Дмитрий Вощинин - Время иллюзий. Третий глаз (сборник)
Егор быстрым движением рук поднял и прижал кейс к себе.
До своей станции он уже не смыкал глаз.
При подходе к калитке он не услышал обычного радостного собачьего лая. Собака сидела на своем месте и не смотрела на него. Есть не стала. Гулять не просилась.
Егор поднялся наверх. Положил кейс на стол. Потом попытался открыть, но замок не поддавался. А когда вскрыл его при помощи перочинного ножа, обомлел: в нем лежали тщательно упакованные пачки долларов по 10 тысяч в каждой.
Он прикинул по рядам – штук шестьдесят…
Егор едва перевел дух. Внизу залаяла собака.
Вместо неожиданной радости он вдруг ощутил жуткое беспокойство.
«Ну-ну. Спокойно. Разве это плохо?», – подумал он.
Егор спустился вниз. Собака продолжала лаять как-то надрывно, безнадежно… С пасти уже капала слюна, но она все не унималась.
– Что с тобой, милая? – пытаясь успокоить, гладил он ее.
Постепенно она затихла, видимо, от внутренней усталости.
Он долго не мог уснуть. Полная луна давила своим светом, не давая покоя глазам.
«Надо дать Сашке денег для его бизнеса… С работой теперь можно не спешить», – подумал он.
– Это хорошо, что думаешь о деньгах без зависти, – зашептал знакомый вкрадчивый голос.
– Одному Богу известно,…Как это понимать? Эти свалившиеся на голову деньги?
– Ему, конечно, будет известно все… Только не сразу. А пока ты сам решил, что плохого тут ничего нет.
– Почему не сразу?…
– Всевышний сам мне это позволил.
– Как это… позволил?
– Я здесь, на Земле, несколько десятков тысяч лет.
А Вселенная живет миллионы. Всевышний, естественно, был всегда. Он творил… Земля была газом, потом водой, появилась твердь, затем растительность, животные… Разум и дух тоже были во все времена… Когда появился человек, Всевышний зная, что совершенство только в Нем самом, послал меня посредником и поручил наблюдать за «своим подобием», помогать Ему.
Опыта у меня почти не было, но я старался.
– И в чем эта помощь?
– У первого человека Адама было два сына: Каин занимался земледелием, а Авель пас овец.
Однажды Всевышний мне говорит: «Были у меня Авель и Каин, приносили свои дары, говорили о своих благих делах… Авель – праведный…»
– А что Каин? – говорю.
Молчит Он задумчиво… Понимаю, что-то заставляет Его переживать за Каина, и Он считает обоих своими детьми.
Решил я пойти к Каину.
– Давай, – говорю, – подумаем, как привлечь внимание добрыми делами. Даже выпросил у Всевышнего и принес ему семена плодовитой пшеницы. А Каин только злиться.
– Зачем мне эти семена! Они вырастут и нальются зерном только через месяцы моего труда!.. Говорил Бог со мной, и я понял, что приглянулся ему только Авель, а я – нет.
– Вы оба Его дети, – говорю.
– Нет! Знаю, как сделать, чтобы быть ближе к Нему.
Почувствовал я недоброе, но не думал, что так трагично все кончится. Все втолковывал Каину, что не прав он.
А злость его и желание понравится Богу родила в нем алчную зависть. И убил он Авеля…
Так глупо получилось… Трудно с людьми, особенно на первых порах… Вообще обижаться ни на кого нельзя, кроме как на себя…Я это и Каину говорил. И чувствовал, что Всевышний, хоть и не показывал, но гневался на меня.
Простил Всевышний Каина, но вывод сделал: лишил Каина земли… Печаль все-таки Его коснулась… Он мне потом сказал: «Ты поставлен Мной к людям. Так помогай им! Скоро их будет больше… Я их вижу всех, но не могу отвлекаться и творить для каждого – времени не хватит…».
Я молча согласился, не посмел сказать: «Я же не умею творить!».
Всевышний твердо добавил: «Мое прямое участие слишком сильно действует на человека…Скоро я напрямую людям говорить ничего не буду – только незаметные подсказки, если уж совсем необходимо… Пусть познают Меня и истину постепенно.
А ты, – говорит мне, – давай сам поактивней работай с ними. Я потом подправлю…»
Так вот я получил прямое поручение и стараюсь ограждать Его от мелочей.
– Ты восхищаешься Всевышним, но я замечаю в твоих глазах зависть…
– Ты наблюдательный…Дело не в этом. Я преклоняюсь перед Ним! Бог мудрый, что поставил на это место именно меня…
Я стараюсь быть первым между Ним и человеком. Ведь это я был тогда, у Древа жизни рядом со змием, шептал ему. А змий мои слова Еве передал, и яблоко она взяла…
– Но ты ведь обманул и змия и Еву?
– Почему, обманул? Змий мог меня не слушать, а Ева могла не согласиться… Мне было забавно. Я впервые увлекся сам. Не представляешь, какую доставляет радость налитое спелое яблочко сожрать все, с семечками и даже с веточкой… Все и до конца, чтобы не осталось и следа… Ха-ха!
– А что Всевышний, не видел этого?
– Видел, строго смотрел на меня, но молчал. Он знал, как и я, истину добра и зла…Я всего лишь искушал, а Он был выше жалости…
Безмятежный сон сковал мысли Егора.
Прозрачную тишину изредка нарушал неистовый лай снизу… Незнакомый и неприятный… Жуть.
Утром Егор забеспокоился о здоровье собаки. На прогулке она едва шла, движения были скованы.
Аппетит ее покинул, кажется, надолго.
На следующий день он обратился к ветеринару, который жил у станции. Там же он купил любимую собакой печенку, но она даже не притронулась к ней.
Ветеринар пришел, посмотрел ее, обратил внимание, что она отвергла любимое лакомство.
– Сердечные нарушения, – сказал он, – Эта порода подвержена подобным заболеваниям. Тем более, она не молода. Прошу ее излишне не дергать. Пусть лежит там, где хочет и сколько хочет.
Прошло несколько дней. Егора, подобно собаке, все эти дни не покидала хандра: все не ладилось, и он слонялся из угла в угол.
Хотел порисовать, даже ходил на этюды, но ничего не получалось…
Неожиданно он услышал непривычный звонок. Долго перебирал карманы куртки, прежде чем нашел красивую трубку.
– Гера! Ну, как ты, мастер пейзажа! – услышал он приятный голос.
– Ты все смеешься.
– Вовсе нет. Слушай, меня приглашают на презентацию на теплоходе, на целый день. Тебе надо развеяться!
Давай бросай все и утром подъезжай на Речной вокзал. К 10-ти…
У входа тебя встретят…
– Хорошо, – неуверенно произнес Егор.
– Не слышу настроения! Жду!
– Буду.
3
Утро выдалось прекрасным. Теплоход плавно скользил по спокойной воде.
Егор задумчиво вглядывался в незамысловатые прибрежные пейзажи: лесные массивы, серые мрачные поля, одинокие деревья, сиротливые избушки, как будто случайные на их фоне одиноко двигающиеся безликие люди…
Вика, закончив свои организационные дела, заметила его на палубе. Она не удивлялась его уединению, казавшемуся со стороны странному длительному молчанию. Не спеша, подошла, стояла рядом и не мешала его одиночеству.
Он увидел ее:
– Ты знаешь, Виктория, мы плывем по тем же местам, как тридцать лет назад…
– Тридцать?… И почему вдруг, Виктория?
– У тебя красивое имя… Потому что та необычная поездка на теплоходе, после окончания школы, врезалась в память на всю жизнь.
– Юность – это прекрасно! Но оттуда и многие наши ошибки.
– Ничего случайного нет, особенно если оно запало в душу. Только в зрелые годы нам дано понять глубину романтических взаимоотношений. Вот сейчас с воды любой участок земли может казаться волшебным: выжженные поля – золотыми, лесные массивы – непроходимыми и дремучими, а одинокие избушки – укрывающими домовых и леших…
– Пожалуй…
– Романтика… Это важный этап. Почему так бывает, что в юности все мальчики влюбляются в одну самую красивую девушку в классе?
– А девочки в самого необычного, умного и смелого мальчика? – весело вторила Вика.
Егор улыбнулся:
– Вот-вот. Также и я. Всегда она стоит передо мной. Девочка Таня с необыкновенно красивыми глазами. Она всегда была строго и опрятно одета и как-то особенно ходила с высоко поднятой головой. И, конечно, отличница. Сам – то я никогда отличником не был, хотя и не лишен способностей. Я с завистью смотрел на нее. Казалось, учеба ей нравилась, и она расцветала при любом ответе учителю. Для меня тогда школа была скорее определенным насилием, многие предметы вообще казались ненужными и надуманными. Нравилась математика, физика, но больше всего привлекало общение после занятий.
– Я понимаю и помню себя. Девочки, в отличие от мальчиков, более ответственны.
– А еще я стеснялся своего имени, все тогда были Володями, Сережами, Сашами, ну уж, в крайнем случае, Игорями. А тут… Егор. Или еще обиднее, Егорка.
– Так значит, комплексы были?
– Еще какие!.. В пятом и шестом классах мне казалось, что в нее влюблены все. В старших классах многие девочки становились красивыми и интересными. Взаимоотношения противоположных молодых полов стали более свободными, многие меняли парты, пересаживались друг к другу.
В 10-ом классе наши парты оказались рядом, причем я сидел впереди. Как я не старался сдержаться, мне казалось, что Таня видит меня насквозь и в первую очередь все мои страхи и прочие недостатки. Часто во время урока я поворачивал голову, чем вызывал недовольство учителей, но зато получал улыбку Тани, что было значительно важнее и приятнее. При этом мои обращения несли какую-то несуразную и очередную немыслимую чушь. Такое своеобразное общение, казалось, нравилось и Тане. Но ее внутренняя сдержанность всегда создавала красивую дистанцию. Ее соседка по парте была более открыта к общению, и даже чаще реагировала на эту мою чушь. Не понимаю, но что-то мешало мне предпринять попытку к сближению, хотя юношеская скованность и робость давно ушли.
