Галина Маркус - Сказка со счастливым началом
– Какие сто двадцать? Половина – твоя!
– Нет, там всё твоё, спорить не будем.
– Соня! – по щекам Аньки снова потекли слёзы. – Не-е-ет… Сонечка, прости меня, пожалуйста… я не хотела так говорить… Прости, прости, я дрянь, я так ревновала! Я как увидела его и цветы эти – думала, сдохну! Но я никогда больше так на тебя не скажу, никогда! Я сама себя ненавижу! Я не могу одна, без тебя… Ну, пожалуйста… не отрекайся от меня. Я буду слушаться, честно… Ты не сердишься? Скажи, пожалуйста! Я не могу, когда ты так на меня смотришь…
– Дурочка… – тяжёло вздохнула Соня. – Как же я без тебя? У меня никого нет, кроме тебя…
– У тебя он есть… а я… я…
– А ты – сестрёнка моя родная, – Соня прижала её к себе, как в детстве. – И ты будешь со мной всегда, да? И никуда не уедешь… Ты ведь зайчонок мой… помнишь, как ты маленькая играла? Тебя спать было не уложить, пока не начнёшь искать – где же наш зайка? А зайка-то в норке… под одеялом… да ещё попискивала так… от удовольствия.
Обе тихонечко рассмеялись сквозь слёзы.
– Ладно, пойду. А то он сейчас придёт к тебе… И Костик там один, пойду ему йодовую сетку сделаю.
– Спокойной ночи, Анечка. Мы завтра придумаем что-нибудь с деньгами.
– Что – придумаем? Если ты не хочешь Димона просить…
Неожиданно Соне пришла в голову мысль.
– Ну, может, и правда, у Мити возьмём, – неопределённо сказала она. – В долг. Этот Костик твой. Он ведь неплохой парень, да, Ань?
– Нормальный…
Анька вылезла из её объятий.
– Возьми тёплое одеяло – у мамы внизу, в шкафу.
– Ага…
На лестнице раздался и замер её топот. А через несколько минут на второй этаж взлетел Митя. Не глядя на него, Соня принялась расстилать постель, достала ту самую Марину сорочку. А он, смутившись, встал посреди комнаты, не зная, что предпринять.
– Калитку запер? – спросила Соня.
– Да… Сонь, не могу понять… снова здесь.
– Да уж…
– Помнишь, как ты меня выпихнула – ногой? Я не ожидал… сначала целуешь, а потом – раз, и я на полу!
Соня молчала.
– Как в прошлой жизни… Ты… про ту ночь – что теперь думаешь?
– Мить, не зли меня лучше.
– Сонь, мы ведь не говорили… а я должен знать…
– Ложись! Половина четвёртого уже.
– Ты… ты сперва за него меня приняла, да? Блин… зачем я это сделал… кретин! теперь всю жизнь буду думать… как ты с ним…
Она обернулась.
– Нет, Мить. С ним никогда так не было. Как поняла, что не он – сразу проснулась.
– Ты… такая презрительная была, такая сильная… Я сдался тебе сразу, сказала бы мне: прыгай в окно – я б сиганул…
– Ну да… выгнать никак не могла! Мачо изображал. Смешной такой, глупый… а наглый!
– Мне стыдно стало… сразу же… Как ты посмотрела на меня…
– Что-то незаметно было!
– Соня, Сонь… Пойми – я никогда так раньше себя не вёл! А тут – как помрачение. Ты ушла – а я сижу, пью и вообще не пьянею! И только одна мысль: эта женщина должна быть моей – сегодня или никогда! Любой ценой – получу, прямо сейчас! Наверно, вот так и становятся маньяками… А потом… мне так хреново… не знаю, что потом пережил… ходил вокруг садика. Смотрел на тебя, как ты с малышами возишься… И ступор просто – и уйти не могу, и подойти боюсь. Простить себе не мог, что сам всё испортил! Боялся, ты и разговаривать со мной не станешь.
– Я и не собиралась, – усмехнулась Соня. – И не надо было! Только ты, как вирус – привязался и всё… по крови распространился.
– Ты… я знал – или добьюсь тебя, или мне крантец. Ты шла – на меня не глядишь… Чужая, холодная. У меня сердце рухнуло – не простишь… А потом ты посмотрела на меня, и я вижу – ты такая, как раньше, в детстве. Строгая, но… не знаю, как выразиться. Видишь меня, что ли, чувствуешь… Ты обо мне думала хоть немного, Сонечка? Очень сердилась? Ты сказала, что не узнала меня даже… Лёшей назвала…
Соня медленно взбила подушку и положила её на диван. Потом с трудом подняла на него глаза.
– Я с того момента на даче… только о тебе и думала.
Она впервые призналась ему в этом. В его глазах появилось такое неподдельное изумление, что она досадливо отвернулась.
– Сонечка… – задохнувшись, он крепко обхватил её, и его рука заскользила по её бедру и талии.
– Нет, Мить… нет. Пожалуйста! И… Анькатам, внизу…
– Там ничего не слышно. И она не одна.
– Нет, я не могу… не могу…
Соня собиралась сказать ему ещё кое-что. Женя всегда думал об этом сам, а она вообще ничего не соображала эти два дня, но…
– Мить… Ещё не хватало сейчас забеременеть. Ты понимаешь, как это всё осложнит? И без того кошмар…
– Я этого не боюсь, Сонь. Я мужчина и отвечаю за всё.
– Не имеем мы права сейчас. С самого начала нельзя было…
– Если боишься, можно принять меры.
– Митя! В конце концов! Мы же договорились, – Соня попробовала отстраниться.
– Ладно… ладно… Хочешь – всё будет правильно. Осталось два дня потерпеть, да?
Митя уговаривал самого себя, но при этом никак не мог остановить своих рук – они продолжали гладить ей спину, и губ, целовавших ей шею.
– Да, да… Всего два дня, Мить… А почему два?
– Ну, завтра в загс, потом – в церковь… Сонь, да какой в этом смысл: «воздержитесь»! Зачем, если мы всё равно…
– Есть смысл, я чувствую, знаю… Митя!
– Ладно… – он с явным насилием над собой опустил руки. – Ложись первая. Но я с тобой всё равно… А то ты замёрзнешь.
– А больше и негде.
Она быстро скинула одежду, натянула сорочку и, дрожа от холода, залезла под одеяло. Митя тотчас разделся, лег рядом и обнял её, согревая – крепко и жарко. Однако, действительно, тут же послушно замер, не предпринимая дальнейших действий. Это было новое, мучительное наслаждение, сравнимое по силе с самой яркой ночью любви. Они не шевелились, но каждый всем телом ощущал нежность и тепло другого. Они передавали и принимали любовь не в страстных движениях и ласках, а незримо, не слышно – в покое и тишине. Пазлы снова заняли свои места, картинка сложилась.
На столике рядом с кроватью сидел Борис – кажется, Соня разместила его лицом к окну, только сейчас он смотрел прямо на них. И, пока Митя не погасил ночник, Соня видела, что Борис на её стороне, что он её одобряет и защищает.
* * *Этот день на даче стал ещё одним подарком судьбы. Соня, наконец-то, нормально выспалась, и при этом всю ночь ощущала Митю рядом с собой. Утром она первая открыла глаза и потихоньку вылезла из постели. Конечно, он сразу почувствовал и проснулся, но было уже поздно – Соня одевалась. Тяжело вздохнув, Митя принял из её рук свои брюки, и, пока их натягивал, она сбежала от него вниз.
Анька тоже уже поднялась. Печка совсем остыла, и Митя, спустившись, вновь принялся за растопку, а девушки приготовили завтрак на скорую руку. Умылись, поливая друг другу тёплой водой из ковшика. Вчерашнее происшествие не обсуждали. Сестра вела себя тихо и очень задумчиво, только иногда поглядывала на них – то растерянно, то изучающе.
Вскоре выполз и Костик – под обоими его глазами светилось по хорошему фингалу. Так бывает, когда попали по переносице, объяснил Митя. Но парню явно стало лучше. После завтрака они с Анькой разлеглись на диване в маминой комнате, уставившись в старенький телевизор.
– Пойдём пройдёмся, – предложил Митя, словно читая Сонины мысли.
Со вчерашнего вечера сильно похолодало. Соня достала резиновые сапоги с шерстяными носками, отыскала старые джинсы и шерстяной свитер себе, тёплую жилетку и телогрейку для Мити. Обуви для него не нашлось – Вовины галоши оказались Мите малы, и он отправился в своих модных ботиночках.
Пройти по поселковым дорожкам оказалось непросто – снег за городом до конца не растаял, дорогу развезло, и обувь моментально заляпалась грязью. Митя не обращал на это внимания. Они вышли к полю и остановились под тремя дубами, одиноко сторожащими дорогу. Это было знаменитое место дневных игр детворы и ночных свиданий влюблённых. Сейчас тут не оказалось ни души – дачный сезон закончился.
– Так что с этим парнем у Аньки – серьёзно? – поинтересовался Митя. – Пойми, я про деньги специально сказал, чтобы ему по башке надавать. Конечно, сейчас лучше откупиться, а то им жизни не будет. Но потом… уговори Аньку порвать с ним. Я таких видел, Сонь, это такое дерьмо…
– Не всё так просто, Мить. Он не игрок, это Анька его на бабки раскручивала, она мне вчера рассказала.
– Небось, выгораживает.
– Нет… я её знаю.
– Ладно, завтра по любасу поеду в город, сниму им бабки. На карточке тысяч двести как раз наберётся.
– Что за карточка? – как можно безразличнее спросила Соня. – С работы?
Он легко купился на её невинные интонации.
– Не, на работе другая, там столько нет. Это отец мне кладёт каждый месяц, на карманные.
– А, ясно. Послушай меня, Митя, – голос у Сони стал твёрдым, – ни одной копейки ты с этой карточки не возьмёшь. И на меня или мою семью не истратишь. Иначе мы расстанемся. Навсегда.
