Александр Филиппов - Аномальная зона
– Отставить! – гаркнул на конвой Марципанов, а потом заорал на учёного: – Так успокойте своих скотов, а то я сейчас прикажу их перестрелять к чёртовой матери!
Сквозь цепь конвоиров к разбушевавшемуся зеку прорвался один из учёных.
– Маркиз! Успокойся! – бесстрашно повис он на плечах рычащего великана – Нельзя! Фу!
– Ишь, – недобро сощурил глаза полковник. – У него и кликуха такая… контрреволюционная…
– Это… не человек! – жарко задышал ему в ухо клубами пара изо рта Чадов. – Это… сверхсекретный объект. Я вам потом, без посторонних, всё объясню…
– Да уж извольте объяснить, – успокаиваясь, согласился Эдуард Сергеевич. – Я уважаю государственную тайну и в научные дела ваши вмешиваться не собираюсь. Но всё, что касается заключённых, согласовывать впредь со мной!
– Да не заключённые это! – всплеснул руками академик. – Это… мнэ-э… человекообразные существа. О том, что они существуют в природе, не должна знать ни одна живая душа!
– Что ж вы меня раньше-то не предупредили? – выговорил ему строго Марципанов. – На них какие-то документы, личные дела имеются? На каком основании я их на котловое довольствие поставлю? И как мне прикажете их содержать – как зеков, под конвоем, или… э-э… вольнонаёмный персонал?
– Как вольнонаёмный, – торопливо согласился Чадов. – Я их, если угодно… младшими лаборантами оформлю. А сейчас прошу вас быстрее перевести подопытных в тёплое помещение. Они к нашим морозам непривычны. Могут простудиться, погибнуть. И тогда вся ответственность за срыв крайне важного для страны научного эксперимента ляжет на вас, товарищ полковник.
– Вот чёрт! – сплюнул на снег Марципанов и крикнул бойцам вохры: – Лейтенант! Оцепление снять! Конвой увести! Это… не заключённые…
– Это больные! – нашёлся академик. – Товарищи прибыли к нам из дружественных стран Африки! Наши врачи будут их здесь лечить.
Конвойный лейтенант пожал плечами:
– Больные так больные… – А потом скомандовал: – Взво-о-од! Оружие на пле-е-чо! Шагом марш! – и, шагая по скрипящему громко снегу, пробормотал недовольно, жалея погибшего караульного пса: – Подумаешь, негры… Зек – он и в Африке зек. Прикажут – вылечим, прикажут – пристрелим. Нам-то какая хрен разница!
4
В ту пору в Особлаге содержалось около четырёх тысяч заключённых. Несмотря на распространившиеся и на пенитенциарную систему законы военного времени, отменившие выходные дни, повысившие норму выработки и позволявшие администрации лагеря расстреливать отказчиков от работы, саботажников, злостных нарушителей режима содержания, жить осужденным стало чуть легче. Прежде всего потому, что новый приток заключённых резко сократился. Уголовников-бытовиков, блатных, как социально близкий рабоче-крестьянской власти элемент эшелонами гнали на фронт, опустошая лагеря. В зонах оставались в основном «политические», осуждённые по 58-й статье, да инвалиды, негодные к военной службе. Так что ковать победу в тылу приходилось малыми силами. А потому Марципанов распорядился беречь людей. И по-прежнему вышибая из них план по добыче золота, лесозаготовкам, кормить стали получше, не разворовывая из котла и без того скудный паёк, не морозя без толку на долгих просчётах, не наказывая жёстко, как прежде, когда за малейшую провинность избивали до смерти или калечили, расходуя тем самым понапрасну человеческий материал.
Полковник сам едва ли не ежедневно появлялся на лагерной кухне, следил за строгим соблюдением нормы закладки продуктов в котёл, контролировал раздачу пищи, чтобы миска с баландой была до краёв наполнена у каждого зека, выполняющего норму выработки, а пайка выданного ему хлеба весила ровно пятьсот положняковых грамм.
Начальник лагеря лично изловил и собственноручно расстрелял хлебореза, «наэкономившего» на порциях две полновесные буханки, которые тот намеревался продать блатным.
Для секретной лаборатории за пределами промзоны выгородили дощатым забором, пустив поверху несколько рядов колючей проволоки, участок тайги размером в пять гектаров. На раскорчёванной от пней площадке ударно, днём и ночью тюкая топорами и визжа пилами, зеки возвели общежитие для учёных, помещение для научных исследований, склады, тёплый барак для волосатых подопытных, вахту с тяжёлыми и крепкими, из бревён-окатышей воротами, расставили по четырём углам периметра вышки для часовых.
Никто из сотрудников лагеря, за исключением полковника Марципанова, не имел доступа на секретную территорию. Даже надзорсостав ограничивался охраной только внешних заграждений лаборатории. Внутри командовал академик Чадов. Еженедельно подавал на имя начальника лагеря заявку, в которой указывал перечень необходимых для жизнедеятельности закрытого объекта продуктов питания, оборудования и которая неукоснительно удовлетворялась в полном объёме. Кое-какую аппаратуру через наркомат внутренних дел выписывали аж из Москвы, из других городов, где располагались военные «номерные» заводы.
Даже когда пожилой академик, пожаловав в кабинет начальника лагеря, попросил предоставить в распоряжение учёных для продолжения эксперимента десять женщин-заключённых детородного возраста, Марципанов, не сморгнув глазом, приказал отобрать и направить в спецлабораторию партию зечек от двадцати до тридцати лет из вновь прибывшего этапа. Война катилась к победоносному завершению, Советская армия отбирала назад оккупированные немцами территории, и в лагеря косяком пошли женщины, осуждённые за связь с врагом.
Академик, тряся седенькой бородкой, уверял Марципанова, что ничего страшного в ходе эксперимента с подопытными заключёнными не произойдет. Полковник равнодушно пожал плечами:
– Как их использовать – ваша забота. Вы мне, главное, если не живыми, то хотя бы мёртвыми их верните. Для списания и актировки. Впрочем, можете только руки отрубить и для отчёта предоставить. Мы по отпечаткам пальцев с личным делом сличим и как умерших спишем…
Академик закашлялся, уткнулся в платок и, замахав руками, выскочил из кабинета. Но женщин, отобранных спецчастью для опытов, чуть позже взял.
Марципанов не без умысла дистанцировался от деятельности лаборатории. Ещё неизвестно, чем эти эксперименты закончатся, и разделять с учёными ответственность за их результат он вовсе не собирался.
С тех пор минуло уже десять лет. Умер академик Чадов. На смену ему из столицы прислали нового руководителя секретных работ. Менялись и другие сотрудники. Двое умерли своей смертью, один повесился, другой, опившись лабораторного спирта, попытался бежать и был застрелен часовым ещё в запретке, на подступах к основному заграждению.
На смену им приезжали новые. Иногда это были честолюбивые молодые учёные-комсомольцы, готовые посвятить жизнь, казавшуюся им по малолетству безбрежной, науке и ради неё добровольно забиравшиеся в таёжную глухомань, все – с вольнодумным блеском в глазах, который, впрочем, скоро гас в тени крепких заборов и стальных решёток на окнах. Другие новички приходили этапом. Это были истощённые на лесоповалах и в золотых забоях матёрые зеки, отбывшие на общих работах по нескольку лет. Кто-то где-то в верхах, перебирая их личные дела, наткнулся на былую принадлежность осуждённых к науке и пристроил туда, где нужнее они были в данный момент стране – в секретную лабораторию.
Эти воспринимали новое место заключения как подарок судьбы.
Марципанову особо запомнился один такой паренёк. Он не был, в отличие от других зеков, прибывших в одном с ним этапе, худ, измождён. По шкодливому выражению глаз полковник безошибочно распознал в новичке стукача.
– Как твоя фамилия, сынок? – спросил его, распределяя в карантине этап, полковник.
– Осуждённый Великанов, – с готовностью вытянулся тот, сжимая в руках узелок с личными вещами, на зоновском жаргоне – сидор.
– Кто по профессии?
– Биолог, химик.
– Готовил взрывчатку для террористических целей, – пояснил начальник оперчасти, присутствовавший при том. – Статья пятьдесят восьмая. Срок – двадцать лет.
– Не-е-е, – добродушно улыбнулся молодой зек. – Я самогон гнал. А маманя его на рынке сбывала. Ну, и милиционерам наливала, чтоб, значит, не замели. А водку я из говна делал. Начерпаю из сортира в бочку, дрожжей добавлю, а как перебродит – в аппарат. Ну, милиционеры про то и прознали. Шибко обиделись, что целый год мою продукцию говённую пили. Напрасно я им растолковывал, что исходный компонент значения не имеет. Главное, что конечный продукт – химический чистый спирт. Нет, припаяли статью и спрятали, – вздохнул парнишка. – А спирт – его из чего угодно гнать можно. Из той же целлюлозы, к примеру. Проще говоря, из опилок. А их здесь, в тайге, полно.
Полковник сообразил, что такой специалист ему самому вполне сгодиться. И не стал направлять шустрячка в лабораторию. Ведь оттуда, вплоть до особого распоряжения Берии, выхода никому не было!
