Георгий Богач - Бегство из психушки
Софья еще раз взглянула на себя в зеркало, потом – на бумажку с тезисами выступления перед коллективом и направилась к двери, ведущей в актовый зал. Из соседней двери навстречу ей вышел молодой человек в темном костюме с галстуком, перегородил ей путь и крепко взял за плечи.
– Не спешите.
– Кто вы такой и что вам здесь надо? – спросил Владимир Ильич. – И вообще, кто вас сюда впустил?
– Софья Николаевна, подождите нас вон в том кабинете, а нам с Владимиром Ильичом надо поговорить, – сказал молодой человек.
– Представьтесь, – едва сдерживаясь, сказал Владимир Ильич.
– Меня зовут Евгений Михайлович Костров, представитель пресс-секретариата Правительства, – Я пришел вам сказать, Владимир Ильич, что обстоятельства изменились.
– Если вы имеете в виду защиту Софьей Николаевной докторской диссертации, то это вопрос чисто технический. Через месяц доктор Валко будет доктором наук. Материал диссертации блестящий. Это прорыв в психиатрии. Софья Николаевна и без диссертации – прекрасный врач, но научное звание только усилит ее идеи. Да, так уж получилось, что она вначале станет директором института, а уж потом доктором наук. Обычно бывает наоборот.
– А нужна ли вообще Валко эта самая диссертация? Тем более что она будет защищаться с определенными нарушениями. Может, сама диссертация и неплоха, но эти нарушения вызовут сомнения и в ней. Понимаете?
– Ничего не поделаешь, форс-мажор.
– А для чего устраивать форс-мажор? И для чего молодому неопытному врачу метить в директора? У нас что, опытных специалистов не хватает?
– Она отказывалась от этой должности, но сам Ерохин ее убедил в обратном. Что-что, а убеждать он умеет. Помню, как он полгода убеждал Думу принять поправку к закону о гражданстве.
– Ерохин весьма известный и уважаемый депутат, но, по-моему, он перепутал пожелания профессионального роста начинающему врачу с проталкиванием его на высокую должность всеми правдами и неправдами. К должности директора такого института идут годами. Есть немало и более достойных врачей не только в столицах, но и на периферии.
– Вы имеете в виду кого-нибудь конкретно?
– Нет, я просто рассуждаю вслух. Но если вы сторонник конкретики, то я могу, к примеру, назвать ту же Нину Николаевну Зырькову. Прекрасный клиницист и теоретически подкованный врач. А то, что ее теоретические разработки не оформлены в виде изобретений, статей и диссертаций, говорит о скромности врача. О скромности мы с вами как-то забыли. А настоящий врач прежде всего скромен и вдумчив, вдумчиво скромен, скромно вдумчив, и не выпячивается где только можно.
– Зырькова? Зырькова, Зырькова… Знакомая фамилия. Кажется, я ее уже где-то слышал, – Владимир Ильич задумчиво потер подбородок. – Вспомнил! Нового председателя Российского комитета по инновациям зовут Павел Пантелеевич Зырьков.
– Он не только председатель комитета, но уже и вице-премьер.
– Они с Ниной Николаевной однофамильцы?
– Нет, Нина Николаевна – его жена. Есть мнение, что ее врачебный и руководящий опыт можно с успехом использовать на должности директора Института психоневрологии.
– Она психиатр?
– Она руководила лечебным учреждением на Урале, в коллективе которого были разные специалисты, в том числе и психиатры, и неврологи, и психоневрологи.
– Понимаю, – губы Владимира Ильича тронула едва заметная улыбка. – Она была главврачом заводской медсанчасти.
– Это не имеет значения. С минуты на минуту сюда привезут Нину Николаевну, и от имени Думы вы представите ее коллективу института как его нового директора.
Владимир Ильич достал из кармана телефон и набрал номер Ерохина.
– Я тут бессилен, – коротко сказал Никита Семенович. – Представляй Зырькову.
– А как же Софья Николаевна?
– Пусть готовится к защите диссертации, а там разберемся.
Глава 17. Софья и Антон
Антон ждал на скамейке у НИИ психоневрологии и, увидев Софью, побежал ей навстречу.
– Я не понял, – сказал он, – что это за женщина, которую представили как директора института. Ни один человек в зале ее не узнал, никто ничего о ней не слышал.
– Это жена нового председателя Комитета по инновациям Павла Пантелеевича Зырькова. Она работала цеховым врачом в медсанчасти завода, где он был директором. Когда они переехали с Урала в Москву, то ей, чтобы она не скучала на новом месте, на выбор предложили возглавить НИИ оториноларингологии, НИИ онкологии или НИИ психоневрологии. Выпив стакан коньяка, Павел Пантелеевич скрутил в трубочки три бумажки, бросил их в опустевший стакан, и она вытянула из него ту, на которой было написано «НИИ психоневрологии». Так что институт достался ей по жребию.
– Ты шутишь? – недоверчиво спросил Антон.
– Нисколько. Об этом мне по секрету рассказал полковник, который охраняет Нину Николаевну. Думаю, что утечка информации о жене нового председателя Комитета по инновациям сделана теми, кто копает под ее мужа. Уж очень многим не понравились его замашки провинциального короля.
– А ты расстроена, что не стала директором?
– Все произошла так неожиданно, что я даже не успела ничего ощутить. Но я вдруг поняла, что не хочу ничего возглавлять, не хочу ничем и никем командовать, ни за что, кроме себя и Андрея, отвечать – хочу заниматься только тем, что мне нравится: медициной и литературой. В душе я такой же вольный художник, как и ты.
– Какого такого Андрея? – настороженно спросил Антон.
– Разве я сказала «Андрея»? Ах да, у меня как-то работал помощником исполнительный такой мужичок по имени Андрей, вот у меня по старой памяти и вырвалось его имя, – Софья отвела взгляд в сторону и стала с интересом рассматривать фасад института.
– Это бывает, – задумчиво сказал Антон. – А я предлагаю нам с тобой выпить где-нибудь в хорошем ресторанчике, чтобы снять стресс, – перевел он разговор на другую тему.
– Конечно, можно и выпить. Но для начала мне надо заехать в гостиницу и переодеться. Давай поймаем такси.
Антон стал на край тротуара и махнул рукой. Остановился «рено». Они расположились в машине, и Софья назвала адрес. Минут через сорок они подъехали к гостинице у ВДНХ, поднялись на второй этаж и вошли в номер.
Софья открыла дверь в ванную.
В это же время в номер постучали.
– Кто там? – спросила Софья.
– Это я, Ерохин.
– Заходите, открыто.
Никита Семенович вошел в номер и увидел сидящего на диване мужчину.
«Сразу видно, что бабник», – взглянув на Антона, ревниво подумал Никита Семенович.
– Здравствуйте! – поздоровался Ерохин с незнакомцем и уселся на другом конце дивана.
– Вас случайно не Андрей зовут? – спросил Антон.
– Нет, меня зовут Никита Семенович, – Ерохин присмотрелся к Антону. – Вы что, брат Софьи?
– Почему вы так решили?
– У вас с Софьей Николаевной глаза очень похожи, овал лица и даже улыбка.
– Мы с Антоном – сводные брат и сестра, – выходя из ванной, сказала Софья.
– Да, родство не скроешь. Софья Николаевна, я пришел к вам, чтобы разъяснить ситуацию в Институте психоневрологии. Сегодня утром мне вдруг позвонил сам…
– Никита Семенович, я не хочу слышать ни об этом институте, ни ваших разъяснений, похожих на оправдания. Такому солидному мужчине, как вы, оправдания не к лицу. Вот мы с братом решили сходить в какой-нибудь ресторанчик, чтобы снять стресс. Составите нам компанию?
– С удовольствием. Предлагаю пойти в клуб «Три толстяка». Там прекрасная кухня, живая музыка и иногда поет сама Прокофьева.
– Ну что ж, «Три толстяка» так «Три толстяка». Я не большой знаток московских клубов. А как ты, братик? – обратилась Софья к Антону.
– В этот клуб нелегко попасть. Туда ходят только большое начальство и толстые кошельки.
– В этот клуб приглашаю вас с сестрой я, и пусть вас не волнуют всякие мелочи.
– Хорошо. Нам с братом надо обсудить кое-какие семейные дела и здоровье тетушки, так что я прошу вас минут пятнадцать подождать нас у входа в гостиницу.
– Я буду ждать вас в своем «лексусе» на автостоянке слева от гостиницы.
– Вот и договорились.
Когда Никита Семенович вышел из номера, Антон бросился к Софье.
– Что это за тип с внешностью престарелого обольстителя явился к тебе и откуда он знает, где ты живешь?
– Этот, как ты выразился, тип вытащил меня из логова Нежкова, спас от смерти и снял мне номер в гостинице.
– Снял номер? Он что, твой любовник?!
– Пока нет. Я еще не решила, да и не созрела, братик. Твоя сестричка – уже взрослая девочка и вправе выбирать, с кем ей лечь в постель. Судя по твоему лицу, ты ревнуешь. Напрасно. Разве известный американский художник, которому женщины сами вешаются на шею, может ревновать хоть одну из них? Для него женщины – расходный материал, как чашка кофе по утрам. Одной больше, одной меньше…
– Ну и стерва же ты, Сонька! В Яблоньке ты была совсем другой.
– В Яблоньке я влюбилась в тебя, как дурочка, а сейчас мы с тобой свободные люди и каждый из нас живет своей жизнью. Так что не будем ревновать друг друга к тем, кто встречается нам на пути.
