Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cкорпион cамки
Я с трудом проглотила слюну.
– Да нет, мама… Просто дела.
– Не томи, Герман. Что ты придумал?
Мы сидели с ним в «Поло». Солнце пекло. Я текла по́том. Он прикатил на «Лендкруизере», но почему-то свой джип оставил, чтобы перебраться в мою душную маломерку.
– Ты хотела, чтоб эта тварь из твоей жизни исчезла?
– Ну… В некотором смысле…
– Да или нет? – Он смотрел пристально и лукаво.
– Не пугай, говори прямо.
– Ладно… – Он расплылся в особенной, хорошо знакомой улыбке, которая посещала его в моменты самодовольства. – Как ты посмотришь на то, чтоб исчезнуть тебе?
– Мне?!
– Да, тебе. Из жизни твоего Сладкого.
– Куд а?!
– В отдельную квартиру.
Чувство было такое, будто земля подо мною разверзлась, и я с ужасом падаю в эту нежданную бездну – и вдруг воспарила, расхлопнулся парашют, взявшийся непонятно откуда, а кошмарная бездна обернулась бескрайностью солнечной перспективы.
Квартира… Я, конечно, хотела от мужа избавиться. Но исчезнуть самой?.. Квартира… Об этом я даже не думала. При бесчеловечности цен на жилье… Квартира… Такое чудо не могло со мною случиться, потому что в душе я мечтала о независимости с первого дня замужества, и, если бы было куда, давно б из неволи сбежала, и значит, случиться не могло никогда.
Не помню, как я ехала через всю столицу. Ге рман указывал, где сворачивать, я выполняла. Мы остановились возле многоподъездного дома, весь первый этаж которого пестрел табличками. Одна из табличек сообщала о некой риэлтерской фирме. От меня Герману требовался только паспорт. У меня просто не было слов, а он уже вел меня, словно дочуру, одной рукой взяв мою встревоженную ладонь, а в другой неся спортивную сумку. Оформление заняло некоторое время. Я находилась в аморфном безволии, как под гипнозом. Окончательно меня парализовало, когда Герман прожужжал молнией сумки и одну за другой начал выкладывать пачки долларов, просовывать под окошечко кассы, а кассирша, снимая резинки, вставлять в аппаратик, который лихо шуршал, пересчитывая купюры с завораживающим потрескиванием.
Я опомнилась, только когда мы вышли на улицу.
– Герман… Ты просто взял и купил квартиру?
Он улыбнулся. Развел руками. Достал сигаретку, щелкнул огнем. Поднял лицо к солнцу и, щурясь, сказал:
– Ну что, поедем смотреть?..
– И… и ты оформил ее на меня?
– Ты как будто не рада? – Он вздернул брови.
– Но… но ведь это не шутки. Почему ты не оформил недвижимость на себя?
– На меня нельзя. – Он пыхнул дымом, отрывисто затянулся и снова пыхнул. Так несколько раз. – Я ведь на службе. И это значит, под колпаком.
До «Поло» дошли в молчании. Сели. Я вставила ключ. Мотор стрекотнул и мягко завелся. Смотрели вперед. Мои мысли никак не могли стронуться с места, буксуя на скользком и неуютном вопросе.
– Герман, откуда такие деньги?
– Одолжил. У знакомого банкира. От него не убудет.
– А как отдавать?
Он медленно повернулся. Расплылся в улыбке. Протянул ко мне палец, коснулся носа и нежно провел по губам.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали… Поехали!
Что мною двигало? Покорность? Признательность? Морок? Продолжающийся гипноз очевидно невероятного? Это находилось за пределами понимания. Ясно только одно: покупка оформлена и, стало быть, дело сделано.
Новостройка. Свеженькая громада демократичной серии. Рыжая глина. Запах цемента. Налет побелки, чего ни коснись. Лифт еще не пустили, пришлось долго топать по гулким ступенькам. Пока дошли до нашего этажа, одежда взмокла и облипла все тело.
Квартира. Довольно просторно для однокомнатной. Или так казалось без мебели? Или это бескрайний вид за окном? Я вышла на балкон. Высоко, дух захватывает. Лучше вниз не смотреть, только вдаль. Жаркий ветер лохматил волосы, обнимал, ласкал плечи.
Из ванной раздался упругий плеск. Герман радостно сообщил, что воду, оказывается, уже подключили, весьма кстати. Вскоре появился, по пояс голый и мокрый, промакивая торс рубашкой. Повесил ее на фрамугу. По мышцам стекали капли. Выглядел он весьма рельефно.
Поинтересовался, нравится ли мне квартира. Что я могла ответить, кроме глупого «да». Для приличия очертила пустую комнату взглядом, словно могла обнаружить нечто, чего поначалу не разглядела. Наверное, требовалось выказать бо́льший восторг. Не знаю. Мне виделось это нелепым. Ведь я не просила его покупать. Помолчали. Экскурсия подошла к концу.
Я подумала, не худо бы и мне сполоснуться. Перед дорожкой. Такая жара. Да еще лифт не работает. Вполне естественно. Надо быть проще.
Вода шуровала, скрыв за шипением все прочие звуки. Я даже не услышала, когда… только почувствовала…
Его руки легли мне на плечи, а губы коснулись спины.
Меня передернуло.
Я судорожно напряглась, боясь шевельнуться, ужаснувшись от мысли, которую следовало бы предположить, да вот не предположила, а теперь уже поздно, и все так ясно, и откровенно, и непоправимо, и то ли сопротивляться, то ли… Боже, что со мной происходит… что-то я поглупела, то ли от нежданной покупки квартиры, то ли от нервного перенапряжения последнего времени, то ли от противоборства с этим гнусным ничтожеством-мужем, то ли от неудовлетворенности моей жалкой женской судьбой… и все же нельзя, что это он из себя возомнил… думает, раз он мне, то я ему… какой же настырный, настойчивый, самоуверенный… нельзя… уверенный в себе мужчина… нельзя, нельзя, нельзя…
Но что-то во мне всколыхнулось, требовательное, вопреки «нельзя».
Наши рты жадно сомкнулись. Мы рухнули в ванну.
Все мгновенно намокло – остатки одежды, волосы, тело, душа, с лихорадочной спешкой мы освобождали друг друга от лишнего, от ненужного, что осталось где-то там, за пределами нашей освобожденности, абсолютной свободы безусловного, подлинного, здесь и сейчас. Вода била, хлестала, мы скользили, барахтались, утопали, сливались. Было нежно и жестко, романтически поэтично и неудобно до комической невозможности. Наконец, мы сумели, в безумии страсти нашли точки опоры, как-то шатко приладились – и Герман меня пронзил.
Во мне взорвался фонтан энергии жизни…
Представьте, что вы давно зрели облиться холодной водой. Суть не в температуре, а в том, что решиться вам очень страшно. Кажется невозможным переступить этот жуткий барьер. Вдруг, сердце не выдержит? Вас буквально сковывает инстинкт самосохранения.
А теперь представьте: вы решились и сделали это. И не умерли. Наоборот, по телу дивно заструилась энергия.
Подобный эффект, только насыщенней, ярче, я испытала в пустой квартире, в девственной ванне, с новым мужчиной.
Кстати, тревожность последнего времени как рукой сняло.
13
В июльском номере «Astrus» мне попалась статья, которая взволновала меня чрезвычайно. Давно я с таким вниманием не читала. Назывался материал «Великие любовницы»…
Жизнь любвеобильна. Любовь – красная нить существования. Все самые страстные стремления души мы называем «любовью». Любовь мужчины к женщине, к деньгам, к искусству, к родине, к истине. В известном смысле, история человечества – история любви. По традиции, летописцы акцентируют наше внимание на выдающихся исторических личностях мужского пола. Но как знать, возможно, история сложилась бы по-другому, не будь в жизни великих мужчин близких им женщин. Иными словами – великих любовниц.
Из глубины времен до нас доходят впечатляющие примеры коренного влияния женской любви на мужские дела. Взять миф о Далиле, которая очаровала богатыря Самсона и смогла выведать секрет его силы, заключавшейся в густых волосах, после чего опоила вином и остригла все семь его кос, и враги схватили его, и выкололи глаза, и бросили в темницу. Или подвиг Юдифи, спасшей родной город от вторжения ассирийцев, которыми предводительствовал грозный Олоферн. Войдя к нему в шатер, она осталась с врагом на ночь, а после того, как тот крепко уснул, его же мечом отсекла ему голову. Или безумство Саломеи, потребовавшую в награду за свой танец ни много ни мало – голову Иоанна Крестителя. По косвенным признакам, причиной столь жуткого каприза царевны стала любовь, отвергнутая плененным отшельником.
Известнейшие семьи древней Александрии носили имена Митрионы, Мнезис и Потинии, хотя две первые были флейтистками, а третья начинала с диктериона (публичный дом). Ламия принадлежала Птолемею, но перешла к его победителю царю Дмитрию, причем настолько подчинила своей воле, что венценосец дошел до эротических галлюцинаций. Гетера Аспазия соблазнила законодателя Афин Перикла, тот развелся с женой и сочетался с гетерой браком, а когда ареопаг признал образ жизни Апазии оскорбляющим пантеон, законодатель лично вымолил у суда для нее прощение. Герпелис, будучи любовницей Аристотеля, родила на радость старику позднего сына, и великий философ, мудрец, воспитатель Александра Македонского, объявил ее своей единственною наследницей. Сам же Александр, могущественный завоеватель античного мира, сдался чарам наложницы Таис Афинской. В результате устроенной ими оргии дотла сгорел Персеполис, а покоренный император признал наложницу законной женой, и та впоследствии нарожала ему троих детей.
