Анатолий Гладилин - Тигрушка (сборник)
– Барон, мы слыхали про твои подвиги. Что ты намерен делать дальше?
– Ребята, – сказал Сашка миролюбивым тоном, – вы что, из Армии спасения? Или стали штатными блюстителями нравственности?
– Брось, – сказал Мишка, – противно!
В его голосе Сашка не почувствовал твердой убежденности. Этой репликой Медведь скорее реабилитировал себя перед Яшей за свои недавние срывы. Ясно, чья инициатива.
– А что мне остается? Вы смотрите на меня, как два инквизитора на ведьму. Может, сбегать за по мелом?
Тут уж Медведь должен был хотя бы улыбнуться. Но он, проявив героические усилия, сдержался. Видимо, Пятерка здорово его накачал. Чернышев понял, что просто шуточками не отделаешься.
– Хорошо. А ваше мнение?
– Отвечай сначала на вопрос, – сказал Яша.
– Вот как? Отлично. – Чернышев заговорил голосом начальника лаборатории: – Я намерен жениться на Алле. Как только она получит развод, мы зарегистрируемся и будем жить согласно кодексу РСФСР о семье и браке. Устраивает? Одна деталь: комнату, которую они снимали, мы оставили. По соображениям, всем понятным, мы ищем другую. Еще какие вопросы?
Они переглянулись. Потом Медведь отвернулся, а Яша сказал:
– Тебе придется выбирать – или мы, или Алла.
– Однако! – сказал Чернышев. – Ребята, вы не спятили?
– Ты хочешь сказать, что сделал выбор? – спросил Яша.
– Нет. Я просто ничего не понимаю.
– Ты не имеешь морального права на ней жениться. Она может быть с кем угодно, но только не с тобой. Подумай о Руслане.
– Алла не из тех, кто занимается благотворительностью.
Это он сказал зря. Теперь Медведь окончательно стал на сторону Пятерки. Чернышев это сразу почувствовал. Что ж, разговор пойдет по существу.
– Поясни, – сказал Пятерка.
– Охотно. Никто из вас не верил в прочность этого брака. Алле нужен был человек, на которого она могла бы опереться, а не по-детски влюбленный мальчишка, с которым ей приходилось нянчиться. Да и Руслан все понимал, ведь я с ним говорил. Я не виноват, что она полюбила меня. Не я к ней пришел, а она ко мне.
– А ты обрадовался, – сказал Яша.
– А я обрадовался. В отличие от некоторых, я не запираюсь на замок от женщин. Так уж в природе устроено, что нас к ним тянет, ты этого еще не знаешь, прими соболезнования.
– Но она была женой твоего товарища, – сказал Медведь.
– По-твоему, я с ходу к ней полез? Кстати, много лет назад один наш общий знакомый тоже чего-то добивался от Аллы. А ее уже тогда любил Руслан. И у нашего общего знакомого ничего не получилось вовсе не потому, что его вдруг остановил порыв благородства.
Мишка, – сказал Пятерка, – мне кажется, сейчас он всех нас поставит на свои места. Все мы ничтожества, Руслан – ребенок, а бедная, неудовлетворенная малоинтеллигентной жизнью Алла наконец находит великого человека, достойного ее любви. Это, конечно, Чернышев – гениальный ученый, кандидат наук, начальник лаборатории. Не то что какой-то шоферюга!
– Прости меня, – перебил его Чернышев, – каждый из нас был волен играть в карты или сидеть над учебниками. Звонок выбрал самый легкий путь…
– А ты – самый подлый, – вставил Яша.
– Серьезно?
– Абсолютно.
– Тогда зачем же ты со мной разговариваешь?
– Дал бы тебе в морду, да знаю, что ответишь.
– Ты всегда был предусмотрителен.
– Хватит, – вмешался Медведь. – Яшка, ты уж совсем того. А тебе, Барон, одно могу сказать. Был у нас хороший парень Сашка Чернышев. Потом он зазнался, поставил себя выше всех, отсюда и все его поведение. Ты можешь доказывать кому угодно. С тобой могут многие согласиться. Только не мы. Мы не можем понять, как один из наших ребят отбил жену у другого. Значит, этот парень не наш. Вот и весь разговор. Прощай. Пойдем, Яша.
Они ушли, а Чернышев позвонил Алле и сказал, что будет занят до вечера.
Потом запер комнату, сел работать. Сначала не получалось. Разные посторонние мысли.
Ну и пускай катятся к черту! Можно, конечно, сидеть год около Руслана в качестве сестры милосердия. Можно долго выяснять отношения с каждым из ребят в отдельности. Восстанавливать старую дружбу. Вообще есть масса объектов для благотворительности. Например, Осетинский, бывший руководитель группы, совсем сдал. Но оставим благотворительность другим. Все, все надо забыть. Достаточно, что Алла выбила его из колеи. Хватит. Потеряно слишком много времени. У него есть одно – самое главное. Это работа, которую никто, кроме него, выполнить не сможет. А если сможет, то тогда Чернышев все растерял, проиграл, тогда он уже никому не нужен. Он выбился в люди, с ним считаются, ему верят, он ведет самостоятельное дело. Для многих это потолок. Но не для него. Другой счет. Есть много очень сильных людей, некоторые из них талантливее Чернышева, и он не имеет права отставать, он должен работать и работать, жертвуя дорогим и близким, когда-нибудь это ему зачтется.
Постепенно он втянулся и уже ни о чем другом не думал и кончил только вечером, когда пришла Алла.
Она рассказала ему, что у Руслана беда и что она целый день провела с ним.
– Ты правильно поступила, девочка, – сказал Чернышев. – А я чем-нибудь могу ему помочь?
– Нет, ему никто не поможет.
– Тогда хватит об этом, – сказал Чернышев. – Знаешь, я не люблю неудачников. Мне его очень жалко, но я убежден, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Если они сами не выплывают, значит, так и надо. Согласен, философия жестокая и непопулярная, но зато верная. Может, то, что случилось, даже к лучшему для Руслана. Пускай впервые задумается всерьез о жизни и о своем месте в ней.
– Ну и строг ты, Сашка! – сказала Алла. – Кто же я, по-твоему?
– Слов захотела, комплиментов? Не выйдет. Впрочем, могу. Самая обыкновенная женщина. Масса недостатков и комплексов. Ну, есть, конечно, кое-что. Кстати, не очень красивая. Правда, и не уродина. Нечто среднее. Довольна? Но один человек считает, что ты самая умная, самая красивая и вообще единственный друг на этом свете, подарок Господа Бога неизвестно за что. Это – субъективное мнение некоего Чернышева. Человек, как известно, часто ошибается. Правда, боюсь, что в этом плане я буду ошибаться всю жизнь.
Часть четвертая
Прошу встать! Суд идет!
Судья начал читать приговор, а он стоял справа, выпрямившись, и с высоты своего роста смотрел в зал, на свидетелей, на родных подсудимого, на застывших милиционеров и на самого подсудимого (где-то он вычитал, что, когда выносят обвинительный приговор, присяжные избегают встречаться взглядом с преступником, и поэтому он не спускал глаз с черноволосого, коротко остриженного парня, и тот тоже косился на него, вероятно пытаясь угадать, что же будет дальше). Несколько раз он переводил взгляд на двух девушек, что стояли в глубине зала, обиженно выпятив губы. На их лицах было написано, что, дескать, все это несправедливо, и за что же вы нашего хорошего Петю… Иногда в свою очередь девушки смотрели на него, но не так, как обычно на улице. Для них он тоже олицетворял сейчас непреклонный закон.
На всех лицах, что были перед ним, застыла терпеливая покорность, и только один парень, нескладный, громоздкий, вероятно, товарищ подсудимого, но, как казалось Медведеву, человек другого склада, хороший, простой работяга, как-то выделил Медведева из трех членов суда и старался поймать его взгляд. И когда их взгляды встретились, Медведев на секунду закрыл глаза, а тот все понял, кивнул и зажмурился.
Наверно, каждому заседателю хочется вести процесс самому, так сказать, работать на публику. Ведь в глазах присутствующих главное действующее лицо – судья, который во сто раз лучше тебя знает судопроизводство и в десять раз – само дело. Пока ты ломаешь голову, какой бы вопрос задать поумнее, судья успевает небрежно задать твой вопрос, и он сразу кажется таким проходным, а ты сидишь молча, надув щеки, и только согласно киваешь, когда судья вдруг поворачивается к тебе и очень серьезно, тихо и неразборчиво говорит что-то вроде «вля-пля-бля» и громко и торжественно в зал:
– Совещаясь на месте, суд счел возможным обойтись без свидетельских показаний гражданки Морозовой, не явившейся по неизвестным причинам.
И только адвокат, требовавший этих показаний, искоса посмотрит на тебя. Он-то знает, что значит «совещаясь на месте».
А решалось все в маленькой комнате, куда они удалялись для вынесения приговора. Сегодня вместо пятнадцати минут, которые обычно уходят в такого рода делах на написание самого приговора и на перекур, они прозаседали два часа. Вроде спорить было не о чем. Закон гласил ясно: нарушение паспортного режима, в двадцать четыре часа, дважды не выполнял. Статья уголовного кодекса определяла год заключения как минимум. Несколько лет назад Михеев был осужден за попытку украсть чемодан на вокзале; так как он был с товарищем, то преступление подпадало под раздел «групповая кража». Он отсидел два с половиной года и вернулся в Москву, к родителям. Михеев, его мать и отец – все вместе хлопотали, но милиция отказывалась прописать его в Москве. Шло время. На работу его не принимали, пришел участковый и взял подписку о немедленном выезде за сто первый километр. Михеев продолжал ходить по инстанциям, надеясь на лучшее. Второй раз пришел участковый. Михеев опять дал подписку и опять остался. Это была уже азартная игра с законом. И вот результат.
