Дмитрий Вощинин - Время иллюзий. Третий глаз (сборник)
– Это убедительно.
– Существует поверье, Георгий Алексеевич, что сам Гитлер был большим поклонником всякого такого тайного и считал себя посвященным. Третий Рейх искал связи своей идеологии с древними учениями, организовывал экспедиции на Тибет, но ничего не нашел.
– А может, эта информация только для избранных?
– По мнению теософов, предвестниками арийской или пятой расы были конкретные люди: иберийцы, пеласги, лигурийцы, скифы, этруски… Говорили, что и Сталин тоже интересовался этими экспериментами…
– И Вольф Мессинг, великий маг и фокусник того времени многое ему предсказал достаточно точно.
– Мессинга я считаю выдающимся специалистом по глубокому анализу, который давало ему возможность предвидения.
Что касается Гитлера и Сталина, мы знаем об их ошибках.
Возможно, они были причиной именно этого увлечения.
А по большому счету убежден, что это – западня. Хоть я и не верующий, но выражение «Не сотвори себе кумира» здесь очень правильно…
– Действительно, это верно, но там есть продолжение: «кроме Бога своего» – улыбнулся Егор.
– Часто мне вдруг приходит мысль, что кто-то мешает, направляет нас по ложному пути, и эта борьба пока не равная. В то же время не порыв, а осторожность делает человека мудрым.
– Мне кажется, вы провидец, Борис Абрамович! А я даже знаю, кто все это делает.
– Вы шутите?
– Мне не до шуток.
– Видите ли, Георгий Алексеевич, с годами я прихожу к мысли, что жить просто – совсем не просто.
– Я это уже слышал.
– Главное – радоваться жизни и всему вокруг.
– Вы будете долгожителем, Борис Абрамович!
– Уже поздно, улыбаясь, произнес сосед, – Пойду в свою берлогу. Приходите ко мне завтра. Будем также пить чай.
– Обязательно приду.
Егор с хорошим настроением проводил его до калитки.
Перед сном он подумал: «Можно понять верующих людей. В вере главное, что ты не одинок, и кто-то тебя может понять… Пусть это даже будет только один Всевышний»
7
После размеренного больничного распорядка спалось на даче прекрасно! Ночи стали уже прохладными. Природа готовилась к замиранию.
Утром в хорошем настроении Егор посмотрел в окно. Кругом бело.
Трава и листочки деревьев покрылись лазурной белизной после ночных заморозков. Вся зелень, опавшая листва, крыша сарая и бани оказалась под белой простыней.
Белый квадрат… Эта строгая, умиротворяющая белизна удивительно привлекала и в то же время щемила сердце непонятной тревогой.
Хотелось побороть в себе страх замирания природы и скорее увидеть ее вновь в разноцветных красках жизни. Егор ощутил в этой короткой минуте затаенное желание начать все с чистого листа.
На столе раскрытый томик Жуковского. Он прочитал:
«Есть светлая сторона. Мы ее не знаем, но верим, что она есть. И сия вера подобно действию начинающегося утра на затворенные очи спящего юноши, когда еще играют над ним сновидения ночи.
В сей стороне обитают первенцы любви Божией»…
Размышления автора о судьбе человека, как пылинки в огромном бесконечном мире, завораживали.
Уже через час от утреннего белого покрывала на улице не осталось и следа.
Егор умылся, вышел на воздух. Прогулялся по саду. Утренняя свежесть успокаивала и омолаживала тело.
Спелые яблоки красиво выделялись на ветках. Собрав с земли несколько крупных и сочных плодов, он отнес их на кухню.
После завтрака Егор, не спеша, подошел к этюду.
Постоял, внимательно посмотрел, подправил едва видимые под листвой стволы деревьев. Сделал их темнее, выразительней. Вблизи добавил несколько падающих листьев под неуловимым движением воздуха.
В общей желтизне листвы эти детали придавали этюду глубину и пронзительность восприятия пойманного взглядом момента.
Вверху открыл больше неба, оно стало более размытое, серое, напряженное с очертанием едва видимого треугольника.
«Вот это уже можно везти», – с удовлетворением подумал он, – Надо купить красивый подрамник… И везти картину к одуванчикам».
Было уже около полудня, когда он начал собираться в дорогу. Взял небольшую дорожную сумку.
«Надо заехать домой, взять кое-какие вещи и денег из последних запасов», – подумал он про себя.
Одеваясь, он рассыпал на пол мелочь, которая раскатилась по всей комнате. Собирая монеты, он увидел под кроватью пачку долларов, упавшую туда еще весной. О ней он совсем забыл. Отодвинув кровать, он взял пачку в руки. Едва державшаяся на ней бумажная лента треснула, и деньги рассыпались в руках.
– Странно! Как будто сами просятся в руки, – прошептал он.
«Надо разменять и раздать нищим», – пришло ему в голову.
Выйдя из дома, в нескольких шагах от калитки он увидел своего соседа.
– Вы в Москву?
Егор утвердительно кивнул.
– Не в службу, а в дружбу. Если попадется садовый вар, возьмите пачку – надо подмазать растрескавшуюся яблоню к холодам.
– Постараюсь найти.
– И жду сегодня на чай.
В Москве Егор был около трех часов. Зашел на несколько минут домой, встретил сына. Встреча была радушной. Здоровье отца радовало Александра.
– Знаешь, отец тебе звонили со старой работы, просили зайти.
– Спасибо, зайду.
– Когда ты переберешься на квартиру?
– Пока еще поживу на даче, а там будет видно. Как твой бизнес? – поинтересовался отец.
– Потихоньку,…но я немного разочаровался в быстром успехе.
– Ну вот, ты взрослеешь на глазах. Советую восстановиться в институте.
– Я подумаю.
– Как мама?
– Ничего, вечерами сидит дома…
Егор взял некоторые вещи, немного денег и направился к двери.
– Я пошел!
– Заходи! Я всегда рад тебя видеть, – улыбался сын.
Он весело похлопал его по плечу и вышел.
Уже на улице, вспомнив о своем намерении раздать нуждавшимся оставшиеся случайные деньги, Егор недалеко от дома обменял зеленые бумажки и положил их в отдельный карман.
Проходя мимо знакомой пельменной, он решил посмотреть в глаза чуть не отравившей его продавщице. Народу было немного.
Егор подошел к прилавку.
– Хозяюшка, а водочка-то у тебя паленая, – пристыдил он.
– Какая есть. Не нравится, не бери.
– И не жалко травить народ?
– Какую мне принесут, той и торгую. Вот они вышли отсюда, и мне до них никакого дела нет. Понимаешь, ты? Лучше иди по добру …
А то позову хозяев, – тихо выдавила она.
– А кто у тебя хозяева? Небось, приезжие?
– Не чета вам, алкоголикам.
Егор безнадежно пошел к выходу. У окна сидел пожилой не очень опрятно одетый мужчина и смотрел в окно.
– Возьмите гражданин, – протянул он крупную купюру, – Только я прошу вас, уходите отсюда. Здесь могут отравить!
– Да-да, спасибо! – улыбаясь и не веря своим глазам, благодарил мужчина.
Проходя пельменную, в широкое окно он увидел, как мужчина уже шел к стойке. Егор с тяжелым сердцем пошел дальше.
Он подавал еще несколько раз в метро. Просящие люди часто стояли равнодушно с листками или плакатами: «Помогите ради Христа» или «Умерла мама». Как не кощунственно было думать об их проблемах, но Егор по-настоящему не видел в их глазах ни Христа, ни ушедшей ласковой заботливой мамы. Почти все просящие инвалиды были одеты в камуфляжную военную форму.
«Егор Алексеевич, каким же вы стали дерьмом со своими мыслями», – подумал он. У каждого своя философия и осмысление горя, потерь, унижения.
В памяти Егора остались на всю жизнь глаза просящей немолодой женщины. Им невозможно было не поверить.
Это было в начале перестройки, которая тупо и безжалостно разрушила судьбы некоторых доверчивых и чистых людей.
С высохшими слезами на потерянном лице от безысходности случившегося она стояла около Елисеевского магазина, посреди равнодушно спешащих людей.
Глаза, наполненные тревогой не за себя, а за близких.
Было видно, как ей нестерпимо стыдно стоять вот так.
Что совсем недавно она себя переломила, заставила выйти на подаяние. Вся ее душа протестовала против этого падения.
Но горе или утрата делала ее ответственной за других, может быть, меньших, совсем беззащитных…
На Петровке Егор зашел в художественный салон, выбрал красивый темный багет и попросил разрезать его на нужные размеры.
Потом в хозяйственном отделе бывшего ЦУМа купил нужный другу садовый вар. В кондитерском взял сухой торт «Чародейка».
Все это удобно уместилось в сумке.
После небольших раздумий он купил карточку и набрал знакомый номер. Телефон долго молчал, но как всегда неожиданно он услышал до боли знакомый голос:
– Слушаю.
– Это я, Вика.
– Гера! А я все время думаю о тебе. Куда ты пропал! Будто навсегда.
– Был в больнице. Твой красивый телефон, не знаю, куда-то пропал. Так что извини, сейчас звоню из автомата.
– Бог с ним телефоном. Главное ты нашелся! Я ужасно тоскую…
– Я тоже жду встречи.
