Линор Горалик - …Вот, скажем (Сборник)
– Я тебе говорил – пипл это хавает на ура. «Сейчас так не делают» – какая разница вообще? Мы же не документалку снимаем. Важно, что получается хорошая живая сцена, с массовкой, с энергией. Давай записывай.
* * *…Вот, скажем, пианистка Ц. вычитывает в какой-то там всякопедии, что пауки определенной разновидности могут влюбляться в неодушевленные предметы. «Слышишь, Ромик! – кричит пианистка Ц. работающему на кухне мужу. – Пауки тоже могут влюбляться в неодушевленные предметы!» За пятидневным обсуждением слова «тоже» последовал разъезд, потом развод, потом раздел неодушевленных предметов; и вполне возможно, что в ходе этих горьких перемен какое-нибудь паучье сердце было бесповоротно разбито.
* * *…Вот, скажем, престарелая жена всеми забытого лауреата бериевской премии по литературе нанимает двух молодых людей ежедневно полировать мраморное надгробье мужа, потому что больше для него ничего нельзя сделать. Молодые люди усердны и энергичны, и за четыре месяца имя покойного полностью стирается со сверкающего холодными лучами белоснежного надгробья. И в этой ситуации, конечно, столько великой русской литературы, что никакая бериевская премия и т. д.
* * *…Вот, скажем, к политаналитику Т., знаменитому своим умением высасывать из пальца темы для статей, докладов, грантов и прочих камлальных и колыбельных, приходят на поклон младшие товарищи. Младшим коллегам пообещали, что если они быстро подадут заявочку, то им обломится хороший бюджет на исследования от одного левого (в смысле политических взглядов) европейского фонда. Требований к заявочке три. Она должна быть: а) про условия труда, б) про современные технологии и в) про гендер. Политаналитик требует средний латте с соевым молоком, пятьдесят граммов портвейна и три минуты покоя – и возвращается с темой заявочки: «Синхронизируются ли менструальные циклы в женских коллективах, работающих на удаленке?» Судя по протоколам заседания совета директоров одного левого европейского фонда, скоро мы узнаем ответ на этот важный вопрос.
* * *…Вот, скажем, художник Л. отправляется на три месяца в Израиль готовиться к выставке и вообще. Сразу после перелета друзьям художника Л. начинают приходить раздраженные эсэмэски про четыреста долларов, которые художнику Л. пришлось заплатить за лишний вес багажа. Друзья быстро высчитывают, что художник Л. тащил на себе пятьдесят с лишним килограммов багажа – и начинают художника Л. безжалостно пытать. Выясняется, что художник Л. вез с собой из Москвы, например, собственный молоток: «Потому что я не готов искать другой идеальный молоток». «Хорошо, что не гвозди», – ерничают друзья художника Л. Но художник Л. вез с собой и собственные гвозди – в страну, две тысячи лет знаменитую своими гвоздями. Впоследствии друзья художника Л. долго спорили, надо ли при пересказе этой истории упоминать находившуюся в багаже трехкилограммовую «Энциклопедию православной иконы» – или же от этой подробности те, кто не знает художника Л., потеряют к рассказчикам всякое доверие. Решили упоминать, но присовокупляя тот факт, что художник Л., будучи осторожно спрошен, что он там в Израиле собирается сколачивать, строго ответил: «Табуретки».
* * *…Вот, скажем, писатель Г. предлагает называть публицистов определенного типа собирательным термином «наша Наташа» – потому что они ведут себя, как Наташа Ростова на охоте: сами ничего не делают, но всякую чужую работу сопровождают нечеловеческим визгом.
* * *…Вот, скажем, поэт Ц. всегда умел с искренним чувством сказать про любую женщину, что она красивая. Про одну очень невзрачную даму он говорил: «Какая красивая женщина! С такими изумительными бровями женщина не может быть некрасивой». Про другую: «Какая красивая женщина! С такими нежными жестами любая женщина была бы красавицей». Но тут его случайно познакомили с одной немолодой дамой, которой от природы действительно как-то не повезло. Ну, вот не повезло – и все. И с бровями, и с жестами, и с голосом, и даже, что ли, с формой ногтей не повезло. И поэт Ц. при встрече с ней сначала очень смутился и растерялся. А потом подумал и с облегчением сказал: «Какая красивая женщина! Я… Я могу ее домыслить!»
* * *…Вот, скажем, предприниматель О. звонит своему директору по маркетингу и просит не в службу, а в дружбу решить одну маленькую проблему. Дочке предпринимателя О. – назовем ее Шурочка – третьего января исполняется десять лет. То есть нужны сразу два подарка, и если с подарком на Новый год родители Шурочки как-то определились, то с подарком на день рождения полный затык. Ну всё у ребенка есть, всё. Директор по маркетингу дружен с семьей своего начальника, часто бывает у них дома и очень любит Шурочку. Шурочка называет его, вслед за папой, «маркетолог дядя Миша». И вот маркетолог дядя Миша спрашивает предпринимателя О.: «Напомни мне, когда Шурочка ложится спать?» «В девять тридцать со скандалом», – печально отвечает предприниматель О. «Отлично! – говорит маркетолог дядя Миша. – Вы ей дарите получасовый сертификат. В смысле, сертификат, подтверждающий, что теперь, когда ей десять лет, она может ложиться спать в десять часов». Дальше маркетолог дядя Миша расписывает маркетинговый план: пару раз «забыть» об изменении, чтобы возмущенный ребенок предъявил сертификат; пару раз громко пожалеть, что сертификат выдан, потому что как же ребенок встанет в школу… Ну, понятно. И вот наступает 3 января, собираются гости, счастливая Шурочка гордо всем демонстрирует полученный утром красивый сертификат с папиной печатью. Все ахают и поздравляют Шурочку. А потом Шурочка отводит маркетолога дядю Мишу в сторонку и говорит: «Спасибо тебе, дядя Миша, за мой сертификат». «Шурочка, – говорит смущенный маркетолог, – а почему ты думаешь, что я тут при чем-то?» «А я слышала, как мама папу спросила: это ты придумал? А папа сказал: с ума сошла! Во мне на такое говна не хватит. Это Миша придумал».
* * *…Вот, скажем, злая яркая девушка в большой шапке и больших очках держит за рукав дубленки длинного, испуганно извивающегося молодого человека и шипит ему в лицо: «Знаешь, почему у меня девушка, а не такой, как ты? Знаешь, почему? Потому что когда она говорит мне: „Ты дура!“ – это не значит, что я дура. Это вообще не значит ровным счетом ничего!»
* * *…Вот, скажем, у архитектора Т. есть семидесятитрехлетняя тетушка по материнской линии. Это такая, знаете, вопиюще хрестоматийная тетушка, которая всех любит, всегда сплетничает, варит высококалорийную углеводную еду и всех пичкает, дарит ненужные подарки и потом требует их предъявлять, целует детей большими мокрыми губами – и так далее. Ее все любят и никто терпеть не может. А у тетушки всплеск позднего среднего возраста, она переживает ренессанс. Она полюбила культуру и, по собственному выражению, все глубже ею напитывается. У себя в провинции она уже впитала все, что там способно проистекать, и приезжает к племяннику в Москву. И начинаются две недели хоррора: выставка павлопосадских платков в Царицыно (на улице минус сорок), дегустация меда из придонских хозяйств на ВДНХ (у одного ребенка ветрянка, второй почему-то постоянно облизывает кота, психолог предрекает такое, что лучше, кажется, посадить дитя в тюрьму превентивно). Но как-то все переживают эти две недели, как не пережить. И все две недели тетушка сводит всех с ума требованием сводить ее на «камерный концерт». Кто-то рассказал ей, что в Москве бывают «камерные концерты» для избранных, и вот если она таким концертом не напитается, то зря каталась. Архитектор Т., умирая от любви и ненависти к дорогой тетушке, обзванивает друзей музыкантов и действительно получает два билета на охрененный концерт: особняк, первое исполнение, зал на восемьдесят человек и т. п. И тетушка совершенно счастлива, но не забывает вынуть из архитектора Т. душу, чтобы он надел галстук, причесался и купил ей за каким-то лядом театральный бинокль. И концерт оказывается таким действительно прекрасным, что архитектор Т. прощает экстатически раскачивающейся тетушке даже бинокль, направленный на располагающийся в пяти метрах от нее ботинок виолончелиста. И тут посреди концерта у кого-то звонит мобильный. Ну понятно, у тетушки. Телефон с адской громкостью играет Twinkle, Twinkle, Little Star. Но тетушка продолжает улыбаться и раскачиваться. Архитектор Т., задыхаясь от стыда, толкает тетушку. Тетушка продолжает улыбаться и раскачиваться. И тогда пунцовый архитектор Т. лезет трясущимися руками в ее сумочку – и ему на колени вывалится тетушкин слуховой аппарат. Тетушка, оказывается, всегда его перед концертами вынимает.
* * *…Вот, скажем, эльфической внешности аптекарша читает рецепт, уходит в подсобку, возвращается, высыпает перед покупателем пять пачек антидепрессантов и строго говорит: «С вас двенадцать долларов, по одной таблетке три раза в день, – и я бы не советовала человеку в вашем состоянии читать вкладыш».
