Григорий Ряжский - Портмоне из элефанта (сборник)
Включился лифт и поехал вниз. В нем нетерпеливо тявкала Джульетка – противная голая собачка с третьего этажа. Ее всегда выводили по ночам. «Простатит, наверное, у вашей Джульетки, – шутил Юрка, встречая собачкину хозяйку в позднее время, – аденома…»
– Во-первых, молодой человек, простатит – это у вас, – серьезно отвечала она, – у мужиков-импотентов. А у нас – цистит всего лишь, в легкой форме…
– В легкой, но затяжной… – не сдавался сосед. – Возьмите лучше у меня биотуалет, я вам скидку сделаю…
– …Блядь! – тихо выругался один из нападавших. – Приколи его, быстро…
Второй вытащил что-то из-за пазухи, сверкнула в отблеске уличного фонаря узкая сталь. Быстрым и коротким толчком он всадил нож в обмякшее уже Юркино тело, туда, где сердце, и так же коротко выдернул его назад.
– Все, – тихо сказал первый, – валим… – И стянул с Юркиной шеи шнур.
Они быстро выскочили на улицу и растворились в темноте. Сразу вслед за этим открылись двери лифта, свет из кабины ударил на кафельный пол и высветил неподвижно лежащую в луже крови мужскую фигуру. Джульетка визгливо залаяла, но покинуть лифт не решилась. Ее хозяйка замерла на месте, потом дико заорала – так, что Джульетка, натянув поводок, шарахнулась в сторону, – и стала бить по кнопкам лифта – по всем сразу…
…Капитан достал из портфеля блокнот и откинул страницу.
– Скажите, пожалуйста, Юрий Лазаревич, вам знаком человек по имени Ринат?
– Ринат? – переспросил Юра. – Вообще-то один есть, у меня работает, по фурнитурке, и таможню всю ведет. А при чем он здесь?
Капитан не ответил, но пометил что-то у себя в блокноте.
– Извините за нескромный вопрос, – снова обратился он к Юре, – с Игорем Феликсовичем, замом вашим, у вас есть общие интересы? Я имею в виду – финансовые, – он помялся, – ну, кроме тех, что по бухучету…
Юра вздрогнул.
– Не-ет, – неуверенно протянул он, – а что такое? При чем здесь это… Гарик…
Капитан снова не ответил и сделал очередную пометку в блокноте.
– Так вы мне скажете что-нибудь, наконец? – Юра взволнованно приподнялся на локте и уставился на милиционера. – Что все-таки происходит?
Опер внимательно посмотрел на Юрия Лазаревича и сказал:
– Понимаете, какая заковыка обнаружилась, Юрий Лазаревич… Фура ваша последняя была растаможена за сутки до разгрузки, но водителя голландского задержал ваш работник Ринат. Он же получил звонок с Кипра на следующий день после покушения. Мы уже это выяснили. Продолжать?..
Юра замер и остался на полусогнутом локте. Внезапно локоть подломился, не выдержав послеоперационной перегрузки, и Юра, совершенно обессилевший, рухнул на спину.
– Нет… – прошептал он, – не может быть… нет…
– И последнее… – Опер достал из портфеля полиэтиленовый пакет, в котором лежал бумажник, и протянул его Юрке. – Это ваше?
Это было его портмоне, его родимый элефанть лезя, любимый слоненок, мягкий и послушный. На боку у слоненка зияла щель от надреза острым предметом. Разрез шел насквозь и был такой же ширины и формы и с другой стороны. По краям разреза запеклось что-то густое и бурое.
– Откуда это у вас? – взволнованно спросил Юра. – Это мой бумажник…
– Это ваш спаситель, – улыбнулся опер, – а пока – наш вещдок. Он спас вам жизнь, между прочим. Еще бы полсантиметра и… – Он забрал пакет из Юриных рук и улыбнулся: – Скажите спасибо, кожа толстая оказалась, натуральная, – повезло необычайно. Выздоравливайте, Юрий Лазаревич. Я еще зайду… И не раз… – Капитан поднялся…
– Погодите… – Юрка умоляюще посмотрел на него, – я хотел попросить вас… Это – не повезло… Это другое… Но пропасть не должно никак, слышите? – он кивнул на майоров портфель, куда исчез его раненый слон, – никогда… Слышите?.. Никогда…
– У нас не пропадет, не беспокойтесь, – успокоил его мент, – если только не потеряют… После суда получите назад.
Он кивнул больному и вышел из палаты. Юрка закрыл глаза и подумал: «Не потеряют… Точно… Все равно найдется… Он у меня домашний зверь, ручной…»
– Господи… – тихо прошептал он про себя, – спасибо Тебе, Господи, за все, что Ты для меня сделал… – Он подумал еще немного, не будучи уверен в точности формулировок, и на всякий случай добавил: – И прости, Господи, за все, что я не сделал для Тебя…
Следующая станция – «Копакабана»!
– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – «Новослободская»!
В этот момент очки у меня сползли на кончик носа, и спасти их от падения удалось лишь в самый последний момент. Незадолго до этого я выяснил, что легкий пластик для моей оправы, в отличие от тяжелых стекол, стоит на сто сорок рублей больше, и я решил на этом сэкономить. Очки были первые – и сразу – +1,75. Тогда я еще, помню, порадовался, что не +2, потому что, как вычитал в медицинской книжке, такое падение зрения по дальнозоркости для пятидесятилетнего возраста даже чуть меньше допускаемого наукой ухудшения глазастости. Тем более что полтинник мой намечался через полтора года, если я только снова чего-нибудь не путаю в силу недостаточно быстрого мозгового кровообращения. Если бы я знал, что эти отечественные стекла весят столько, что постоянно будут стягивать очки вниз, в направлении земного тяготения, я бы, конечно, трижды подумал для начала, прежде чем выбивать чек. Кроме того, кто же знал, что с этого момента – я имею в виду точку начала ношения очков – так резко начнет увлажняться переносица и смазывать потной жижей металлическую дужку оправы, обеспечивая ей легкое и раздражительное сползание.
Поезд дернулся, но я успел. Дужка очков уже крепко сидела у меня в руке, в той самой правой руке, что держала перед глазами журнал «Катера и яхты», развернутый на статье, объясняющей различия между постоянным балластным килем для морских яхт, килем обыкновенным и швертом. В общем, очки уцелели, но журнал вывалился из руки и улетел на пол вагона. Я нацепил очки на прежнее место и нагнулся. Сзади хрякнуло: несильно и не слишком больно, но хватило для того, чтобы понять, что – у меня. Таким образом, подцепить «Катера и яхты» с первого захода не вышло, и поэтому пришлось присесть. И именно в этот неловкий момент взгляд мой, уже вооруженный по новой, уперся в чьи-то стройные ноги и вынудил меня задержаться в нелепом положении еще неизвестно сколько времени. Я говорю «неизвестно сколько», потому что, когда я очнулся наконец, то обнаружил, что двери снова закрываются, но это уже была не «Новослободская», а что-то другое, а расслышать я толком не успел.
Стояло жаркое московское лето, и девушка, которой принадлежали прекрасные конечности, была в мини-юбке, предельно короткой и узкой, в обтяжку. Лица ее я не видел, тем более что она что-то читала, тетрадку какую-то, полностью его перекрывающую, но взгляд мой тем временем пополз выше, вдоль гладкой смуглой кожи ног, обследовал коленные чашечки, острые, но достаточно округленные по форме, а затем как-то само собой получилось, что он поплыл еще дальше, в глубину, вдоль бедер, и плыл до тех пор, пока не высветилась узкая белая полоска трусиков, – оттуда, из плохо скрываемого в вагонном полусвете запретного промежутка между бедрами и краем юбки. То, что трусики на девушке были шелковые, мне было понятно с бесспорной очевидностью: просто стало ясно сразу и без объяснения причин. Где-то внутри екнуло и сразу вслед за этим гулко отдалось в затылке. Я резко захлопнул глаза, мотнул два раза головой и так же резко разлепил веки обратно. В результате такой встряски я окончательно пришел в себя и поднялся с корточек. Кровь отхлынула от головы и теплым потоком потянулась книзу широкой равномерной полосой. Голова снова стала легкой, без внутреннего эха и шумных приливов…
Девчонка, казалось, ничего не замечала: начиная со соскочивших очков, последовавшей вслед за этим нелепой позы и моего же полукоматозного исследования с корточек смуглых прелестей в пространстве от высоких каблучков до узкого кожаного ремешка, продернутого сквозь юбочные шлёвки. Она машинально закинула ногу на ногу, не прерывая чтения, и, перекрыв новой позой едва видимую белую полоску интимного фрагмента, обнажила на этот раз кожу левого бедра, с другой, нижней стороны, такую же гладкую и загорелую.
«Сучка…» – подумал я и тут же оглянулся по сторонам в поисках возможных свидетелей этой некрасивой мысли. Никто вокруг не реагировал, лишь бабка в противоположном углу вагона бросила на меня вялый взгляд и бесцветно улыбнулась чему-то своему. «Господи, а какая станция-то?» – внезапно подумалось мне, и я забегал глазами в поисках схемы метрополитена.
Но взгляд мой слушаться на этот раз не пожелал, а заставил нужные механизмы вновь развернуть глазные яблоки на сидевшую прямо передо мной девушку. Что-то явно было не так. И слишком длинным мне стал казаться перегон, как будто остановки не было уже целую вечность. И опять я обнаружил, что никого это не смущает…
