Александр Лапин - Утерянный рай
– Эй, мужики! – раздается снизу голос тетки Натальи. – Вы что там, уснули? Панели пришли.
Дядя Федор мечется к оконному проему. Посмотреть. В аккуратный промежуток между домами осторожно втягивается тяжелый трейлер, загруженный панелями. Вот он свистнул воздухом в тормозной системе. Поднял пыль при торможении. Остановился. Усатый водитель выглянул из окошка:
– Эй, ребята! Где здесь бригада Мукашева? Панели привез!
– Вот сволочи! – выругался дядя Федор. – Мы с утра стоим. А им все везут и везут.
– А как же, им надо национальный кадр поддерживать, – откликнулся сварной Романов.
– А чо, Федор сидел, что ли? – улучив мгновение, потихонечку спросил Сашка Валерку Хана. – А за что?
– Ты, парень, таких вопросов не задавай. Время такое было, – Хан притушил и бросил сигарету в окно. Проследил за ее полетом и добавил: – Это было так давно, что никто и не знает, за что. Но мужик он справедливый, хотя и крутой. Тебя, стропаля, вон как гоняет. Ему уж на пенсии давно пора быть. Но он не хочет уходить. Монтажник от Бога.
Наверху появился бригадир их комплексной строительной бригады Вася Беседин. Коренастый, лысый, морда красная от холода. В прорезиненном плаще, сапогах и кепке с пуговкой он похож на одетого бобра.
– Поеду ругаться в контору, в СМУ! – Трясущимися от ярости руками бригадир достал беломорину и швырнул пустую пачку на пол. – Это ж надо, совсем одурели. Все тащат для бригады Мукашева. А мы будто и не люди вовсе!
– Национальный рабочий класс создают. Своих героев! – дядя Федор поднес бригадиру огоньку.
Вася глубоко затянулся, чуть успокоился, снял кепку. Лысина под нею в отличие от багрового лица была желтая, с редкими волосками впереди и на макушке. Он почесал ее и добавил, крепко выругавшись:
– Это политика разве? Панели в первую очередь Уразу. Лучшие люди – Уразу. Наряды закрывать хорошо – Уразу. А мы что? Что мы, хуже работаем, чем его бригада? Ну, скажите мне, мы хуже, что ли? – обратился он к окружающим. – Нам детей кормить не надо?
Все вокруг потупились. Промолчали. Они знали, что их бригада работает нисколько не хуже. Тем более сейчас они и люди Мукашева перешли к конвейерному методу сборки многоэтажек, где все завязано на поставки с комбината.
Если раньше панели сначала складировали, а потом из них собирали дом, то теперь они должны ставить их прямо с машин, строго по графику. Этаж за этажом.
А тут какой уж эксперимент, когда вовсе нет поставок. Ни по графику, ни без него.
Обидно, что, пока они стоят, к Мукашеву уже пятый трейлер пришел. Потому что он казах. Партия поставила задачу создать национальный рабочий класс. Идет это дело туго. Сыны степей на стройках и заводах работать не хотят. Менталитет такой. Поэтому тем, кто идет в рабочие, создают тепличные условия. А из более-менее толковых искусственно выращивают героев и маяков. Глядишь, под шумок и другие подтянутся. Ну и рапортовать в Москву надо. Дело, мол, идет. И пастухи уже переквалифицируются в строителей, токарей, слесарей.
Может, для общей политики оно и важно. Но для конкретных живых людей обидно. Чем они хуже? И почему должны меньше зарабатывать? Мукашевцы уже на седьмом этаже. А они с четвертого никак не вылезут.
Бригадир пошумел-пошумел и, хотя понимал, что скандалить бессмысленно, все-таки сел в попутный КамАЗ и поехал в контору. Крутить хвосты.
Вернулся он через пару часов. Красный как рак. Даже не красный, а багрово-красный, с сизым отливом. Молча прошел в свой синий вагончик. Посидел там. Попил водички. И вылетел, как вихрь, на стройплощадку, где и разрядился:
– Ну, чего расселись-то? Давайте хоть мусор на втором этаже начнем убирать! Дубравин с Романовым, возьмите кувалды! Пробьете в вентблоках новые отверстия! Палахов с Ханом, поможете Наилю! Бетон пришел…
– Не надо было те блоки в санузлах ставить. Они же неправильные, окошко не там. А теперь корячься, пробивай! – заныл Романов.
– Какого черта! – сорвался бригадир и чесанул отборным матерком. – Не нравится работа – убирайся к Мукашеву!
– Да я чего? Да я ничего!
– Ну тогда молчи! Сам, что ли, не знаешь, как было? Вместо нужных вентблоков ставили те, что присылали с комбината. Так сейчас хоть четыре этажа имеем. А то вообще сидели бы лапу сосали. Вот пока есть время, надо слева пробить отверстия. А те, что справа, – замазать и заштукатурить! Ну, идите, – уже более примирительно добавил он.
– Айда, Сашка! – сказал Романов, снимая свою маску и подхватывая цельнометаллическую, сваренную из кусков арматуры кувалду.
– Мы ж монтажники, – ехидно заметил Дубравин, надевая грубые рукавицы.
– Так бригада у нас все равно комплексная, – не заметив подначки, ответил тот. – И бетон, если надо, таскать по подвалам будем, и шпонки забивать раствором. И кувалдой поорудуем. Пошли!
Брызнула из-под кувалды бетонная крошка. Поднялась столбом цементная пыль. Тук! Тук! Сначала бьет один. Потом другой. Вот такой конвейер получается. Пробили дырку. Умотались. Взмокли. Перешли этажом выше. Присели у стенки передохнуть.
– И что, так всегда было? – спросил Сашка. – Ну, с этой бригадой Мукашева?
– Я раньше у него работал. Сам-то он мужик нормальный, Мукашев-то. Знаешь, рукастый такой. На любую технику сел – поехал. Его начальство разбаловало. Тянет, хочет героем сделать. Чтоб, мол, и в нашем СМУ был Герой Социалистического Труда. Вот и создают условия… Ну, ладно. Встали. Надо все этажи сегодня пройти. А то Вася орать будет.
– А остальные что делают?
– Он всем найдет дело…
– Знаешь, а я, пожалуй, про это безобразие в газету напишу. Пусть задумаются.
– Да брось ты, Сашка. Кто это напечатает тебя?
– А я все равно напишу! Нельзя так!
– Ну, смотри сам, Санек!XIX
Задание ему дали. Случилось это уже летом. На неприметной явочной квартире КГБ, которая располагалась в новеньком, только что отстроенном доме Олимпийской деревни.
Они сидели на кухне, обставленной простенькой, но иностранной мебелью. Маслов – как всегда, спортивный, целеустремленный, коротко стриженный, глаза красные, усталые, да седина потянулась от висков вверх – торопливо ставил ему задачу:
– Ты ведь из Казахстана? Из Усть-Каменогорской области?
– Ну да. Поселок Жемчужный, – недоумевая, к чему он клонит, ответил Казаков.
– Мы, в общем, подумали и все-таки решили, что, пожалуй, лучше всего тебе на этой Олимпиаде поработать в составе одной из туристических групп, которые будут приезжать из республик и областей в Москву. – Маслов наморщил лоб и почесал его шариковой ручкой. – Нам кажется, что это будет наиболее эффективно. Ты молодой. Из местных. Тебя примут за своего.
Он помолчал секунду, затем добавил:
– Вылетишь в Алма-Ату. Там в ЦК комсомола в «Спутнике» оформишь документы. Тебе дадут путевку, билет, координаты руководителя группы туристов из Усть-Каменогорской области. На Олимпиаду поедут молодые активисты, передовики производства, спортсмены, но все-таки за ними надо будет приглядывать. Твоя легенда простая. Ты секретарь комсомольской организации из этого вашего… как его?..
– Жемчужного!
– Во-во! Оттуда. Заодно дома побываешь. Новости узнаешь. А потом вместе со всеми отправишься сюда, в Москву. Посмотришь с группой Игры…
– А возвращаться обратно надо? Ну, туда?
– Нет, не надо! Придумаешь что-нибудь. Например, что тебе нужно к родственникам в Рязань. Или еще куда-нибудь.
– Понятно. Когда выезжать, Евгений Борисович?
– Через неделю. Да, вот еще что… – он остановился на секунду, чтобы правильно сформулировать предложение. – Тут деньги тебе… Пятьсот рублей…
Анатолий почувствовал себя обиженным так, что в груди защемило: «Я, оказывается, не помощник, не соратник, а продажная шкура». Сказал с обидою:
– Я же не из-за денег. От души!
– А мы знаем. Деньги тебе нужны для выполнения задания. Билет купить. Заплатить за путевку на Олимпиаду. Суточные. Ну, и в последнюю очередь – как поощрение, как премия… за работу.
– Понятно!
Действительно, в первую минуту из-за обиды Казаков даже не подумал, что надо было на что-то ехать в Казахстан. Теперь понял, остыл. Даже почувствовал гордость. Это уже серьезно, если ему доверяют такую сумму. Взял конверт, который Маслов положил на край кухонного столика, бережно положил в карман.
Маслов протянул ему листок:
– Черкни для отчетности, что получил пятьсот рублей.
– Как писать? От кого?
– А никак. «Получил пятьсот рублей».
Он так и сделал, но добавил от себя: «…для выполнения задания». И подписался: «Роберт».
Так, нежданно-негаданно, Толик Казаков оказался в самолете, летящем в Алма-Ату из Москвы. Ему достался одиннадцатый, самый последний, ряд в первом салоне Ту-154. И от этого кресло его не откидывалось, а длинные ноги упирались в столик. Но он все равно был счастлив. Представлял себя героем шпионского романа, кем-то наподобие Джеймса Бонда, агента 007 – впереди Олимпиада-80. Враги хотят ее сорвать. Объявили бойкот. Собираются устроить провокации. А он, простой студент, со своими товарищами по комитету поставит им заслон, перекроет, можно сказать, фонтан.
