Лариса Райт - Алая нить
– Почему же миф? Если чье-то существование не доказано, это не значит, что нельзя верить в его существование.
– Допустим. И верующие наградили его прекрасным метким титулом «Принц воров».
«Наконец-то имя мне найдено, – неожиданно вспоминает Соня классика. – Продам партитуру и превращусь в королеву мошенников. Вот только царствовать в Ноттингемских лесах мне не придется. Мои варианты – бескрайние воды Лос-Анджелеса или каменные джунгли Москвы, а заповедник мне грозит, скорее всего, сибирский. Это в том случае, если депортируют. А могут ведь и оставить у себя на довольствии или, чем черт не шутит, мамочка вновь вспомнит о блудной дочери и попросит своего ненаглядного похлопотать о моем переводе в Алькатрас».
– Значит, вы уверены, что преступление совершить легко и ничто не будет терзать человека, избравшего этот путь?
– Уверен.
– А как же страх разоблачения? – Его семена уже проросли в Сонином позвоночнике, висках, ступнях, ладонях, дыхании.
– Этого аферист заслуживает в полной мере.
«Вот – все, чего я достойна: удручающих размышлений о лучшей тюрьме на планете, выучившего мои болячки фармацевта и знаний о точном количестве шагов от закутка в общежитии до второй по ходу осмотра комнаты на Макартплатц» [108] .
– Кстати, – продолжает диспут австрийский юноша, – в данном случае есть еще один довольно простой способ избежать нарушения закона.
– Какой? – Соня затаила дыхание; она ощущает внутри себя крохотные шарики надежды, наполняющие кровь.
– Кем приходится больной ребенок человеку, который решил собрать деньги?
– Предположим, никем.
– Тогда ответ очевиден. Нужно просто отказаться от преступления.
– То есть отступиться от помощи?
– Вот именно.
В ушах – треск от миллиона лопнувших пузырьков.
– Знаете, – разочарованно заключает Соня, – а ведь вы не правы. Между мной и Мармеладовой есть кое-что общее.
– Что же?
– Мы обе не страдаем равнодушием!– Если кто и страдает равнодушием, так это ты, – возмущается молоденькая японка, которая раньше казалась Соне довольно милой, а теперь напоминает готовую вцепиться в глотку гиену. – Пожалела банку чернил для общего праздника! Да этой краски завались в любом магазине.
– Вот и сходили бы туда, – огрызается Соня, – а не шлялись бы по чужим комнатам!
– У тебя было открыто.
– Это не дает вам право заходить и брать без спроса чужие вещи.
– Что с тобой? – удивляется искусствовед из Бремена. Он хорошо знает эту русскую, изучающую австрийских кайзеров. Никогда раньше она не была жадной и не позволяла себе разговаривать в подобном тоне ни со студентами, ни с соотечественниками, которым показывает красоты Зальцбурга, ни, тем более, с коллегами. А теперь свирепо сверкает черными глазами, будто хочет сжечь виновных прямо здесь, в холле, вместе с растянутым над их головами плакатом. – Не злись, Соня. Красиво ведь получилось. Тебе не нравится?
– Я в восторге, – мрачно цедит девушка.
На баннере, закрепленном под потолком, красуются два алых сердца, а между ними драгоценной Сониной тушью криво нацарапано «Happy Saint Valentin`s Day»
– У Valentin на конце «е», – презрительно добавляет она.
– Подумаешь, пропустили случайно, – продолжает склоку японка, – сейчас вставим аккуратненько.
– Тушь кончилась, – робко сообщает искусствовед.
Соня холодеет:
– Как кончилась?
Если бы она умела падать в обморок, это мгновение стало бы изумительно подходящим для потери сознания. Соня не отказалась бы даже от нескольких секунд беспамятства. Настенные часы показывают начало восьмого. Десять минут назад улыбчивый китаец закрыл на уикенд свою лавочку канцелярских принадлежностей для каллиграфии и отправился отдыхать. Сонин стол в маленькой комнатушке завален бумагами. На спрятанной в самом низу партитуре «двухвековой давности», которая должна быть готова к понедельнику, недостает последней строки.5
«Романа только мне не хватало», – уныло размышляет Катарина, наблюдая за Патриком. Рослый, голубоглазый, светловолосый, широкоплечий, к тому же совсем не глупый, выдержанный, надежный – в общем, мечта любой одинокой женщины. «А может, действительно именно тебя мне и недостает для того, чтобы окончательно распроститься с прошлым, которое за сегодняшнее утро уже три раза проскользило мимо меня, удостоив лишь безразличным кивком?»
– Привет! – Начальник службы спасения снимает очки и по привычке щурится – солнца сегодня нет.
– Привет.
– Как дела?
– Все спокойно, – сообщает врач с некоторым сожалением.
– Мечтаешь о переломах?
«Мечтаю о переломе в своей судьбе».
– Пожалуй.
– Видимость сегодня плохая, так что с большой долей вероятности тебе может повезти.
– Циник.
Циник, как обычно бывает, оказывается абсолютно прав. Полтора часа спустя Катарина разгоняет собравшуюся на склоне толпу из пятнадцати человек, чтобы склониться над столкнувшимися лыжниками. Оба неудачника валяются на снегу, нелепо растопырив поврежденные конечности, и, забыв о боли, поливают друг друга отборной бранью:
– Смотри, куда едешь, придурок!
– Не стой посреди дороги, осел!
– Эй, полегче, – пытается успокоить Патрик разбушевавшихся туристов, чтобы дать возможность врачу осмотреть их.
– Дай только добраться до тебя, остолоп! Научись сначала кататься!
– Это ты у меня получишь, урод, чтобы такие по склонам не шатались!
– К счастью, господа, – вмешивается в перепалку Катарина, – присутствие вас обоих на склонах в ближайшее время нам не грозит. У вас, господин придурок, судя по всему – закрытый перелом правой ноги, который выведет вас из строя на пару месяцев. Этого можно было избежать, если бы вы не налетали на людей или, по крайней мере, соблюдали технику безопасности, что позволило бы вашей лыже вовремя отстегнуться.
Катарина отводит взгляд от онемевшего от ее наглости курортника и поворачивается к его оппоненту, на лице которого сияет улыбка победителя.
– А вы, господин осел, – продолжает она, – не стояли бы у людей на пути и целее были бы. На первый взгляд у вас проблемы с мениском, а это неважная штука, я вам скажу: попахивает операцией и, возможно, даже не одной.
– Ой, – жалобно вздыхает лежащий на снегу здоровый детина.
Наблюдающая представление публика довольно хихикает.
Обеспечив необходимую для работы тишину, хирург начинает осторожно ощупывать поврежденные ноги, не забывая поймать и оценить удивленный и восхищенный взгляд начальника службы спасения. Катарина надрезает специальным ножом дорогие комбинезоны, рвет их, не обращая внимания на протесты, осматривает опухшие конечности.
– Сейчас доставят носилки, и вас отнесут в медпункт. Там я введу вам обезболивающее и сделаю все необходимое, чтобы ваши ноги были надежно зафиксированы и доставляли вам как можно меньше беспокойства до тех пор, пока вы не окажетесь в надежных руках больничных хирургов. Понятно?
– Вполне, – раздается из толпы насмешливый голос Антонио. – Носиться по склонам в поиске парочки ушибов и вывихов, отчитывать больных и накладывать шины – прямая обязанность врача на горнолыжном курорте. Это гораздо проще, чем, засунув подальше гордость, по-прежнему сидеть дома и заниматься воспитанием детей.
«Вот и оно – тринадцатое число! И что же я слышу? Ты разыгрываешь оскорбленное достоинство? Тебя так задело то, что я отказалась от твоей помощи? Конечно, ты хотел выглядеть благородным. Чтобы про тебя говорили: «Ушел, но не бросил». А теперь кто-нибудь из знакомых может увидеть, чем занимается твоя жена, чтобы прокормиться, – и тебе придется оправдываться и доказывать, что я, мол, сама этого захотела. А потом еще и изводиться, поверили или нет. Что ж, Антонио, это твои проблемы. Ты настолько привык, что за два года я стала зависимой от тебя, что решил продолжать по-прежнему диктовать мне условия? Или я сама приучила тебя, да и себя, к мысли, что ты можешь указывать мне, что и как я должна делать? Если ты вернешься, Антонио, наша жизнь, наверное, вновь потечет по приятному тебе руслу, но ты и возвращаться не желаешь, и хочешь мне доказать, что мое нынешнее занятие и выеденного яйца не стоит».
Забыв на какое-то время о своих обязанностях, Катарина молча вслушивается в оскорбительные речи мужа:
– Сейчас опытный доктор привяжет к вашим ногам пару досок и проводит до фуникулера. Думаю, налогоплательщики согласятся с тем, что наличие этого рабочего места оправдывает себя в полной мере.
– Кто дал вам право?.. – не выдерживает рослый голубоглазый и весьма не глупый блондин.
Катарина останавливает его взмахом руки. «Все в порядке. Если я решила дать отпор сегодняшнему числу на календаре, придется как-то справиться с этим ворохом нелепых нападок».
– Снимай, – повелительно обращается она к Антонио.
– Что?
– Снимай лыжи! Пойдем!
