Александр Самойленко - Долгий путь домой
– Можно, я скажу? – неожиданно для всех Мария Владимировна встала, неловко держа стакан под донышко. Деревенские навели удивленные взгляды на графиню, такого загадочного начала застолья они не ожидали.
– Мы повенчаны… – она положила ладонь на плечо Грима, помолчала. Деревенские от таких первых слов графини сробели, некоторые даже поставили свои стаканы обратно на стол. – Мы буквально вчера обвенчались. Он хороший человек. И теперь я знаю, почему он хороший…
– Интересно, почему?! – насмешливо спросил Грим, еще не остывший после разговора с Гордиком.
– А потому что он ваш земляк, а вы все хорошие люди, – сказала Мария Владимировна. Деревенские одобрительно закивали.
– Плохих не держим!
– Яблоко от яблони недалеко падает!
– Горько! – заорал Семен, основательно хмельной от «реанимации» после рыбалки. Деревенские дружно захохотали над Семеном.
– Совсем дурак! – буркнула баба Лиза. – Ты на свадьбе, что ли?!
Она сидела рядом с Марией Владимировной, и за столом опираясь обеими руками на свой посох. Строго спросила графиню.
– Кто венчал?
– Отец Никон, – ответила Мария Владимировна. – Он и на обеде у нас был.
Баба Лиза одобрительно кивнула, перекрестилась при упоминании Отца Никона.
– Знаю такого. Правильный батюшка. Раз такое дело, и я пригублю… – она посмотрела на стакан, осудительно покачала головой.
– Графинюшка, дай-ка рюмку. Это ж куды столько пойла! – старуха брезгливо махнула ладонью, будто отгоняя муху, и едва не опрокинув стакан с водкой. Мария Владимировна сбегала на кухню, принесла стопочку, налила в неё из стакана.
– Это другое дело, это мерно, по-людски, – одобрила баба Лиза и без затруднений опрокинула стопочку, как выливают в рот сладкое лекарство.
И под прозрачным, густо синеющим к вечеру небом, расплеснулось, загудело застолье! Ели по-простецки, прямо из общих тарелок, ложками, руками. Вареных кур рвали на куски, облизывали пальцы. Шутили поддёвками.
– Петруха, ты чо на сало напёр, захрюкаешь ещё!
– Да я сголодался после рыбалки, салом-то быстрее наглотаюсь.
– Не, нормально сидим, а! – одобрил Семён.
– Манюня, ты карасика с хвоста ешь, там костей больше!
– Ты, Ирунчик, тоже гляди не подавись, а то Митька твой только обрадуется!
– Нормально сидим, а! – опять резюмировал Семен.
Куриные ляжки и крылышки отдали в конец стола ребятишкам. Те ели, набивая рты, молча, основательно, как лесорубы после работы, словно перед этим они не проглотили мешок шоколадных конфет.
Изголодавшиеся с пяти утра Грим и Машенька не отставали от гостей. Баба Лиза смотрела на застольную суету хмуро, сдвинув брови, слушала всю эту дребедень, осуждающе покачивала головой. Сказала вполголоса графине:
– Щас налакаются, начнут песни орать. Потом плакать будут. А потом уже драться, кому охота. Нелюди.
– Почему нелюди?! – спросила Мария Владимировна с полным ртом.
– Потому что нехристи! – веско, но непонятно объяснила старуха.
Стаканы у земляков были пусты, при этом бабы не отстали от мужиков. Грим обошел земляков, налил еще раз, но уже поменьше.
– Не будем гнать коней, посидим от души!
Сидеть от души не получалось. Душевный разговор не складывался, земляки ничего путного Гриму не рассказывали и ни о чем его не спрашивали, только быстро выпивали налитую водку, некрасиво ели и грубо подначивали друг друга, от чего им становилось очень весело.
– Шнурок, ты чо всю колбасу захапал, ну-ка дай тарелку!
– Ничо, картошкой обойдёсси!
Деревенские ржали. Грим еще раз, уже хмурый, обошел стол с очередной бутылкой. Обиженный происходящим за столом, с деланным подобострастием воскликнул:
– Дорогу официанту! Мэдам, соблюдайте сервировку, плиз, уберите сиськи из тарелки!
Земляки, довольные, зареготали, начали услужливо подсовывать ему свои стаканы. Петруха запанибрата хлопнул Грима по заду.
– Официант, водочки!
– Нормально сидим, – промямлил Семен и уснул. Все опять заржали. Зная Грима, Мария Владимировна встревоженно смотрела на него. Он вернулся на своё место, долгим взглядом прошелся по сытым, хмельным лицам земляков. Мария Владимировна успокаивающе погладила его по руке.
– Не заводись, они простые такие…
Грим взял гармонь, сел поодаль, неожиданно легко пробежал пальцами по кнопкам. И негромко запел чистым, точно поставленным баритоном:
– Выйду ночью в поле с конём,
Ночкой темной тихо пойдем,
Мы пойдем с конём по полю вдвоем,
Мы пойдем по полю вдвоем…
Он на мгновение примолк, ожидая, что за столом подхватят песню. За столом молчали, глядели на него с любопытством, даже насмешливо. Грим повторил запев, приглашая земляков: – Мы пойдем с конём по полю вдвоем…
Земляки тупо молчали. Замолк и Грим. Установилась гнетущая, тяжелая тишина, в которой неожиданно для слуха зазвенели птицы.
– Что молчите? – спросил Грим, ему было больно. – Чего не запеваете?
До деревенских, наконец, дошло, что от них хочет этот… земляк с водкой.
– Да песня больно скучная, – пренебрежительно сказала Манюня, которая не подавилась карасём. – Занудная. Всё одно и тоже, пойдем, да с конем, да по полю пойдем, опять же с конем. Мы такие не поём.
– Понятно. Я вас конкретно понял… А какие вы поёте? – спросил Грим. Мария Владимировна схватилась ладонями за щеки, ей стало нехорошо от тона, которым спросил Грим. Семён открыл глаза, оживился.
– Мы-то? Мы нормально поём. Щас… – Он выбрался из-за стола, раскинул по сторонам руки, начал вращаться на каблуке, пьяно качаясь. И высоким голосом заорал на манер частушки:
– Юбку новую порвали
И подбили правый глаз,
Не ругай меня, мамаша,
Это было в первый раз.
Деревенские развеселились, заорали разухабисто:
– Пошла барыня в колхоз,
Чтоб пасти овец и коз.
До того их допасла —
Вышла замуж за козла.
Баба Лиза резко встала, ударила посохом по краю стола. Осадила деревенских властным окриком.
– Ну-ка! Где находитесь?! Нехристи поганые, прости Господи!
За столом присмирели – старуху в деревне боялись, считали, что она может напускать порчу. Семен заткнулся на полуслове, шмыгнул на свое место. Грим аккуратно поставил гармонь на табуретку, медленно застегнул лямочку на мехах, подчеркнуто нежно погладил инструмент и сел на свое место.
– Ладно. Коли песня не получилась, тогда поговорим. Задушевно поговорим, а? – то ли предложил, то ли невзначай спросил Грим. Спьяну никто не уловил, что голос у земляка был зловещий. – А как вышло, что вы все свои земельные наделы скопом продали? Расскажите в деталях, так сказать…
Деревенские что-то заподозрили, начали пытливо разглядывать Грима.
– А вам это зачем? – вежливо спросил толстомордый и пузатый мужик.
– Это тебя тут Сексотом кличут? – тоже спросил Грим. Толстомордый дёрнулся, поджался от несправедливо нанесенной обиды.
– Не обижайся, я не со зла спросил, – успокоил его Грим. – Мне для беседы понять надо, кто тут у вас ху… Я, может, тоже родину продать хочу. – Грим широким жестом руки показал на свою усадьбу. – Но надо же прицениться! – Грима несло, он с мстительным наслаждением вошел в роль продавца родины. – Я и спрашиваю, как у вас тут родина продается? Механизьма тут у вас какая?
– Вы, что ли, тоже продать хотите? – осведомился Сексот и начал объяснять «механизьму», но Грим перебил его.
– Это ясно. Ты главное мне скажи, когда родину продаешь, торг уместен? Кстати, у тебя калькулятор, доверенность, оборотные средства с собой?
Сексот растерялся от такого делового напора, начал хлопать себя по карманам.
– Чеши за калькулятором, – велел Грим. – И уже вслед крикнул: – Деньги, документы тоже прихвати, может, мы щас всё обстряпаем и тут же обмоем.
Воодушевленный Сексот наддал ходу. Все дружно проводили его общим шалым взглядом. Грим выставил на стол пару бутылок.
– Петруха, плесни людям, чтобы им ждать было нескучно.
Петруха расстарался. Деревенские сидели тихо, соображали, смутно улавливая что-то… нехорошее.
– Ну что, земляки, – Грим поднял свой стакан. – Продавать мне родину или погодить пока? Как скажете, так я и сделаю.
Земляки молчали в напряженной задумчивости. Грим с веселым злорадством наблюдал за ними. Мария Владимировна сидела каменная, ей было страшно от происходящего. Прибежал Сексот, с папочкой и калькулятором. Соседи по застолью услужливо очистили перед ним от тарелок стол, Сексот разложил свою бухгалтерию, приосанился, стал начальником. Пиджак его, строго застегнутый на все пуговицы, распирали с одной стороны деньги. Грим велел всем «хлопнуть», свой стакан поставил на стол.
– Мне нельзя. У меня сделка!.. Ну, поехали, полпред олигарховский! Ты стартовую цену называй, потом говорить будем.
– Ну… тут с бухты-барахты нельзя, – забормотал Сексот. Он еще не очухался от бега, дышал шумно, с храпом. – Тут как считать, если оптом – одно дело, если посоточно…
