Саша Канес - Жизнь без спроса
Закуток, в котором Инна спала, стал первой в ее жизни самостоятельной жилплощадью. Дома она жила в одной комнате с мамой в двухкомнатной коммуналке-хрущевке, квартире с совмещенным санузлом и пятиметровой кухней. Во второй комнате жил одинокий инвалид – слесарь дядя Толя, потерявший на войне ногу. Несмотря на все нечистоплотность и грубость соседа, Инна и мама Рая помогали дяде Толе по хозяйству и ухаживали за ним, когда он болел.
Так что Инну устраивала даже собственная комната, где стояла кровать с продавленной, скрипевшей при любом движении панцирной сеткой, не выдерживающей даже ее ничтожного веса и не опускающейся до полу исключительно благодаря подставленному под кровать собранию сочинений Горького. По молодости девушку не смущало даже то, что до туалета и умывальника требовалось идти чуть ли не сто метров через неухоженные заросли неведомого кустарника. Она наслаждалась покоем и возможностью побыть наедине с собой.
Впрочем, счастьем это состояние назвать было никак нельзя. Инна мучилась от безответной любви к Кириллу Ивановичу. И вообще, она страдала, осознавая всю свою неказистость и никчемность. Правда, в лагере у нее внезапно появился воздыхатель, тоже пионервожатый по имени Боря. Этот прыщеватый заморыш отвечал за математический кружок. Неизвестно, кому пришло в голову организовать в летнем лагере математический кружок, но понятно, что если к Инне приходили хотя бы в непогоду, то Боря вообще всегда оставался невостребованным. Иногда он, конечно, помогал другим вожатым возиться с малышней, но остальное время норовил проводить у Инны в бытовке. Говорил он мало и неинтересно, в основном просто пялился на Инну и вздыхал. Инна вела себя с ним, конечно, вежливо, но его присутствию нисколько не радовалась. Мечтая о Кирилле Ивановиче, она предпочла бы не иметь ухажера вовсе, чем видеть перед собой Борю. Ничего ужасного в нудноватом парне не было, но сердце ее было занято совсем другим, взрослым и интересным мужчиной.
Со всеми вожатыми и работниками лагеря Инна была в спокойных, нейтральных – одним словом, в никаких отношениях. Единственное исключение – Иннина одноклассница Наташка Кудряшова, крупная, румяная и всегда веселая девица. К Наташке клеился местный массовик Коля.
Несмотря на всю свою простоту и даже незатейливость, только что вернувшийся из армии Николай был центром притяжения всего более или менее взрослого населения лагеря. Каждый вечер сами собой возникали посиделки возле костра, и Коля пел под гитару все подряд. После отбоя, когда у костра оставались только вожатые и доходило даже до выпивки, Колин репертуар становился совсем вольным. Он с особым удовольствием исполнял преисполненные тоскливой романтики блатные песни и перемежал их матерными частушками. Иногда Инна просто не знала, как себя вести; не могла же она брать пример с Наташки, которая беспрерывно хохотала и с каждой новой песней норовила все теснее прижаться к «массовику-затейнику»?
Во время последней такой посиделки, перед окончанием третьей смены, Наташка подошла к Инне, попросила у нее ключи от «избы-читальни». Наташка без всякого смущения совершенно недвусмысленно объяснила ей, чем они там с Колей будут заниматься в течение того часа, который Инна «посидит где-нибудь» на кухне и подождет, пока освободится собственная кровать. Инна опешила, но отказать не смогла. Только поведала Наташке страшную тайну: домик-бытовка не запирался вовсе. Пообещав «не зачитать библиотечные книжки», Наташка скрылась во тьме вместе с Колей.
Инна, как и обещала подруге, задержалась. Она отправилась на кухню коротать время с чаем и с романом Чернышевского «Что делать?». Читать в одиночестве ей пришлось недолго. Увидев, что на кухне горит свет, заявился Боря. Он принялся рассказывать Инне про устройство электронных вычислительных машин, которые, по его мнению, вскоре заменят большинство людей на всех фабриках и заводах. При этом Боря даже проявил определенную смелость и несколько раз попытался взять Инну за руку. Она всякий раз отдергивала руку, но Боря пытался притвориться, что этого не замечает.
Когда, по Инниным расчетам, уже стало можно возвратиться, грустный Боря остался сидеть на кухне возле кружки со сладким чаем. Ему явно казалось неловко уходить сразу, показывая тем самым, что он пришел только ради того, чтобы побыть с равнодушной к нему девушкой. Поклонник пробормотал что-то вроде того, что должен еще почитать какой-то учебник. Учебник этот, обернутый вместо обложки в простую газету, он принес с собой на кухню якобы для того, чтобы не включать свет возле кровати и не мешать спать соседям по комнате.
Инна прождала не час, а целых полтора, но и этого времени любовникам оказалось слишком мало. Они только начали одеваться, когда хозяйка «избы-читальни», никем не замеченная, вышла из зарослей. Против собственной воли она подслушала кусочек их разговора.
– Коль, а скажи честно, тебе Инка нравится?
– Библиотекарша, что ли?
– Ну да…
– В каком смысле нравится?
– В каком, в каком? В таком.
– Да ну, ты что? Ни рыба ни мясо!
– Ну да, зато у нее ноги стройные и сиськи больше моих. Ты бы с ней переспал? А, Коль?
– Ты, чего, Наташка? Сдурела? – раздался раздраженный ответ. – Я своего «братана» на помойке, что ли, нашел, чтобы его в эту страхолюдину очкастую пихать!
Наташка захихикала и громко чмокнула то ли самого Кольку, то ли его не запрятанного еще «братана».
– Нет, Коленька! На помойке такие «братанчики» не валяются!
– Я тебе честно скажу, если посмотреть на Инкины очки – прям фары, да и вообще, ни у одного мужика на нее не встанет…
– Как не встанет? – воскликнула Наташка. – А если догола ее раздеть, неужто…
– Да ты чего! Даже представить страшно: Инка голая, да еще и в очках! На такой товар спроса нету.
Предательница Наташка мерзенько захихикала, а Инна, вместо того чтобы подойти к своему жилищу, наоборот, развернулась и пошла туда, откуда пришла.
Боря все еще сидел на кухне. Допивая остывший чай, он уныло пялился в скучную книгу и явно даже не понимал, что в ней написано. Инна появилась внезапно. Быстрым шагом она подошла к опешившему от неожиданности парню и схватила его за руку. Девушка находилась в каком-то совершенно необычном для себя возбуждении. Воспаленные веки под толстыми стеклами свидетельствовали о том, что она совсем недавно сильно плакала.
– Пойдем! – тихо сказала она Борису.
Он воспринял Иннины слова как приказ и даже не спросил куда. Боря готов был повиноваться Инне так, как повиновался до сих пор только матери.
…Прошло немногим больше часа. Обезумевший от обрушившихся на него переживаний Боря лежал на провисших ржавых пружинах и прижимался щекой к Инниной груди.
– Инна! Инночка!
Она молча лежала рядом и смотрела в мизерное оконце, в котором едва помещалась ущербная бледная луна.
– Я должен… я готов… это надо… нам надо теперь пожениться.
Инна резко повернулась и поправила свои толстенные очки, которые так не и сняла даже на минуту. Она ничего не ответила и встала. Кровать скрипнула, как показалось Инне, с некоторым облегчением.
Девушка подошла к окну. Взгляд ее был направлен куда-то бесконечно далеко. Теперь она знала, что все не так ужасно, а говнюк Коля просто врал своей зазнобе. Инна посмотрела на свое отражение в маленьком зеркальце, прикрепленном к стене. Ее молодое тело в бледном лунном свете смотрелось не так уж плохо. Инна изо всех сил расправила плечи и открыла вперед большую упругую грудь. Теперь Инна твердо решила бороться с сутулостью. Боре она ничего не ответила, даже не обернулась к нему. Но все равно в ее душе поселилось что-то вроде благодарности к этому зануде. Теперь ей было легче убедить себя, что она – как все, и мечта о Кирилле Ивановиче перестала быть просто мечтой.
С первого сентября Инну словно подменили. Одноклассники ума не могли приложить, почему после летних каникул в класс вернулась совершенно другая девушка. Непонятно с чего Инна обрела уверенность в себе. Еще в прошлом учебном году она лишь тихо грустила и млела при виде «химика», а теперь совершенно не скрывала интереса к предмету всеобщего поклонения.
В этот счастливейший год своей жизни Инна ни с кем не общалась. Она ничего не обсуждала дома, мама практически ничего не знала о жизни и чувствах дочери и с трепетом ощущала, что ее Инна стала совсем другой и начала жить как-то по-другому, без спроса. И усталая вдова не без основания тревожилась за дочь, которая в погоне за эфемерным счастьем могла просто забыть о том, что самое главное для них обеих – просто выжить, скромно, как все.
Что касается Кирилла Ивановича, то, каким бы порядочным и честным ни был молодой учитель, он оставался человеком и мужчиной, которому не просто трудно, но, может, и невозможно было удержаться от очарования влюбленной старшеклассницы.
Уже к Новому году стало ясно, что Точилин тоже пленен своей не самой способной ученицей. И учителя, и ученики ожидали развязки – кто-то с симпатией и искренним интересом, кто-то с сочувствием, но многие с восторгом предвкушали скандал. Было очевидно: чем бы ни закончился этот школьный роман, «химику» Точилину придется уйти из школы вслед за Инной.
