день под надзор соседке, которой продавала молоко дешевле чем другим, поехала в больницу… В поликлинике одним днем не обошлось. Целую неделю она моталась в райцентр, проходила обследование, сдавала анализы, делала флюорографию. Ей, никогда по настоящему не лечившейся, все эти мотания и сидения в очередях и сами лечебные процедуры показались невероятно мучительными и лишенными понятного ей смысла. К тому же они отрывали ее от дома, от хозяйства. Она даже пришла к мнению, что ее обследование затягивают намеренно, наверное, врачи, выяснив, что она по местным меркам достаточно состоятельна, таким образом подвигают ее к мысли дать им взятку для ускорение процесса. Конечно, Екатерина Михайловна никакой взятки давать не собиралась, продлись это хождение по медицинским кабинетам хоть месяц. Но ее торопила та приятельница, что оставалась за нее на хозяйстве. Она уже через три дня стоном стонала, хоть и была на двадцать лет моложе Екатерины Михайловны.
Наконец обследование завершилось и Екатерина Михайловна поехала в поликлинику в последний раз, уверенная, что ей пропишут лекарство и, возможно, какие-нибудь лечебные процедуры, диету и тому подобное. Но ее попросили пройти в кабинет к главврачу. Такого к себе внимания Екатерина Михайловна никак не ожидала. Причем здесь главврач, если ей всего лишь нужен рецепт на лекарства, да рекомендации по лечению? Неужто все-таки с нее будут вымогать взятку на самом «высоком» уровне. Но главврач завел разговор не о деньгах. Он задал совершенно неожиданный вопрос:
– У вас есть родственники?
– Есть, брат и племянники… Но они далеко живут, – отвечала удивленная Екатерина Михайловна.
– Детей нет? – продолжал задавать странные вопросы главврач.
– Нет, – ничего не понимала Екатерина Михайловна.
– Ммда, – покачал головой главврач. – А этот ваш брат он смог бы сюда приехать?
– Куда, в поликлинику!? – она реагировала уже с нескрываемым раздражением.
– Ну, да.
– А зачем?… Нет, он не приедет, – голос Екатерины Михайловны вдруг сорвался. Она поняла, что врач не говорит ей что-то важное и неприятное для нее и собирается это сказать брату. – Доктор, моему брату до меня нет никакого дела. Так что вы можете то, что хотели сказать ему, сказать прямо мне, сейчас. Я что, чем-то серьезно больна?
Главврач, не ожидавший такой прямой постановки вопроса, несколько растерялся:
– Да, как вам сказать… Пока ничего конкретного мы вам сообщить не можем. Дело в том, что вам необходимо пройти обследование в специализированной клинике.
– Это еще зачем? Неужто за неделю вы не определили что со мной?… Нет, я не могу больше обследоваться, у меня дома корова.
