Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cкорпион cамки
Блефаропластика прошла, вроде, удачно. Добирались домой довольно мучительно – вечерний час пик. Сладкий вел «Джетту» в угрюмом молчании. С той же каменной мрачностью довел меня до квартиры. Помог раздеться. Уложил на кровать.
И тут же засобирался свалить.
Якобы в больницу к отцу. А как проверишь? Не звонить же мне свекру: вы правда при смерти? Или так? Может, опять умотает на яхту. А может, куда и похуже. С него станется. При практически обездвиженной и ослепшей жене. После операции мои веки едва отрывались, я могла видеть не далее одного шага, хирург обнадежил, что ближайшие двое суток отек будет нарастать, а потом станет рассасываться, но в первую ночь показан абсолютный покой.
И все-таки я увидела. Прыщ. Назревший розовый знак на носу моего мужа. По народным приметам, это значит, что кто-то о нем думает. Глупое суеверие. И все же, закопошились неприятные мысли. Возможно, я не обратила бы внимания, если бы Сладкий не сосредоточился перед зеркалом, не выдавил бы эту дрянь, не прижег бы одеколоном – а после придирчивого рассмотрения еще и не затеял бы бриться, чего никогда на ночь не делал.
Он уже нагнулся и зашнуровывал обувь, когда я преградила собою дверь.
– Что происходит?
– Ничего особенного. Если не считать того, что мой отец при смерти.
– И ты, на ночь глядя, поедешь в больницу…
– Тебе-то что за печаль…
– Я тебе не верю.
– Твои проблемы. Но прошу, не отравляй мне жизнь до полной невыносимости. – Он распрямился и шагнул на меня, нацелившись к выходу.
Я прижалась спиною к двери. Веки пылали.
– Ты останешься дома!
– А вот и не угадала!
– Ты останешься сегодня со мной!
Он мне под нос – шиш.
– Знаю, куда ты намылился! Вижу тебя насквозь!
– Не собираюсь перед тобой оправдываться! А ну отвали, штопаная совесть!
Замахнулся. Я инстинктивно прикрыла лицо. Он одумался, вспомнил: руки со мной распускать нельзя. Ему ли не знать. Стоял, весь дрожа, сжав опущенные кулаки, стиснув губы, тараща налитые черной ненавистью зрачки.
Не знаю, сколько мы так простояли в безмолвии ярости. Наконец, он сказал:
– Тебе нельзя волноваться.
Догадался. Прекрасно! Какой заботливый муж!
– Да пошел ты! – Оттолкнула и слепо двинулась вглубь квартиры.
11
В офисе царили тишь да безлюдье.
Уже был июль, многие разлетелись по отпускам. Мое появление в темных очках существенного внимания не привлекло. Это слегка успокаивало. Но только слегка. Я медленно шла по кондиционированным коридорам, поеживаясь от противоестественного холода. Потому что в первый же день окончания моей двухнедельной отлучки позвонил Топик и вызвал на совещание.
Когда вызывает начальник, это, как правило, неприятно. Вдвойне неприятно, когда требует срочно приехать. И уж совсем неприятно, когда выясняется, что совещание пройдет в его кабинете, с глазу на глаз, за плотно закрытой дверью.
Оказалось – ничего личного, только бизнес. Уже хорошо. Только расслабиться все равно не пришлось. Он задумал решающую операцию по секретному продвижению «Лавеума» на позицию национального бренда номер один. Речь шла о поездке, ни много, ни мало, в Майями, Флорида, США. Там собирается Всемирный симпозиум по психиатрии. От нашей страны тоже планируется научное представительство. Ну, и кто профинансирует эту поездку? Мы! «Нордфарме» плевать на всех этих чокнутых профессоров. Наш фокус прицела – Главный федеральный психиатр. В результате вывоза на курорт, под который ему переводится тайная сумма, он должен понять, что «Лавеум» следует ввести в тот самый бюджетный список, а добиться надежного понимания должна будет личная сопровождающая.
– Короче, делай, что хочешь, но чтоб ВИП-заказчик был наш…
Вышла от Топика в некотором оглушении. Меня преследовали последняя его фраза и ледяные глаза безжалостного деляги. Для него люди – всего лишь промоматериал. Упырь. На что он меня, подлец, толкает? За кого принимает? Высокоэтичная компания, да уж… Хотя, с другой стороны… В Америке я еще не бывала… Почему бы и нет? Плюнуть на все – и махнуть. За счет корпорации.
Сев в машину, я позвонила Виктору.
– Куда вы пропали? – Он обрадовался, похоже, искренне.
– Была в отпуске.
– Хорошо отдохнули?
– Не очень. Надеюсь, все впереди. У меня к вам предложение, от которого нельзя отказаться…
Идею с Майями Виктор нашел интересной. Он был в курсе планируемого симпозиума, и даже подумывал полететь туда за свой счет. Ну, а раз «Нордфарма» выступила с инициативой… Это просто чудесно!.. Уточнил, действительно ли сопровождающей буду я. Подтверждение его заметно развеселило, и мы немного еще поболтали не без оттенка легкого флирта.
Позвонить что ли мужу, похвастать Майями?.. Пожалуй, не стоит. Не сглазить бы…
Несколько дней я занималась никчемной работой, не имеющей никакого значения по сравнению с запланированной на август поездкой.
Неожиданно мне позвонила Дашка.
Сказала, у нее серьезное дело. Нетелефонный, секретнейший разговор. Просила пересечься где-нибудь в городе. Я смекнула, что в кафе мне придется снимать очки, поэтому шпионскую встречу назначила у Парка Культуры.
Как я и предполагала, дело касалось Топика. Он решительно вознамерился с Дашкой порвать. Она столь же решительно не собиралась сдаваться, и будет бороться за их отношения до конца. Уж не знаю, какой хеппи-энд она себе рисовала. Между тем конец маячил довольно-таки неприглядный: на ее преследования Топик пригрозил увольнением. Она будет вынуждена встречно его шантажировать: обнародовать их роман. В соответствии с заповедями «Красной книги Нордфармы», интимные связи внутри компании сурово караются. Так что, если дело примет крутой оборот, неизвестно еще, у кого рухнет карьера: у беззащитной женщины или у топ-менеждера корпорации.
Мы брели по красивым дорожкам летнего парка. Визжа, грохотали «американские горки». За рекой безмолвно белел ресторан-теплоход. Тот самый.
Я вдруг осознала, что Майями – под реальной угрозой.
Ведь проект запланировал, собственно, Топик, основное его содержание держится в строжайшем секрете, все еще вилами по воде писано, и если у Топика возникнут проблемы… А они возникнут, в ближайшее время, как пить дать.
– Слушай, подруга… – Дашка сощурилась. – Помнишь последний кик-офф? Ну, как он ко мне лез. В смысле, Топик… Ты же видела, правда?..
Я промолчала.
– Если он и дальше будет козлить, я пожалуюсь в отдел кадров. Посмотрим, как он запляшет…
Я напряглась.
Остановившись, Дашка пристально на меня уставилась. Я поплотнее надвинула темные очки на глаза.
– Если завертится настоящее дело, и соберут этическую комиссию… ты ведь подтвердишь, что он ко мне домогался, правда?..
Виктор начал периодически мне позванивать. Как дела? Как настроение? Как сама-то? Наше общение словно заплутало по призрачному лабиринту, вроде и приближаясь, но не выходя на прямой разговор. Недалекое прошлое, где нас свела психотерапия, с тщательной вежливостью ни мною, ни им не затрагивалось. Но столь же интеллигентно избегалась и тема ближайшего будущего – обоюдно умалчиваемый образ Майями. Иногда мне казалось, что ему просто забавно со мной поболтать; иногда – что он хочет узнать информацию, да стесняется; иногда – что он вовсе забыл про Всемирный симпозиум; а иногда – что поездка оплачена независимо от меня, и возможно – совсем не «Нордфармой».
Наконец он спросил, как там наша поездка? «Наша»! Под угрозой, откровенно призналась я. Не стала вскрывать интимную подоплеку, сказала только, что в «Нордфарме» проблемы, не исключены серьезные кадровые изменения и, как следствие, коррекция стратегических планов.
– Если вы не поедете, я огорчусь, – заключил Виктор.
Он произнес это не с сухостью ВИП-заказчика, но с печалью, как мне показалось, близкого друга. Я внезапно почувствовала: Виктор – мой шанс. Не знаю, на что конкретно – но шанс. В сердце взыграла сладкая и тревожная музыка.
В офисе между тем стояло глухое затишье. Топик меня больше не вызывал, а сама я остерегалась дергать его почем зря. Кто я такая? Да и вообще. На все воля «Нордфармы». Как-то раз мы столкнулись с ним в коридоре, он взглянул сквозь меня, прошел и не поздоровался. Выглядел он осунувшимся, как при болезни. Мне невольно сделалось его жалко.
Иногда я пересекалась и с Дашкой. К шпионскому разговору она тоже не возвращалась. Поболтаем, так, ни о чем, и разойдемся своими дорогами. Будто и не было между нами никакой женской тайны. Но случалось, среди маскировочной болтовни, она полоснет острым пристальным взглядом – и меня обожжет осознание подковерной войны, и бросит в дрожь паутина неизбежного заговора.
Малодушие. Я ей пообещала. Свидетельствовать. Если соберется этическая комиссия. Дружеский долг. Женская, так сказать, солидарность. Я должна подтвердить, что видела факт домогательства. Кто к кому домогался, остается за скобками правды. Голая правда губительна в любом случае. Никогда я не думала, что быть свидетелем почти так же тяжко, как потерпевшей. И уж точно не думала, что, помогая подруге, буду вынуждена вредить самое себе.
