Коллектив авторов - Альманах «Истоки». Выпуск 9

У холодного моря зябнет липкая пена,
Там где мчится поезд «Воркута-Ленинград»,
Комсомолка сыграла на уроке Шопена,
Но её не размазал пистолета разряд!

Сердце осветил гитары сполох,
Хрыч я хрыч, но хрыч весьма весёлый,
В полночь будет мне сто десять лет:
Я приличий общества боялся,
Но зело за юбками гонялся,
Хоть я, может, вашим дедам дед!
На толкучем у блатного Макса
Отхватил за рупь трёхтомник Маркса,
И пока читал, мой борщ прокис.
Тут меня декан-легаш увидел:
«Ты Его Величество обидел,
С книжками нечистыми кати-ись!»
На царя я в знатной был обиде,
Шёл с нирверситета в пьяном виде,
Напоролся где-то на толпу.
Думал: ну, скогтит горячка,
Прочихался, вижу: стачка,
Точно в Клязьму, сиганул в борьбу.
Пособлял нам Саваоф Создатель:
Сто городовых пришили за день –
Всё равно нам жись – без смерти смерть.
Свищет Власть ехидною рогатой,
Нас у своего Христова брата
Принудив отнять сей грешный свет!
Нет прозей тех лет багряной прозы:
Вонь в «холодной», на газоне розы,
Словно дамы пахнут. «Ну, прощай,
Ревуяр, смутьян, извольте ехать,
Можешь жить в Республике и в Рейхе,
Там бунтуй, голубчик, не скучай!»
А, братва, мне стало не до скуки –
Отдал сердце, голову и руки,
Яко в потрошилку, я за вас.
Выпер сотню монархистов
И борцов с дворцами выслал,
Как пришёл промозглый славный час.
Посылал декана я без мата,
После занял место в деканате,
Лучше всех в Совдепии живу.
Только если обыватель –
Наш советский воспитатель –
Враз его диплом при всех порву!

Брови из дыма над глазом сигар,
Кружится жук. «Прилетел на пожар?» –
Синька догадки. Дым на крыле.
И засыпает жук в серой золе.
«Не от пожара ль рождается жук –
Лето на зелени смачной прожить,
Смерть есть пожар – значит, смерти он друг,
Чиркает – к горю в ночную поздныть?»
…Вам, Паустовский, лире болот,
Жалко в костёр было бросить сосну.
Как вы призвали с листочных «охот»
В сказке жука на войну?
В ржави горящего горла войны
Был он последней ласки жучок.
Плакали сказки без чистой воды,
«ИЛ», богатырь бронированный, взмок.
Галькой зубовно стучала Ока,
Рыжий прожектор – победы маяк…
Чёрно ревел жук в глазу. Чуял враг
В драном бельме нашей мести рога! –
Это серьёзней путчей пивных,
Это острее касочных рог!
Хлюпеньких слёз – болотных, гнилых
Не принимает слёзный поток!
…Сушит асфальт, как картошку, листву,
Где-то табачные косят цветы.
Жжём мы костёр. И на дым на траву
Живность явилась с рогом крутым.
Снова пахнуло огнём из газет:
Хочется, словно тех касок рогам,
В боль примужиченным жирным мозгам,
Чтоб на пожар полетел мертвоед.
Только ракеты крылу не скосить
Рог у жука и цветка огонёк!
Мудрому пламени хватит сил,
Сила горячая, жук-носорог!

С горькою бедностью с вами, герой,
Сладкий закат отстреляли.
Молнию-землю с прахом-землёй
Мёртвой решёткой распяли.
Молнии тело билось огнём,
Горы – сгорбаченным трупом.
Выкрали ваше живое перо
Пальцы друзей, что преступны.
Реки текли в Магелланов пролив,
Пил океан за свободу.
Видим, что карой из песен твоих
Тучи шагали и годы.
То не война, то – карающий миг:
Молния с мыслью сойдутся –
Взрыв… Не один своротился язык
С тёмным сочувствием куцым.
Только воскресшие жертвы рыдать
На фотографиях будут.
Ваша свобода – нам – взоры назад,
Мука – не водится с блудом.

Словно жаба с губами крашеными,
Над Вселенной потомок гундит:
«До чего примитивна лажа –
Исаковский, Сурков и Дудин!
Грязь безвременья? Понимаем,
Но зачем же в поэты лезть –
Северянин в выси монбланит,
И другие Антеи есть!»
Слушай, сдоба снобистая пышная,
Слушай ты, теоретик-свин,
Хоть во лавры безбрежно пишется,
Нас хранит неподкупный гимн
Баранчеева-сталинградца.
Промороженный Сталинград.
Чуть безграмотно гнутся пальцы,
От мороза почти звенят –
В них живая стучится искра,
Не богемы туманный сплин!
Слышишь, пышная сдоба снобистая,
Слышишь ты, теоретик-свин?
Из дерьма в светлый век не протопаешь,
Но за демоном и божеством
Шёл прогресс первобытными тропами,
Шли светила кровавым путём.
Я в себе, словно зверя, гения
Изничтожу в зловонный прах,
Коли кол забью на военных
Непогибших нагих стихах!

«Слово для искусства слов – священно,
А страдают люди – ну, так что ж!»
Чей-то прадед кайзеровским пленом
Отвечал за ту чужую ложь.
«Мглистый век не хочет серебриться,
Стих наш серым оловом застыл».
Да живут по веку и по триста,
Кто казну неправды расказнил!
Вы, живя над старыми костями,
Вновь поёте песни палачей!
Я извечно буду драться с вами,
Умирая в серебре ночей!

Когда корабль Земли в безумье тонет,
С горючей бойни роем мчатся тени,
Пытался смерть убить ты многотомьем,
Но шибче вниз идём, товарищ Гений.
Ты боли не щадил, чтоб к солнцу далей
Пришла Земля рабочей ночью звёздной,
Ты – не чума, но шёл девятым валом,
Спасал и убивал, товарищ Грозный.
Смешал ты сдуру злато и светила,
Ракеты, зёрна, мудрость мерил лупой.
И нищета, и бездны отворились
Свечением твоим, товарищ Глупый.
В ленивый холод цветшая гвоздика,
Огонь подземный с песней поднебесной,
От дикарей спасём твой миг великий,
Твой честный миг Земли, товарищ Честный.

Жар – как столб. Весна царит. Насекомое лежит,
Словно девочка в купальники цветастом.
Снится звёздный кавалер. О наличье строгих мер
Ей откуда сведений набраться!
Приближается вагант – не поэт, не музыкант,
Дух весенний поднялся весёлым тестом.
Словно старым утюгом, по красотке – сапогом –
Только мокрое цветное сохнет место.
Тут прискрипался старик: «Пацаньё плюёт на крик,
Раз – и нету нимба солнечной дивчины!»
Пацанья готов ответ: «Эй, идейник, жрец газет!
Нарушала трудовую дисциплину
Эта барышня сейчас. В пляжкостюм «павлиний глаз»
Нарядилась, развалилась, и ни слова!»
Хрыч подальше припустил: только в бане пиво пил,
А ходил директором столовой!

Декабрьская полночь черна и сыра,
Дожди на прудах оскользаются,
Прижался к траве, что по-волчьи сера,
Огромный белёсый заяц.
Висит над страною бесснежный прогноз,
На пасмурный морок похожий.
«Прохожий, привет! Это я, Дед Мороз,
Виновник зимы непогожей!
Любая снежинка и капля, поверь,
Запомните, внуки и деды:
Когда-то дрались за Отечества дверь –
Теперь защищаем планету.
Я бросил морозное дело своё,
Европа бушует недаром,
Не терпит угрюмое брюхо её
Притихших вселенских пожаров.
Мороз – пустяки пред всеобщим концом.
Шагаю по лужам угрюмым
По миру простым перехожим певцом,
Запрятав в багажник юмор.
И мирной зимой будет лёд голубеть,
И синий морозец будет,
И снежной пыльцой липа с дубом звенеть,
И холод людей не остудит».

Не ведая Веры и страха, мы,
Несясь из постели в постель,
Подколем большие умы страны,
Сварганим крутой Ноэль!
Живёт на свете один мужичок,
Имеет он пять бунгал,
Он року покорен, как сытый бычок,
И жёнам ставит рога.
«Бухгалтер – поэт? Не чрезмерна ли честь
Великие выдать слова,
Что жизнь такова, какова она есть,
И больше никакова!
Позвольте, бухгалтер, при чём тут честь –
МНЕ веком даны права,
А жизнь такова, какова она есть,
И больше никакова!»
Пришёл наш титан к тёте Маше в роддом:
В пожаре январских звёзд,
Как скажем на нашем жаргоне родном,
«она заимела хвост»!
Пришлось тут ему колыбельную петь:
«К чему мечты синева,
Ведь жизнь такова, какова она есть,
И больше никакова!»
Но честен младенец, что в крупах каш
То грозное слово нашёл,
Каким раскидал фальшивых папаш,
И мёртвый словесный шёлк:
«Давно уже смертью повергли смерть,
Сидящую нынче в вас –
Ведь жизнь такова, какова она есть,
И больше никакова!»

Всё, что наше, мы сделаем нашим,
Не отнять ни глубин, ни миров.
Мы шагаем под старые марши
Дальних стран и далёких голов.
Начинаем, начинаем,
Станет правдою бывший обман,
Начинаем, начинаем,
Аж до солнца встаёт океан!
Заступись за хрустальные ночи,
За горячую рыбу зари!
Кто сгореть в полминуты не хочет,
С этой нашей минуты горит!
Надоело, надоело
Ждать ветров у ленивых морей!
Надоело, надоело –
Вскипятим нашу кровь поскорей!
Надоели холодные слёзы,
Не согреться лучами речей!
Подавай к электронному возу
Незапятнанных нам лошадей!
Поскорее, поскорее,
Всей Землёй за обиженных – шаг!
Поскорее, поскорее,
Но зазря не чеши свой кулак!
Прочь, проруха великого века,
Отпусти наши пятки, беда!
Обнимитесь, мечтучее небо
С практикучей землёю труда!
Неудачи, неудачи,
Вы не смейтесь на нашем пути,
Неудачи, неудачи,
Берегитесь – мы вас победим!