Ольга Покровская - Рад, почти счастлив…
Наконец, Мишина официантка убрала со стола пустые чашки. Словно какие-нибудь старинные фарфоровые часы они отзвенели конец разговора. Он завершился в положенный срок, как музыкальная пьеса или стихотворение. Никому и в голову не пришло попытаться его продлить.
– Хотите тайну? – спросил напоследок Миша. – Пиратскую! Я вам скажу.
– Валяйте! Я весь внимание! – кивнул Иван.
Миша взялся ладонями за борта столика и, склонившись к Ивану, шёпотом произнёс:
– Я уезжаю! Речь идёт о побеге на фрегат. Мы оставим Москву и двинемся в направлении Чёрного моря!
– И вы на море! – возмутился Иван – Что вам всем на суше не живётся!
– А что? Закроюсь! – продолжал Миша, – Вывезу барахло к мамочке, а помещение сдам.
– Миша, если не секрет, а зачем? – спросил Иван. – Такой крутой поворот – должны быть причины! Что, тоже международный кризис?
– А кто меня тут любит? – спросил Миша, – Кто тут любит хорошие вещи? Может, вы знаете кого-нибудь, кто тут ценит стиль? Не шутите со мной!
Иван внимательно слушал Мишу.
Ему вдруг стало жаль, что он ни разу не предпринял попытки заглянуть за двери Мишиной театральности. А теперь уже, видно, время ушло.
– Поеду, поеду на Чёрное море! – заключил Миша, поднимаясь из-за столика. – Там люди хотя бы ценят хорошие помидоры.
– А вы не хотите взять с собой на Чёрное море щенков? – вдруг вспомнил Иван. – Вырастут псы – будут охранять помидоры!
– Щенков? – переспросил Миша. – Хорошо бы еще ворон, синиц, воробьёв. Знаете ли, в Москве полно желающих эвакуироваться. Нет, не могу. На Чёрное море следует уезжать в одиночестве.
– А, может, не надо так далеко? – спросил Иван на прощанье, уже застегивая куртку, – Поехали бы лучше к нам на дачу! У нас там участки продаются, у леса. Были бы с вами соседями.
Он заметил, что предложение о соседстве ободрило Мишу, но всё-таки тот не сдался.
– Вы поймите, уехать недалеко – какой смысл?Больше возражений у Ивана не нашлось. Он вышел из Мишиного тепла, перед ним была снежная улица и меж сугробов – плачущий тротуар. С утра его посыпали солью, и теперь он стал такой ясноглазый, летний! На полпути к метро закапал редкий дождик. Под этим дождём чудесно Ивану подумалось: вот, он Зиму перевёл через мостик и отпустил!
В целости Иван довёз свою «пасхальную радость» до дому, а когда заходил во двор, ему вспомнилось утро – шампанское, Оля, и то, как гадал, чем хорош этот день? А вот, чем!
Свернув на детскую площадку, он сел на лавочку и позвонил Оле. Ему захотелось узнать, как её давление, и не нужно ли откуда-нибудь встретить Макса.
– А может это тебя нужно встретить? – спросила Оля. – С чего это ты вдруг озаботился?
Она была дома и, за минуту одевшись, спустилась во двор.
Иван поглядел на её бледное лицо, в котором от болезни проступила нежность, и подумал: «Буквально Ассоль!»
– Ну! – сказала «Ассоль», остановившись у лавочки и достав сигареты. – Давай, говори, я слушаю. Мне сегодня было так погано, что я теперь полна доброты. Что у тебя?
На какой-то миг Ивана окатило стыдом – что Оля так легко его разгадала. Он хотел было соврать: «ничего». Но не смог отказать себе в удовольствии похвастать правдой.
– У меня был хороший день! – сказал Иван. – Во-первых, дедушке получше. Потом, утро было, ты помнишь, – сплошное солнце. У гаража расчистил снег… Зашёл к Мише в кафе. Он вроде бы так Москву обожал, а всё-таки и его доконали. Собрался на Чёрное море. Да, и ещё! Ко мне на бульваре подошла собака! Я ей купил пельмени. Говорили с одной женщиной, которая их кормит.
– Ну, ты, как всегда, патетичен без предела, – заметила Оля. – Ты что думаешь, ты доброе дело сделал? У тебя просто новая форма эгоцентризма. Ты пойми, все эти кормильцы, они их кормят – для-се-бя!
Иван рассмеялся.
– Форма эгоцентризма, говоришь? – переспросил он, резко поднялся со скамейки и, обхватив Олю руками со сжатыми кулаками, крепко к себе прижал. Не касаясь ладонями, ничего не говоря объятием, он продержал её так секунд десять.
– Я тебя сигаретой прожгу, – крикнула Оля, с трудом высвобождая руку.
Иван, смеясь, её отпустил.
– Ну и что это за выходка? – сказала она, очутившись на свободе. – Думаешь, ты меня осчастливил?
– Да, – сказал Иван. – Думаю, что да. Тебя, себя… Конечно! Мы очень, очень близкие люди.
– Я пойду в аптеку, – сказала Оля. – Мне надо купить кордеамин.
– А это что такое? – спросил Иван, в силу семейных обстоятельств интересовавшийся фармацевтикой.
– Это чтобы вместо восемьдесят на пятьдесят стало девяносто на шестьдесят, – объяснила Оля.
Вдвоём они дошли до аптеки и обратно, ни о чём почти что не поговорили и простились в большом согласии.
Иван шёл от лифта смеясь, гадая, где у этого дня дневник, чтобы влепить ему за каждый предмет пятёрку!– Ну как, поговорили? – спросила Ольга Николаевна, когда её сын вошёл в дом.
– Да в общем, нет. Просто прогулялись. Купили «кордеамин»… – отозвался Иван, улыбаясь самой безмятежной за последние годы улыбкой.
– Какой «кордеамин»! Я тебя о конференции спрашиваю!
Иван посмотрел на маму обескуражено, понемногу припоминая, о чём она ведёт речь.
– Мама, я забыл! – наконец произнёс он. – Вылетело начисто! Как считаешь, надо, наверное, извиниться, или уже всё равно?
Схватив мобильный, он нашёл номер своего научного руководителя и позвонил.
– Дело в том, что я тут встретил… – объяснялся он, – совершенно вылетело из головы!… Нет, конечно, не ерунда, а свинство! Но я подумал – это и к лучшему. Не надо никакой конференции. Мне кажется, то, чем мы в институте занимаемся, это и вообще нехорошо, потому что уводит человека от ясной мысли и доброго дела в какие-то заросли…
Выслушав ответную реплику, Иван зажмурился, извинился ещё раз и нажал «отбой».
Ему было стыдно, но не слишком.– Ну, и кого ж ты встретил? – спросила Ольга Николаевна, когда он договорил.
Иван посмотрел с удивлением, не выйдя еще из разговора.
– Ты сказал «я тут встретил». Кого же? – Ольге Николаевна хотелось блеснуть проницательностью, но она боялась ошибиться. Главная её версия была – в Москву прилетела Бэлла.
– Собаку! – неожиданно ответил Иван.
– Собаку? И что?
– На бульваре встретил собаку. А потом мы с Мишей пели псалмы.
– Какие еще псалмы? – начинала сердиться Ольга Николаевна.
– Обыкновенные! – сказал Иван, смеясь над мамой. – Во славу Божьего мира! И зря вы все меня стыдили – нет никакой ошибки. И не надо никуда дёргаться. Так и буду жить, как жил, ясно? – заключил он.
– Господи, что же это такое! Не человек, а несчастье! – воскликнула Ольга Николаевна, и Иван, успокоенный, вольный, пошёл к себе за компьютер. Сегодня ему ещё предстояло трудное дело – написать Бэлке.
Собственно говоря, ничего судьбоносного он не сообщил ей в своём послании. Извинился, что зря потревожил с венскими культурологами. Сказал, что намерен бросить, потому что их научный труд сильно проигрывает в человечности любой собаке. Не удержавшись, написал и о «яслях».
Ему казалось, нескольких правдивых фраз должны всё объяснить ей.В ту ночь радость дня не отдавала тоской, как это было обычно. Иван засыпал с миром в душе – как будто жизнь его обняли и разом сняли всю маяту.
Он проснулся перед рассветом, разбуженный сильным шорохом, идущим со стороны улицы. Споткнувшись о стул, Иван пробрался к окну, дёрнул створку, и обомлел – город таял. Как, бывает, тайком от детей разбирают ёлку, так Москва втихомолку, ночью, снимала с себя снег. Ничто не спало – всюду шуршало, постукивало, облака источали реденький дождь. Пахло водой и гнилью, как будто гигантское илистое озеро проступило из-под земли.
Величина и тайна происходящего не отпустила Ивана досыпать ночь. Он вдыхал и слушал. Ему нравилось, что это большое дело творится вовсе без участия человека. Никто из людей не знал загодя, что это произойдёт сегодня, и не мог повлиять на сроки. Это только солью посыпать снег на дороге человеку по силам.
С трудом усмиряя восторг, он поймал две строчки, и ещё две. И ещё восемь!* * *С приходом весны сами собой рассосались зимние умиротворяющие занятия – «гитара и вышивание». Вообще, в жизни не осталось ничего зимнего – дома не было прежнего уюта. Весна, как солёное море, выталкивала наружу. Снег стаял. Во дворе на детской площадке узнала большую воду деревянная лодка-песочница. У дворовых собак вымокли шкуры.
Из вопросов, намеченных к разрешению, дальше всего удалось продвинуться в направлении отца. За март Иван позвонил ему четырежды, а мог бы и больше. Предлог, выдуманный им, был многоразового использования: он консультировался с отцом по поводу дачного ремонта. Через кого из партнёров будет лучше купить материалы? Сойдёт ли родная звукоизоляция за утеплитель? Кого нанимать? Когда начинать? Где бурить скважину?
Отец отвечал терпеливо, но вопросы сына не иссякали. Наконец он взорвался. «Раз ничего не соображаешь, так и не берись!»
