Игорь Соколов - Ураган
Это должно было когда-нибудь случиться, возможно, что ты даже предчувствовал как-то смутно, не успевая запомнить свои тревожные предчувствия, но однажды ты открыл дверь и увидел его, жалкого, тщедушного и мерзко обнаженного с твоей безумной женой… И в самом деле ее болезнь, ее уродство и в какой-то степени ее ощущение своей бессмысленности толкнули ее к этому безумству.
– Сейчас, я уйду, – сказал он, вставая с постели и как бы давая тебе понять, что из-за этой уродины не стоит на него напрасно обижаться, тем более, что она сама этого хотела.
Но ты ударил его наотмашь ладонью, а она закричала, тут же заголосила, как сумасшедшая…
И ее крик – та же режущая боль, боль, режущая пополам твое сердце.
Бывший друг – поэт торопливо одевался, с испугом глядя на пролетающий мимо него ошалелый взгляд неудачника, который всю свою жизнь хотел посвятить ей, этому страшному, обрубленному почти со всех сторон куску мяса, в котором все еще безнадежно существовала ее Душа, душа твоей давно возлюбленной. Плакала возле тебя..
Наконец, он ушел и вы остались одни… Долгое время ты стоял, как бы обдумывая вашу дальнейшую жизнь. Потом сел возле нее на постель и как-то странно неестественно сдавил ей горло. Она закричала и еще долго хрипела, пока ты не отпустил ее и не заплакал сам.
– Отдай меня родителям, – безвольно сказала она, поеживаясь и поджимая под себя обрубки…
– Хорошо, я подумаю, – сказал ты спустя некоторое время и вышел из дома. Тебе было необходимо куда-нибудь быстро уйти…
В любую грязь, на ветер и под дождь,
Лишь бы не смотреть в глаза ей долго.
Потому что в них застыла ложь,
И в твоих глазах она уже блеснула…
Все связано в земле единым корнем,
Пускающим побеги прямо в бездну…
Ты долго бы, наверное, ходил…
Страдал и грезил вашим мертвым прошлым,
Но было грязно на душе, как под ногами…
И пошлый мир отмечен был словами,
Которые ты сам в себе носил.
И потом в себе копаться бесполезно,
Даже если что-нибудь найдешь,
То скорее прыгнешь с мраком в бездну,
Чем поприветствуешь торжественную ложь…
Итак, ты шел домой, она дрожала
В тот миг, когда ты поднимался вверх.
Одной-единственной рукой петлю держала,
Себе на шею надевая, словно грех…
Еще немного бы, и было слишком поздно…
Открылась дверь, она сорвалась с кресла.
И ты вбежал, когда она повисла…
И быстрой хваткою опять ее поднял,
Расслабил петлю на ее затекшей шее…
Потом стремянку вовсе оборвал…
Поцеловал ее и вновь заплакал…
Так ты еще не плакал никогда…
Она тебя любила и боялась,
И, кажется, твоей была всегда…
Судьба, увы, над вами зло смеялась,
А время пролетало без следа…
– Нет, я тебя никому не отдам, – безотчетно произнес ты и сам тут же поверил в это и прижался к ней щекой, и ваши слезы смешались, как ваши грехи… Только вы блаженно улыбались и, словно дети, были робки и тихи, когда над ними пасть ужасная вздымалась… в ночную пору, посещая сны…
Тот человек решил создать эксперимент,
Залезть в твой дом, проверить ваши чувства,
Поковыряться в ее раненой душе,
Забаву справить с ее жалким телом,
Чтоб где-нибудь похвастаться потом,
Каким он был единственным скотом,
Рога наставил мужу инвалидки…
И даже шутки ради позвонить…
И голосом чужим тебя поздравить…
И это сделал он, но ты узнал
Его ехидно обрывающийся голос…
Едва сдавив внутри свой грязненький смешок,
И дырявой маской прикрываясь…
Он тем самым смертный приговор…
Себе же в тот же миг и подписал…
Ты чувствовал в своей душе укор,
Ккогда убийцею всходил на пьедестал.
Наверное, его простить ты мог…
Раз всех земных существ прощает Бог…
Да, он прощает, он здесь не живет…
В то время, как ты здесь в сплошной грязи…
Его не просишь мир очистить иль спасти.
Ты веришь в Бога – словно его нет…
Тебе поверить легче в разный бред…
Не потому ль, что всякая беда —
Без божьей помощи вторгается сюда…
Итак, ты был охвачен духом мщенья…
Из целительно-многообразных средств…
Отдал ты предпочтение стремленью…
Своей рукой поставить негодяю крест…
Пусть и чужая Смерть грозит гримасой скверной…
Но с древности закон мы этот чтим —
Толкать людей нам неугодных в бездну…
Как будто лишь по Смерти их простим…
Не зря же о костра взлетает дым…
По праву сильного один другого ест…
И только мысль одна возобладает…
Со смыслом прах земля съедает…
Душа торопится в пасхальный благовест
Покинуть это тающее тело…
Ее влечет страна уже иная…
Едва знакомая по обитанью мест…
Тебя же закружила в мыслях месть…
Ты нож достал, похожий на кинжал…
И лезвье с дрожью нервною потрогал.
Вдруг замутило от предчувствия крови…
Тебе, предавшего в своем безумстве друга…
Ты мысленно читал его стихи…
Они бесстрастны были, как грехи…
Со смертью легшие в кладбищенское ложе…
Сравнить их можно было с музыкой стихий…
Так вот змея, вмиг сбросившая кожу…
Себе мудрей казалась и моложе…
Хотя была бессмысленно стара,
Больна и часто суеверна…
Как исколотая временем Душа,
Стремящаяся прахом только в бездну…
Останови же миг первоначальный,
Тот самый миг, когда решился ты убить,
Когда вся жизнью тебе уж не казалась тайной
И ты не мог его как сам себя простить…
Твой страх пропал в твоем тревожном вздохе,
Когда от жалости смертельной ошалев,
Разгневанный, как Бог в чужом пороке…
На мир весь зарычал, как в клетке лев…
Потом холодным стал, как будто камень…
Устав, забылся, замер без лица без лица…
Внутри себя подслушивая память…
Ты думал, где настигнуть подлеца…
В каком случайном месте нож направить…
И сердце его мерзкое пронзить…
Чтоб захлебнуться после в горестной отраве…
И может, даже вместе с ним почить…
Или в тюрьму пойти, как в дом родной…
Приняв за благо наказанье…
Чтоб обрести в своей Душе покой…
Смиренно пав во тьму существованья…
Все, что угодно, мог измыслить ты…
Ведь буря с гневом порождают хаос…
Могилу —черви, как любовь – мечты…
А он же смерть свою, или ошибка вкралась…
И ты напрасно метишь в черные кресты?!
Тебя уже ведет куда-то жалость…
Но нет, готов и сам так умереть…
И на себе такой же крест поставить,
Раз под ногами исчезает твердь,
То страсть велит бросаться головами…
И дело свое страшное вершить…
Вот так ты ночь в бессоннице провел, когда твоя неверная жена, обняв единственной рукой тебя, – спала…
А ты, прижавшись грустно к ней, заранее обдумывал убийство того, кто ей недавно обладал, Того, кто в прошлом звался твоим другом…
Так вот промчалась ночь, за нею день…
И вечер наступил вполне зловещий.
Когда уныло прозябают вещи…
И человек похож становится на тень…
Речь про тебя веду, двойник мой разъяренный…
Ты притворяешься бесстрастным палачом,
Боясь прослыть посмешищем позорным…
Безмолвно к жертве приближаешься с ножом…
Меж двух домов в глухом пустынном сквере…
У облезшей старой выцветшей скамьи…
Вы встретились без слов – ты был уверен,
Он в этот миг писал свои стихи,
Задумавшись и глядя часто в небо,
Оон не заметил, как подкралась тихо Смерть…
Удар ножом… мгновенный слева…
И он упал… заплакал в страхе умереть…
Еще секунда, и его не стало…
Один лишь труп перед тобою в темноте…
Лежал, как будто вырванное жало.
Змеи, нашедшей казнь по слепоте…
Ты вдруг почувствовал, как сердце твое сжалось…
Как вдруг нечаянно скатилась вниз слеза…
О, грешник! Ты казнил его, но жалость
Теперь казнила также и тебя…
Так женщина, чье тело взял насильник…
Отчаянно скребется в мир иной…
И тело ее словно прах могильный…
Насильнику вдруг кажется тюрьмой,
Вот так и ты, измученный собою,
Пытаешься сорваться в мрак любой,
И, словно зверь, бежишь, объятый страхом…
И слышишь смех его, хотя давно он мертв…
Несчастный, одинокий, бесполезный…
Ты возвращаешься как в ад, к себе домой…
Нож на груди, в кармане свернут тряпкой…
Его отмоешь ты, но только не себя…
Жена тебя встречает, как и прежде…
И вроде все забыто между вами,
Но с этих пор вся жизнь твоя – театр!
Теперь тебе всю жизнь играть словами…
И ждать со Смертью вечный свой антракт…
Твоя жена – бедняжка рада была видеть…
как ты без умолку весь вечер тот болтал…
Шутил, смеялся, прыгал, словно клоун…
На плечи брал ее, изображая лошадь…
И от стены к стене по комнате носил
Ее… как самую бесценнейшую ношу…
И только этим счастьем в миг тот дорожил…
Все беспокойство спрятав в буйных ласках…
Ты веселил ее до самого утра,
Желал забыть ты вместе с пролитой кровью
Вмиг убитого тобою сизаря…
Иногда в человеке возникает такое чувство, что он живет не своей жизнью, что эту жизнь вместе с телом он как бы вроде взял напрокат…
