Константин Шеметов - Магазин потерянной любви
III
Новый цикл рассказов замысливался в виде собрания сюжетов, где в главных ролях были уже не люди, а животные. Со временем животные вообще приобрели в его творчестве довольно значительный смысл. Разнообразные представители фауны вызывали у Джони нежный трепет. Большей частью они вели себя как вполне приличные граждане, с которыми было о чём поговорить. Он находил их не менее умными, чем люди. При этом чем ближе животные находились к концу пищевой цепи, тем в большей степени Джони сочувствовал им. К слову сказать, его последний роман прекрасно иллюстрирует эти чувства. Взять, к примеру, эпизод с Наташей Рёнэ и котиками, сбежавшими из цирка на проспекте Вернадского.
Митя хорошо запомнил этот фрагмент. Наташа Рёнэ и её друг из Осло по имени Кристофер Гамсун (солдат ООН и миротворец) пришли в Дарвиновский музей и застали там морских котиков, плескавшихся в фонтане. Стоял жаркий день, выставка оказалась скучной. «Надо же, – пишет Джони, – доисторические экспонаты музея явно проигрывали действию, развернувшемуся на улице». Вслед за котиками Наташа и Кристофер прыгнули в фонтан и вместе с животными наслаждались прохладой. По правде говоря, котики выглядели куда более жизнерадостными, чем люди: если посетители прохлаждались, то беглецы из цирка наслаждались свободой.
ЦЕНА СВОБОДЫ
Куда ни кинь, горел лес, а в воздухе стоял дым.
«И отчего так тепло?» – спрашивал себя Гамсун, позабыв о дожде и вдыхая лесной пожар. Ответ напрашивался сам собой: лето как лето – лесной пожар на выборы не ходит. «Условия жизни существенно изменились», – думала Наташа Рёнэ, кидаясь в фонтан у Дарвиновского музея. «Эти перемены, – вторил ей Кристофер, будто мог слышать Наташины мысли, – неизбежны. Человек производит всё больше тепла, небо нагревается – вот дождевые капли и не прилетают к нему».
Неожиданно у них над головами показался аэроплан. Сперва он просто кружил над ними, но впоследствии повёл себя словно настоящая боевая машина. В каком-то яростном порыве аэроплан то налетал на них, то вновь поднимался ввысь. Временами создавалось впечатление, что он намеренно устрашал животных. Вместе с Рёнэ в фонтан кидались собаки, всевозможные птицы и насекомые. Оказавшись в воде, они радостно плескались. Казалось, и быть не могло никакого аэроплана. Он если и был, то не нападал на них, а летел себе в чистом небе, готовый к счастью и показывая окружающему миру свой деревянный пропеллер. Пропеллер этот и в самом деле был хорош: животные радовались прохладе, и кто с кем хотел, тот с тем и играл. Впрочем, требования к радости минимальны. Радость ни к чему не обязывает и оставляет за сторонами любую возможность.
«Как видим, – продолжает Джони, – наши друзья думали об одном и том же, что странно: всё это время Рёнэ придерживалась принципа достаточной отдалённости, а Гамсун – стоило приблизиться к ней, сразу же отдалялся. Иными словами, их аэроплан ездил туда-сюда и не взлетал. По одну сторону от него располагался ангар, по другую – океан и череда пустынных пляжей. Так что эта способность одинаково мыслить была лишь случайным совпадением. Это не было ни приобретённым свойством, ни тем более утратой целостности. Они оба были и свободны, и нет одновременно».
К фонтану между тем прискакали морские котики из цирка. Там у них, правда, был свой фонтан, но тесный и полный принудительного труда. Один за другим млекопитающие прыгали в воду и кричали от радости, а Гамсун всё слушал шум падающей воды, смотрел, как крутится пропеллер, и читал Наташины мысли. «Напрасно Кристофер не купается», – думала она. «Может и так», – мысленно отвечал ей Кристофер.
Время от времени котики заныривали на глубину и подолгу сидели там, задерживая дыхание. В сущности, они прятались от суровой действительности. Ведь одно дело развлекаться в цирке, а другое – работать там. Глядя на них, никому и в голову не придёт стать котиком.
Звери и плакали, и смеялись одновременно.
Тут-то и случилось непредвиденное. Внезапно двери Дарвиновского музея распахнулись и оттуда высунулись с десяток набивных чучел. Это были доисторические чучела. Они кивали своими мордами и оставляли тягостное впечатление. За ними бежала экскурсовод. Она отчаянно хотела вернуть экспонаты, но те не давались. Чучела один за другим кидались в фонтан. Экскурсовод то и дело кидалась за ними. В какой-то момент в фонтан кинулся и Наташин друг, но тут же вылез и отряхнулся – за котиками приехал полицейский автобус.
«Цена свободы, – размышляет Джони, – сопоставима лишь с неизлечимой болезнью, тюремным заключением и безответной любовью». Особый интерес у Мити вызывали доисторические чучела. В высшей степени точная метафора, убеждался он раз от разу. Стремление к свободе есть не что иное, как следствие эволюции видов. Именно поэтому бороться с нею не только преступно, но и бессмысленно.
Животных тем временем выволокли на сушу и теперь отправляли кого куда. Котики нехотя поднимались из фонтана и, опустив свои печальные морды, один за другим брели в сторону проспекта Вернадского. Дольше всех упирался бегемот. Сопротивляясь, он озирался и искал помощи, но напрасно: никто не помогал ему. Бегемота погонял какой-то человек в костюме клоуна. Вероятно, это и был клоун, и судьба бегемота целиком зависела от него. «Не оставлять же его здесь? – удивился клоун, поймав на себе Наташин взгляд. «Почему бы и не оставить, – ответила она. – Что вы хотите взамен вашего бегемота?» Клоун задумался.
И тут, улучив подходящий момент, бегемот со всей силы подпрыгнул и наконец вырвался на свободу. Его будущее стремительно менялось. Сломя голову он мчался куда глаза глядят и вскоре скрылся из виду. «Ну вот и молодец, – подумал Кристофер Гамсун, – бегемот как бегемот». «А так бы и жил понапрасну – без цели и воображения», – добавила Рёнэ.
«В её представлении, – заключает Джони, – ЦЕНА СВОБОДЫ соизмерима с человеческим достоинством (что толку жить в унижении?). Относительно клоуна – он и знать не ведал об истинной свободе. Образно выражаясь, клоун исходил из принципов марксизма-ленинизма, а его система ценообразования основывалась исключительно на плановой экономике».
В июне что ни день шёл дождь. К середине месяца Митя с Тайкой и Vi изготовили последних клонов из майской очереди и на неделю уехали в Дарвин (Австралия) – набраться впечатлений и отпраздновать Викин день рождения. В Дарвине к ним присоединились Алиса с Алексом и Наташа Рёнэ, прилетевшая рейсом из Лондона.
IV
Они ждали и Хью, но в последний момент Мануилова заболела и приехать не смогла. «Друзья, вы не поверите, – писала она. – В последний момент слегла от мигрени, а ведь так хотелось повидать вас». «Ничего, еще повидаешь», – ответили они в «Фейсбуке» и прислали ей фотографий – смотреть не пересмотреть.
Между тем Митя так и видел Хьюлет на крыше у Каракума с самим собою – ещё один фрагмент из последнего Джониного творения. «Лесбиянка и приёмщик брака» – гласил подзаголовок. Незабываемая сцена. Одна из немногих эротических сцен в «Магазине потерянной любви». Джони как будто прознал о Митиной привязанности к Хьюлет в первую пору их знакомства и теперь развлекался. Развлекался искренне, но также и с грустью, как будто и сам мечтал о Хью. Впрочем, и здесь он умудрился придать, казалось бы, обыденному явлению черты драматического сопоставления: чем выше люди забираются со своей любовью, тем более быстрым и, в сущности, роковым оказывается падение. «Любовь – это ПРУЖИНА в бесчеловечном механизме повседневности», – замечает писатель-экстремист.
ПЕРЕХОД КОЛИЧЕСТВА В КАЧЕСТВО
«Однажды Митя Захаров, приёмщик брака, решил поприбивать к бордюру осенние листья, – пишет Джони. – Работа спорилась. Тут-то ему и позвонила Катя Мануилова – археолог и лесбиянка».
Хьюлет, обрадовался Захаров. Оставив на время свою работу в университете Висконсин-Мэдисон, она прилетела в Ашхабад и теперь жила на крыше в мамином доме. «Я тут разделась и загораю на крыше, – призналась она, – вам понравится. Можно валяться, сколько хочешь». На обед она ела дыню и подолгу купалась в Каракумском канале. Ашхабад – жемчужина Средней Азии, подумалось Мите. «Узнав, что вы разделись, я и сам захотел, – ответил он. – Вот только с листьями разберусь».
Итак, Джони изобрёл и исследует прекрасную ситуацию: лесбиянка приглашает своего друга в гости, а тот и рад. Его прежние чувства вспыхивают с новой силой. Митя садится в самолёт, и вот уже он в воздухе. Пружина отведена, посмотрим, что дальше.
Рейс обслуживала туркменская компания.
Флаг этой страны был похож на Хью. Впрочем, как и её письма и кольцо с орнаментом на большом пальце. «Митя, вы где?» – позвонила она. Ей не терпелось узнать, ждать его или нет. Митин самолёт, вероятно, прошёл над Каспием – водная гладь сменилась сыпучей пустыней. «Прошёл над Каспием», – ответил он и спросил, что её беспокоит? Нет, её ничего не беспокоило. Она давно поприбивала свои листья, а теперь и вовсе забыла о них. Драматичная любовь к Берковиц сделала своё дело. Хьюлет разочарована. Она забралась слишком высоко. Падение было стремительным и болезненным – странно, что вообще выжила. В настоящий момент Хью мастурбировала, присев на край ванны и разведя колени. «Приезжайте и сами увидите», – сказала она. Мануилова выглядывала его с пожарной лестницы. Ветер поднимал её платье. Даже издалека она была похожа на свои письма.
