Юрий Быков - Московское Время (сборник)
– Мы вообще-то решили по рублю скинуться, тебе на подмогу…
Сделали заказ, и уже через пять минут принесли холодную водку.
– Вот всегда так, – взялся разливать бутылку Ершов, – водку принесут, а закусывать нечем. Тут хорошо еще на столе хлебушек есть. Передайте-ка мне горбушку. Ну что, Ген, за тебя?
Выпили, закусили посоленным хлебом.
– Ген, а что за прибор?
– Да долго рассказывать. На улавливании молекул основан, самое широкое применение…
– Ну да, вам же сказали, что начальство уже взяло прибор на вооружение. Ген, это как?
– Понятия не имею.
– Ох, не нравится мне это их «вооружение», – сказал Ершов, наливая по второй. – Чувствую, устроят они какую-нибудь пакость.
– Илья, а не любишь ты начальство!
– Да, не люблю. А еще не люблю все эти их парткомы, профкомы…
– Потише, еще услышит кто-нибудь.
– Ладно… Ну, Ген, еще раз за тебя!
Через час Ершов ушел, а застолье покатилось дальше, благо и выпивки, и закуски хватало.
Народа в кафе все прибавлялось. Уже играл вокально-инструментальный ансамбль, сокращенно именуемый ВИА. Танцевали пары.
Вилен взглянул на одну из них. И сразу понял, почему именно на эту пару: с плотным мужчиной танцевала… Вика. Он почувствовал ее еще не увидев, а увидя, сразу узнал. Сколько же лет прошло?! Вилен всматривался в Викино лицо. Вдруг – словно опрокинулось время, и он ощутил себя… в детстве.
2
Да, Вилену было двенадцать лет, когда Вика появилась в их дачном поселке. Ее младший брат Колька жил у бабушки каждое лето, как и сам Вилен у тетки, а Вика приехала тогда впервые (наверно, потому что после развода родителей Колка остался с мамой, а Вика с отцом).
Все мальчишки сразу же повлюблялись в Вику, пробудив в ее братце неожиданную склонность к шантажу:
– А вот возьму и расскажу Вике, что вы меня Фурункулом зовете, – с тихой улыбкой говорил Колька, страдавший ячменями. – Или про то, как вы у меня одежду на озере сперли…
Радостно наглея день ото дня, братец в конце концов взялся всех поучать:
– Дурачье вы, зря перед Викой воображаете, все ваши старания для нее – пустой звук!
И был прав. Шансы на взаимность даже у самого старшего из компании – заводилы Лешки, который к своим тринадцати с половиной годам имел, по его уверению, всевозможный житейский опыт, – равнялись нулю. Потому что Вике шел…девятнадцатый год.
Вилен, как и остальные ребята, не задавался вопросом, красива она или нет? Просто все обреченно понимали: в таких вот и влюбляются.
У нее был вздернутый носик, круглые щеки с ямочками и необычайные глаза. «Ишь, какая косуля!» – сказал как-то ей вслед дед Матвей Дмитрич, почти круглосуточно восседавший на складном стульчике перед своей калиткой. Это он о ее глазах – больших, влажных и с тем же разрезом, что у косуль. Но, в отличие от них, Вика смотрела совсем без робости, ясно и прямо. Такая вот смелая косуля получалась.
А ведь, и в самом деле, Вика не боялась ни в футбол с мальчишками сыграть, ни речку переплыть. А с каким азартом удила она рыбу! Так уж получилось, что вокруг не было никого, кто оказался бы близок ей по возрасту, но, проводя время в мальчишеской компании, она явно этим не тяготилась. Стоит ли говорить, как притягательно было ее общество для ребят.
Хоть еще и мальчишки, они находились в той поре, когда темная сила влечения к Женщине уже распахивает свои объятья, и вдруг узнаешь, что сердце сладко замирает не только на качелях, но и от увиденного девичьего профиля, очерченного и аккуратно, и легко, от светлого взгляда из-под челки, брошенного блондинкой на эскалаторе, или от того, например, как у кассирши с озорными глазами темнеет ложбинка в вырезе платья или как лежат одна на другой загорелые женские ноги.
Хорошо понимая происходящее с ребятами, Вика относилась со снисхождением к их глупым выходкам. Дело в том, что с каждым Викиным появлением круг ее поклонников сразу же превращался в ярмарку тщеславия. Или в птичий двор, где каждый индюк пушил хвост на собственный лад. В результате, будто бы сами собой начинали происходить такие вещи, как покорение вершины самой высокой сосны, полеты с «тарзанки» на дальность, езда на велосипеде без рук, хождение «колесом» и многое другое. Вика, конечно, пыталась сдерживать ребят, но этим лишь раззадоривала их.
И только Вилен ничем не привлекал к себе внимания: он просто терялся в присутствии Вики. Но все же и он выкинул номер! Да какой!
А началось все, как водится, с пустяка: Вике понадобилось позвонить в Москву. Сделать это можно было с единственного в округе телефона-автомата, располагавшегося на площади возле продуктового магазина. Пока Вика звонила, ее заприметили трое оболтусов из местных, которые решили немедленно познакомиться с симпатичной дачницей. А чтобы у нее не оставалось выбора, знакомиться или нет, один из них подпер плечом дверь телефонной будки. Конечно же, эта сцена не могла обойтись еще без одного персонажа – благородного героя. И он, понятное дело, появился. Волей случая им оказался Вилен, возвращавшийся с банкой сметаны из магазина. Справедливости ради нужно отметить, что по воле случая Вилен лишь оказался на сцене, а вот какую роль ему сыграть, зависело только от него самого.
Вилен долго не раздумывал. С разбегу он ударил головой в живот лоботряса, подпиравшего дверь телефонной будки. От неожиданности тот упал, и тут же два глухих разрыва обрушили покой, висевший над поселковой площадью. Это разбились два стеклянных сосуда: бутылка портвейна (вывалилась из кармана балбеса) и банка сметаны (выпала из рук Вилена). Не совладав после удара с силой инерции, Вилен последовал за своим противником.
Проехавшись руками вперед по ковру из осколков, он приобрел ужасающий вид.
Обидчики Вики, лишь взглянув на него и собирающуюся толпу, быстро сообразили: нужно удирать. Что они и сделали, не проронив ни слова. Только тот, которого Вилен сбил с ног, выкрикнул, отбежав на приличное расстояние: «Псих! Лечиться надо!»
А Вика уже стояла перед Виленом, промокая его сочившуюся кровь и утирая собственные слезы одним и тем же носовым платочком. Из толпы выплыл еще один носовой платок, и кто-то сказал:
– Ему на станцию, к фельдшеру надо.
Вика, спохватившись, повела Вилена в медпункт, где его раны обработали и смазали зеленкой.
По пути домой она сказала ему с мягким блеском в глазах:
– А ты смелый…
И поцеловала. Да не в щеку, а почти в губы!
Настал его звездный час! Особенно Вилен гордился порезом на щеке (вот почему Вика приложила свой поцелуй в другое место). Но также приятно было и оттого, например, что теперь только за ним могла Вика зайти, направляясь в магазин, и только его она могла позвать к себе смотреть телевизор (который был большой редкостью для дачного быта тех лет). Да, Вика выделяла его из всех.
Ребята же, увидев это, сразу успокоились. Безумства закончились, началась прежняя жизнь. Из которой «счастливчик» Вилен оказался выключен. Потому-то и становилось ему иногда тоскливо. Впрочем, лишь иногда.
Сейчас Вилен не помнил о той тоске. Зато хорошо помнил Студента, приехавшего к родственникам в самом конце лета (решил набраться сил перед последним курсом). Долговязый, важный, скучный – ничего мало-мальски привлекательного.
А Вика стала вдруг растерянной и похорошела необыкновенно, словно что-то в ней подтаяло, и женственность проступила с какой-то истомной полнотой – ярко, волнующе. По вечерам Студент степенно сидел у костра напротив Вики и смотрел на нее блеклыми, круглыми глазами. Остальных же он не замечал. Неприятнейший был тип. Но Вика, очевидно, так не считала, и, когда все ребята расходились по домам, они вдвоем оставались сидеть у догоравшего костра.
Ну а потом Вика исчезла: уехала, ни с кем не попрощавшись. Исчез и Студент. Вилен слышал, как Викина бабушка жаловалась его тете: «Это ж надо?! Я, говорит, замуж выхожу. Я ей: Викуся, тебе же только восемнадцать лет! Да и он что такое? Ни кола, ни двора, в общежитии живет, стипендия одна, да и ту, может, еще не получает. Нет, говорит, все уже решено, и ничего не изменить. Собралась в пять минут и уехала…»
С тех пор Вилен не видел Вику и ничего о ней не слышал.
3
Удивительная вещь – память! Иной раз бессильна она перед вчерашним днем, а иногда унесет, не спросясь, человека в его давнее прошлое – даже запахи вернет, вмиг перелистает годы, а случается – и целую жизнь. Секунды, минуты или всю ночь напролет – память сама решает, сколько длиться этим путешествиям. Для Вилена все завершилось с последними звуками танца.
Он взглядом проводил Вику в конец зала, где за сдвинутыми столами сидели человек десять – мужчины и женщины разных возрастов, наверно, сослуживцы.
И будто кто-то подтолкнул его встать, чтобы направиться к Вике. Вилен, конечно, понимал, что она, скорее всего, его не узнает, но стало не до размышлений. А ведь прежде, чем приглашать Вику на танец, не мешало бы подумать о возможной реакции усатого Викиного кавалера. Поэтому для Вилена было неожиданностью, когда тот вскочил с места и грозно надвинулся на него.
