Анатолий Гладилин - Тигрушка (сборник)
– Знаешь, как страшно, – говорил Бутенко, – когда несколько рядов заполнено, а дальше – черная пустота. Выходишь на сцену с закрытыми глазами. Только бы не смотреть в зал. Вот так мы начинали. Театр маленький, на отшибе, репертуар старый. А публика привыкла ходить в музыкальную комедию. Мы привезли «Царя Федора Иоанныча». Это сразу стало событием. Сплошные аншлаги. Но «Царя» мы готовили два года. Выпускной спектакль. Каждый жест отработан. А тут? Шестнадцать репетиций, прогон – и на сцену. Где уж следить за мастерством, вживанием в роль, сверхзадачей…
Руслан послушно кивал. Правда, ему, как человеку темному, казалось, что шестнадцати репетиций вполне достаточно. Но раз Бутенко так говорит, значит, действительно кошмар. И потом его разморило после длинной дороги. Он давно бы лег, но Юрка разошелся.
– Мечта сделать свой театр! – говорил Бутенко. – А кто руководитель? Человек, который ждет, что скажет третий замзав по сельскому хозяйству. А как театр принимает пьесу? Пьеса читается на труппе. Актеры слушают. Думаешь, главное для них – художественные достоинства? Ничего подобного. Каждый слушает со своей точки зрения: какая роль достанется ему? Есть подходящая, голосует «за». Нет роли, – значит, пьеса мелковата по теме, идейно не выдержана, не будет кассового успеха. А состав труппы? Двенадцать кандидаток на роль Джульетты. А всем уже далеко за пятьдесят. Уволить? Набрать молодых, способных актеров? Практически невозможно. Профсоюз моментально восстановит. Что же получается? Интриги, батенька, интриги… Вот и попробуй создать свой театр! Наши же все гении. «Когда я играл Шуйского!..» Ну, бился с тобой преподаватель, сделал тебе роль. А дальше? Сам работаешь? Куда там! Все мешает. Масса причин, все объективные. Знаешь, мы воспитаны соответственно: привыкли, что нам должны помогать, создавать условия, поощрять нас, поддерживать. А актер – это подвиг. Сам из себя не сделаешь хорошего артиста – нечего других обвинять. А наши ребятишки про это забыли. Вернее, их просто никогда не учили самостоятельной работе. Вот так и лопнула мечта о театре, который имел бы свое неповторимое лицо…
Мне вроде жаловаться не на что. Куда уж лучше! Но я решил: лучше буду в Москве статистом, чем здесь премьером. Пока не поздно, надо учиться. А то года через два я, пожалуй, поверю во все, что обо мне здесь пишут, тогда привет, крышка. Мне уж тут предлагали перейти в местный драматический театр. И оклад больше, и перспективы другие, но я подумал: «Нет, в Москву!»
– Если ты не устроишься в Москве, а здесь все потеряешь, что тогда? – спросил Руслан.
Юрка хотел сказать, что виделся с одним известным московским режиссером, понравился ему и что режиссер обещал взять его к себе, но сказал совсем другое:
– Такова жизнь в искусстве. Звонок. Лотерея. Пан или пропал.
Так получилось гораздо значительнее.
– Э, да ты совсем засыпаешь, – вдруг спохватился Юрка. – Я сейчас кофе сварю. Холостая жизнь всему научит. У меня отменный кофе.
То ли кофе подействовал, то ли разговор коснулся более близких Руслану тем, но дальше пошло веселее.
– Сколько мы не виделись? Почти три года. Два раза я приезжал в Москву, встречался со всеми ребятами, а ты, как всегда, был в разъездах… Маша? Разошлись по-хорошему. По-моему, она замужем. Очень рад за нее… Почему так получилось? Девка с честолюбием. Не хотела ждать, пока я пробьюсь. Не хотела губить молодость в провинции – кстати, это подлинные ее слова. Вероятнее всего, просто не любила, играла в любовь. Актриса! Скучал ли? Да, очень. Но говорят, пошло на пользу: мне здорово даются трагические роли. Да и времени нет скучать. Ты не представляешь, Руслан, как много я работаю. Не вылезаю из репетиций. Почти каждый вечер спектакль. А ведь надо еще книги читать. А то отстанешь. Я уж не говорю об общественных нагрузках… Выходные? Практически их у меня нет. Выездные концерты, шефские спектакли. Но я все о себе. Хватит. Что ты?
– Я? – Руслан встал и прошелся по комнате. – Я обыкновенный рабочий класс. Кручу баранку.
Он помолчал немного. Получилось жидко. Надо обосновать.
– Вам хорошо, – сказал Руслан, – у вас есть призвание. Ты – артист, Сашка – математик или кто он там… физик, не разбери-поймешь, – словом, ученый. Черт знает, что он там делает, в своем «ящике». Но в двадцать шесть лет кандидат наук, начальник лаборатории! Это что-нибудь да значит. А я обыкновенный. Наверно, я мог бы получить диплом и стать инженером, допустим, тем же диспетчером у нас в конторе. Но зачем мне это? Работа диспетчера нервная, сидит между двух огней. С одной стороны – шоферы, с другой – начальство. Даст поблажку шоферам – начальство его за шиворот. Потрафит начальству – шоферы на него волками смотрят. Потом я еще со школы ненавижу сидячий образ жизни. А тут пейзажи мелькают, новые люди. У нас в конторе тоже свои пригорки и ручейки. Интриг хватает. Я мог бы в это дело влезть. А зачем? У меня своя работа, я свое место знаю. И привет. Вернулся домой, переоделся – и пошла другая жизнь. С Аллой не соскучишься. Культпоходов у нас, как говорится, достаточно. Думаю, что мечта о дипломе – это пережиток. Лучше быть хорошим шофером, чем средним совслужащим. А я семью обеспечиваю, да и работа мне нравится. У кого есть призвание, тому повезло. А простые, обыкновенные люди мечтают о личном счастье. Ты говоришь, что только при капитализме стремятся к личному счастью, а у нас, мол, живут общественными интересами. Прости, но я не разделяю эту точку зрения. И думаю, не только я. Я кручу баранку, выполняю – и привет!
– Значит, твое дело – сторона? – спросил Юрка.
– А ты не раздувай ноздри, не заводись. Мы можем так до утра митинговать, да боюсь – не договоримся. Отложим до следующего раза. Сейчас уже два ночи.
– Можно и до следующего, – сказал Юрка, – только готов с тобой спорить, и по-крупному.
– Согласен, – сказал Руслан. – Тебя лично политика касается. Ты работник идеологического фронта. А шоферы всегда нужны. Давай спать. Мне завтра в восемь выезжать.
– Слушай, ты мне про ребят так ничего и не сказал!
– Это пожалуйста. Ленька женился. Приезжал с ней в отпуск.
– Что он сейчас делает?
– Пьет, наверно. Или бегает к соседке. Не верю, чтобы Ленька стал примерным семьянином.
– Ну, а Медведь? Пятерка?
– Медведь вечерами ходит на хоккей. Пятерка, как всегда, в экспедициях. Подальше от женщин. Видишь, все по-старому.
– А Барон?
– Барон погряз по уши в науке. Он теперь в киты выбился. Тебе ребята пишут?
– Да. Ленька и Пятерка чаще других.
– Пятерка всегда был прилежным, а Ленька – со скуки.
– Скучать ему, видимо, не приходится. У него был конфликт с начальством. Потом начальник ушел на повышение, а Леньку неожиданно назначили заместителем начальника цеха.
– Да ну?
– А то, что Медведь, кандидат партии?
– Чего?
– Ничего ты не знаешь. Он еще член бюро райкома комсомола.
– Вот тип! Чего же он молчал?
– О чем вы говорите, когда встречаетесь?
На всей улице это было единственное освещенное окно. Если бы кто-нибудь посторонний заглянул в него, то слов, конечно, не услышал бы, а увидел двух людей, один из которых ходил по комнате, размахивал руками и что-то говорил, а другой сидел неподвижно и наблюдал за первым.
4.– Теперь он пропал навсегда, – сказал Чернышев.
– Может, у них профсоюзное собрание? – сказал Руслан. – Или показ документального фильма «Лучше удовлетворим потребности населения»?
– Идиотское положение, – сказал Чернышев, – негде встретиться с товарищем. Деловые разговоры приходится совмещать с процессом пищеварения. Но не мерзнуть же на улице?
– Спокойно, Саша, береги нервы, – сказал Руслан. – Это тебе не точные науки. Завались мы сюда с большой компанией да закажи сразу шесть бутылок водки – вот тогда бы завертелись. А можно и по-другому: несколько фраз на ломаном французском языке. Когда приходишь в ресторан, столько унижений натерпишься!
– Может, начнем? – предложил Чернышев. – К утру он как раз принесет горячее.
– Пошли, – сказал Руслан. – Твое здоровье. Интересно, разбавляют они наполовину или меньше? Надо бы заказать бутылку. Я же говорил, что у меня тоже есть деньги. Знали бы, что пьем.
– Я смотрю, ты спец.
– Да нет, но просто случается – на трассе подвезешь нескольких «голосовавших». Левые деньги. Причем сами дают, я поначалу отказывался.
– Слушай, Руслан, вообще у меня к тебе серьезный разговор.
– Понял. Чтоб просто так Чернышев заехал к тебе в контору, вызвал да еще потратил на тебя целый вечер, такого еще не бывало.
– Не болтай ерунды.
– Разве не так? Совсем зазнался. Оторвался от масс. Даже Медведю не звонишь.
– Почему? Когда есть время. Но на мне еще куча административных дел.
– А я что говорю? Ну, что у тебя там наболело-накипело?
– Кажется, наш. Несет!
– Я говорю, сегодня вечер чудес: появился ты – раз, официант обернулся за полчаса – два…
