Михаил Юдовский - Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)
– Ярик, не наглей, – сказал я. – Я еще не дал согласия, а ты мне уже условия ставишь.
– Что значит не дал согласия? – изумился Ярик. – Я ему на целую неделю предлагаю ключи от рая, а он еще раздумывает, брать их или не брать. Считай, что это тебе подарок от меня на Новый год.
– Даже так?
– Конечно. Друзья обязаны делать друг другу подарки. Я тебе подарю путевку в Яремчу, а ты мне подаришь восемьдесят рублей.
– Почему восемьдесят?
– Это цена путевки. Теперь согласен?
– Горноснежные девушки, – задумчиво проговорил я, – веселые гуцулы в спортивных куртках… Хорошо, согласен. А что за условие?
– Будешь изображать там американца, – радостно сообщил Ярик.
– Что?
– Говорю, американца будешь изображать.
– Ярослав, – сказал я, – вы идиот. Засуньте ваши путевки в ридикюль, закажите извозчика и езжайте на нем к чертовой матери.
– А в чем, собственно, дело?
– А дело, собственно, в том, что я не собираюсь в течение семи дней делать вид, что не понимаю по-русски, коверкать слова и улыбаться, как недоумок. Одно дело – часок-другой поморочить голову музейной бабушке, но целую неделю тупо пялиться на людей, как карась на лунное затмение…
– Успокойся, – перебил меня Ярик, – не надо коверкать слова и пялиться, как карась. Легенда меняется. Ты будешь американцем наполовину. Допустим, мама у тебя американка, а папа такой же киевлянин, как все нормальные люди. Ты здесь родился, потом уехал в Америку, потом снова вернулся… Сам придумаешь. В общем, живешь ты здесь, по-русски говоришь не хуже, чем по-английски. Зато в любой момент можешь спокойно уехать в Штаты. Допустим, у твоей мамы в Америке свой дом…
– Белый? – спросил я.
– Почему белый?
– Эффектно звучит. У моей мамы свой Белый дом в Вашингтоне и своя статуя Свободы в Нью-Йорке.
– Нью-Йорк – это пошло, – сказал Ярик. – И Вашингтон – тоже. Выбери какой-нибудь нейтральный город.
Я подумал и сказал:
– Бостон.
– Почему Бостон?
– У меня там приятель живет. Он этим летом с семьей в Америку уехал.
– Отлично! – обрадовался Ярик. – У тебя, можно сказать, глубокие американские корни. Что ты знаешь о Бостоне?
– Знаю, как он называется.
– Маловато. Ты бы в библиотеку сходил, почитал что-нибудь – про Бостон, про Америку…
– Обойдусь, – ответил я. – У меня своя голова на плечах. А книги твои библиотечные врут. Там пишут, что в Америке негров линчуют, а у нас в Бостоне, между прочим, мэр – мулат.
– Серьезно? – удивился Ярик.
– Почти наверняка, – ответил я. – Красавец-мужчина, сын массачусетского землевладельца и пуэрто-риканской танцовщицы. Борется за права нелегальных радиолюбителей и разводит мангустов.
– Рад за него. Короче, время подготовиться есть. Нужно будет купить несколько бутылок хорошего вина…
– Почему не водки?
– Девушки предпочитают вино.
– С каких пор ты стал девушкой?
– Я не о себе, дубина. И не о тебе, на всякий случай. Я о девушках, которых мы пригласим в наш номер. Не водкой же их угощать.
– Я бы угостил.
– Какой-то ты неправильный американец, – вздохнул Ярик. – Неужели в Бостоне девушек водкой поят?
– В Бостоне девушек поят чаем, – сказал я. – Знаменитые бостонские чаепития. Тихий зимний вечер, снег за окном, в гостиной маминого дома потрескивают дрова в камине, а на чайном столике дымятся чашки с янтарным напитком… – Я вдруг всхлипнул.
– Ты чего? – обеспокоился Ярик.
– Ничего… Не обращай внимания… Сейчас пройдет…
– Что пройдет?
– Ностальгия, – сказал я. – Обыкновенная ностальгия. Можешь смеяться, но я, кажется, истосковался по Бостону…* * *Четыре недели спустя мы с Яриком сидели в плацкартном вагоне поезда, отбывающего из Киева в Ивано-Франковск. Напротив расположились еще двое ребят из нашей группы, всего насчитывавшей девять парней, восемь девушек и одного сопровождающего представителя от какой-то туристической фирмы. Это был невысокий, но плотный мужчина лет тридцати пяти с черными усами, утиным носом и ответственным выражением лица. На фоне нашей юной компании он смотрелся излишне солидно, разговаривал чересчур весомо и то и дело переводил взгляд с подопечных девушек на обручальное кольцо, плотно сжимавшее его мясистый безымянный палец. Помимо нас в вагоне ехало несколько пестро одетых селянок с многочисленными корзинами, прикрытыми марлей, ближе к тамбуру расположились какие-то длинноусые мужчины в лоснящихся пиджаках поверх свитеров, вигоневых штанах, заправленных в сапоги, и вязаных гуцульских шапочках. Едва поезд тронулся, и те и другие, словно дождавшись команды, пришли в движение: селянки принялись доставать из корзин пирожки, закрученные в стеклянные банки соленья, жареных кур и прочую снедь; провизия мужчин была попроще – хлеб, домашняя колбаса, сыр, консервы, лук, а также огромные бутыли с домашним вином. Ели молча и сосредоточенно, словно трапеза была для них частью повседневной работы.
– Доставай-ка наше вино, – сказал я Ярику.
– Это НЗ, – запротестовал тот. – Забыл? Предназначено для романтических вечеров в Яремче…
– Ярик, не будь жлобом, – нахмурился я. – Нам нужно познакомиться с остальными или как?
– А без вина нельзя?
– Можно. Но это будет не знакомство, а протокольное совещание. Знакомиться насухую – все равно что зачинать детей в презервативе.
– Какая отвратительноя фантазия, – поморщился Ярик.
Он достал из-под нижней полки сумку, расстегнул на ней молнию и вытащил бутылку «Каберне».
– Доволен? – спросил он.
– Нет. Еще одну доставай.
– У нас впереди целая неделя в Яремче! – возмутился Ярик. – Ты хочешь прямо в поезде пустить нас по миру?
– Все неудачливые предприниматели, – важно молвил я, – прогорали из-за того, что хотели вложить мало, а получить много.
– Много ты понимаешь в предпринимательстве, – хмыкнул Ярик.
– Во всяком случае, побольше твоего. – Я подмигнул Ярику, незаметно кивнув на наших соседей.
– Почему это побо… А! Ну да. – До Ярика, наконец, дошло. – Американская кровь взыграла?
– Shut up, – ответил я. – Заткнись. И доставай вино. Я пока схожу покурю.
Я встал и шагнул в проход, удачно споткнувшись о чью-то сумку.
– Shit! – выругался я. – Извините.
И направился в тамбур, услышав напоследок шепоток одного из наших попутчиков:
– Слышь, а твой кореш – он чего не по-нашему… – Остаток фразы моих ушей не достиг, потонув в гуле вагона и перестуке колес о рельсы.
Когда я вернулся, на столе в приятном соседстве расположились бутылки и стаканы, хлопцы о чем-то переговаривались с Яриком, еще несколько голов с любопытством заглядывали в наш отсек. Я присел возле Ярика.
– Слышь, – настороженно обратились ко мне попутчики, – твой кореш правду говорит?
– Иногда, – ответил я. – А что он такого сказал?
– Что ты, типа, американец.
– Ярик, – с укором произнес я, – ты трепло.
– Почему это я трепло? – обиделся Ярик.
– Потому что. Обязательно было афишировать?
– Чувак, так мы не поняли – ты американец или как?
– Ну американец. Наполовину.
– Как это – наполовину?
– Одно мозговое полушарие западное, другое восточное. Как у глобуса.
– Какого еще глобуса?
– Обыкновенного. У тебя что, глобуса нет?
– Нет.
– А мозги есть?
– Допустим, есть.
– Тогда представим себе твой, допустим, мозг: у него есть левое полушарие и правое…
– Че ты мне про полушария втираешь! Ты американец или нет?
– Мать у меня американка.
– А батя?
– А у бати не получилось. Пацаны, давайте выпьем.
– Дело говоришь.
Мы разлили вино по стаканам.
– Будем знакомы, – сказал я.
– Будем. Серега.
– Павел.
– Ярослав.
– Миша.
– Миша? – удивился тот, что представился Серегой. – Как-то не по-американски звучит.
– Да Майклом его зовут, – вмешался Ярик.
– Так Майклом или Мишей?
– Ну Майклом, – неохотно признался я. – Мне просто больше нравится, когда меня Мишей называют.
– Нет, – задумчиво произнес Павел. – Мы тебя Майклом будем звать. Миш полно, а Майклов…
– Еще больше, – перебил я. – В Америке, в Канаде, в Англии, в Австралии…
– Вот видишь, – сказал Павел. – Где мы, а где Майклы… Ну, пьем.
Мы выпили. По вагону тем временем пополз слушок.
– Американец…
– По-английски шпрехает…
– Тогда англичанин…
– Если шпрехает – значит, немец…
Ближе к тамбуру я, кажется, стал не то скандинавом, не то прибалтом. В наше отделение начали стекаться гости – кто с вином, кто с коньяком, кто с закуской. Те, что не смогли поместиться на наших полках, расположились в боковой плацкарте. В основном это были ребята, но имелись и две девушки, темненькая и светленькая, которые представились Лесей и Тасей. Липовый американец сплотил разрозненную кучку в одно целое. Своим визитом почтил нас даже «старший группы», как я окрестил представителя турфирмы. Карман его темно-синего пиджака, полускрытый рукой, приятно оттопыривался.
