Татьяна Соломатина - Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37
– Ужасно, да?! – бубнила она из-под потока воды. – Ужасно, скажи, ужасно?! Жуткая безвкусица!
Интерн тихо прикрыл дверь, повернув защёлку. Подошёл к умывальнику, снял с крючка полотенце. Закрыл кран. И ласково повернул мокрую заведующую к себе. Нежно промокнул ей лицо полотенцем.
– Переоденься. И пошли. Там у нас сегодня такой пир любви и доверия… Тебе понравится.
Чуть иронично. Но она моментально успокоилась. И даже улыбнулась. И ей захотелось срочно всё бросить и провести с ним целый день. Где-нибудь как можно дальше от родильного дома. Нет! Так не бывает! Двадцатипятилетние мальчики просто не могут быть такими! Психолог не нужен! И психиатр не нужен! Враче, исцели себя сам!
– Вам не кажется, что вы забываетесь, господин интерн? – пробурчала она.
– Не кажется.
Он мягко улыбнулся, повесил полотенце на крючок и вышел за дверь. А она осталась, как дура. В мокрой одежде и… И в кабинете после ремонта ещё нет ничего. Или? Она подошла к новому шкафу и открыла его. На плечиках висели чистые и отглаженные пижамы и халаты. Свинья она! Как можно было сомневаться в Марго?! И в том, что это самый прекрасный ремонт на свете!
В приёмном покое обнаружились два весьма привлекательных молодых человека. Высокий широкоплечий голубоглазый блондин. И высокий же, широкоплечий же, кареглазый шатен. С ними рядом стояла в некотором недоумении Маргарита Андреевна. Состояние недоумения для Маргариты Андреевны было такой же редкостью, как для природы – тигр-альбинос.
– Вот заведующая, с ней и решайте! – как-то не слишком внятно произнесла она. – Тут такое! – шепнула она Мальцевой и вышла из приёмного покоя, не удосужившись расшифровать, что же именно «тут такое».
– Мы Юлины… – кинулись хором к Татьяне Георгиевне молодые люди и, переглянувшись, сказали: – Мы хотим с ней рожать.
– Кто такая Юля?
– Юля Солнцева, – сказал голубоглазый.
– Сегодня поступила, – уточнил шатен.
– Сколько мы ей говорили, что нельзя до последнего дня на работу ходить, но…
– …они там без неё, как без рук.
– Где?!
– Да на телевидении же!
– А! А вы ей, собственно, кто? – всё-таки решила уточнить Мальцева.
– Мы ей – отцы.
– Простите, но вы как-то слишком молоды для её… отцов, – совсем уж растерялась Татьяна Георгиевна.
– Мы не её отцы, – сказал кареглазый.
– Мы – папы её ребёнка, – уточнил блондин.
– Ёксель-моксель! – загудела откуда-то из-за угла вездесущая санитарка Зинаида Тимофеевна. – Живут же люди! У моей дочки – ни одного в папаши кандидата не нашлось. А тут – сразу двое. Вы здоровы, соколики? – участливо посмотрела она на молодых людей, разогнувшись в свой немалый рост и опершись на швабру. – Щаз же всякие тесты есть…
– Мы её любим!
– Мы ей доверяем!
– Мы и семейный родзал оплатим, и контракт, и всё, что надо! И вот у нас с собой все справки про все анализы!
Молодые люди бросились доставать из внутренних карманов пиджаков паспорта, деньги и справки.
– Где акушерка? Как придёт – пусть переоденет – и в родзал, – только махнула рукой Мальцева.
Целый день под тем или иным предлогом весь родильный дом – сотрудники, разумеется – заходил посмотреть, как там «рожают на троих». Сказать честно и откровенно, Юле можно было только позавидовать. «Папаши» трепетно внимали кардиотокограмме, теребя акушерку за каждое изменение сердечного ритма плода. И блондин, и шатен были одинаково заботливы, поднося лоток, массируя поясницу и по очереди сопровождая свою Юленьку в туалет. Роды вызвалась принимать Маргарита Андреевна. Ну как она могла упустить такое шоу! (И заработок в том числе, потому как «папаши» щедро совали всем подряд, включая санитарку, и Татьяне Георгиевне пришлось приложить некоторое количество усилий по отъёму денег у персонала и возвращению банкнот законным владельцам. Те обратно принять отказались, и Маргарита Андреевна оформила набежавшую за почти двенадцать часов сумму как благотворительный взнос.) Редактор Юля цвела и пахла, как майская роза в Крыму. А Маргарите Андреевне так и не удалось провести расследование на предмет: «Как оно так вышло?» – «Мы её любим!» – «Мы ей доверяем!» – вот и всё, чего она смогла добиться.
– А кто пуповину будет резать? – ехидно уточнила она, моя руки на потужной.
– Мы оба! – уверенно ответили блондин и шатен.
– Лена, достань из второго набора ножницы, – на удивление спокойно отдала распоряжение Маргарита Андреевна.
– Не, ну а отчество какое? Даже фамилия, ладно, бывает двойная. Ну а отчество-то, отчество?! – бормотала она себе под нос, раскладывая инструменты. – Юля, не дуйся!
– Вырастет – сама решит, – снова синхронно ответил широкоплечий дуэт.
– А мамочка за кого из вас замуж выйдет?
– Ни за кого! – щебетала часто дышащая Юленька. – Замужество разрушает всё самое лучшее!
– Не, ребята, я первый раз такое вижу. А я в родзале всякого… И-и-и, давай, вдогонку, не теряем потугу!..
Маргарита Андреевна приняла хорошенькую девочку, выложила новорождённую матери на живот, перехватила пуповину зажимами на расстоянии, достаточном для одномоментно перерезающих её пар ножниц.
– Прошу, папаши!
Чуть не прослезившись, голубоглазый и кареглазый синхронно перерезали пуповину. После чего стали по обе стороны от своей Юли и своей… дочери. Кого-то одного, конечно же. Наверное.
Маргарита Андреевна набрала кровь из пуповины в пробирки.
– Видите? Пуповинная кровь! – продемонстрировала она пробирки «папашам». – Для всяких анализов. И на ДНК можно, да? – оглянулась она на дежурного неонатолога. Тот утвердительно кивнул.
– Нет, не надо! – снова в унисон пропели счастливые «папаши».
– Плаценту заворачивать с собой? – уточнила Маргарита Андреевна после того, как закончился третий период родов.
– Нет, не надо! – снова последовал ответ.
– Не сектанты, – пробормотала себе под нос Маргоша.
– Ну-ка, ещё раз мне её промокни! – скомандовала Татьяна Георгиевна.
Маргарита Андреевна прошлась по материнской поверхности плаценты ватно-марлевым тампоном.
– Дефект плаценты, задержка дополнительной дольки! Перчатку на ручное. Святогорского! Этих – вон!
И тут Юленька закровила. «Папаш», разумеется, тут же выставили за дверь семейного родзала, потому что нормальные роды – это прекрасно, а вот патология последового периода – не очень.
– Я так и знал! Ещё когда днём заходил на это чудо посмотреть – знал! – торжествующе говорил за ужином на буфете обсервационного отделения Аркадий Петрович Святогорский. – Внутривенный наркоз потому что – наше всё! Хорошо, что парней выставили. Хорошие же парни! Даже отличные! В конце концов, девочки, главное что? Главное, чтобы все были здоровы! Эх, жаль, я ни с кем не забился, что детёныш-то и вовсе от третьего! Ай, молодца Юлия! И вот, казалось бы!.. Вы бы как относились к совершенно постороннему ребёнку, Александр Вячеславович?
– Ой, для мужиков не бывает чужих детей! – перебил анестезиолога Родин. – Мужики – они какую бабу любят, так уже и всё, что к бабе прилагается: детей, собак, хомяков. Это бабы – собственницы. Такая их сучья натура! Боженька им муки в родах положил вовсе не за то кислое яблоко. А чтобы за их низкий собственнический инстинкт расплачивались. Бабе же в результате ею рождённый ребёнок – всегда её! А мужик там – дело десятое. Есть он, нет его, или и вовсе двое их. Один плох, другого найдёт. Другой не угодил – на третьего сменит. Ну и так далее…
– Так что теперь мы, дамы и господа, знаем и отчество, и фамилию папаши. Эх, люблю внутривенные наркозы.
– Аркадий Петрович, ну ты-то языком не трепи! Мало ли что она под наркозом наговорила! – строго посмотрела на друга Татьяна Георгиевна.
– Обижаешь, подруга! Этика. Деонтология. Врачебная тайна. Не, ну забавно же! Так как бы вы, господин Денисов, относились к совершенно постороннему ребёнку?
– К совершенно постороннему ребёнку я бы относился совершенно посторонне. Но как справедливо заметил Сергей Станиславович, если это ребёнок любимой женщины, то…
– Сергей Станиславович несправедливо заметил. Он сказал: «что». А дети, собаки и хомяки – это всё-таки «кто».
– Ага. А вот нашей Татьяне Георгиевне, если что, надо, чтобы не только «к кому», но и «к чему» относились с любовью. К рамкам, там, к портретам… И ещё она у нас порядочная дура! – съязвила Марго.
– Порядочная – в смысле изрядная? – уточнил Святогорский.
– Да. Изрядная дура и, к тому же, порядочная! – расшифровала Маргарита Андреевна, поддев вилкой со сковороды ломтик докторской колбасы. И затем осуждающе потыкав «инсталляцией» в направлении Мальцевой: – Нет чтобы брать пример с подрастающего поколения вроде этой свежеиспечённой мамочки Юлии. Плевать Юлии на порядочность с высокой колокольни. Не парится она.
– Это сериалы их испортили, – сказал Родин. – Всю эту ЦА.
