Виктория Волгина - В чужом пиру
– Почему ребёнок кричит?
– Я держу ей ножки, чтобы она меня не ударила.
– Не надо держать ножки, – ворковала бабушка.
На протяжении всех месяцев работы с девочкой руки у меня были в синяках до локтей.
Однажды бабушка вызвала священника окропить дом – тоже ведь понимала, что дома не всё ладно. И я была свидетелем необъяснимого случая. После окропления, вечером, мы с девочкой ужинали в кухне, позади был длинный тёмный коридор и анфилада тёмных комнат. И вот оттуда, из тихой темноты я услышала медленный свистящий шёпот:
– Сусанна, Сусанна… (имя девочки).
– Няня, я боюсь! – взвизгнула девочка и подобрала под себя ноги.
У меня мурашки пошли по телу. До сих пор не могу объяснить это. Конечно, здесь я долго не задержалась и нашла потом работу в этом посёлке.
– Как же вы будете жить дальше? В Москве на съёмных квартирах? – спросила Лера.
– Пока да. А дальше видно будет. Я полностью разочаровалась в мужчинах, они для меня больше не существуют.
– Не зарекайтесь, – засмеялась Лера. И оказалась права. Жизнь готовила Лесе новое испытание. Но эта история ещё впереди.
Весной у детей начинался велосипедный сезон. Марина купила велосипед и Лере, и она вместе с Верочкой возглавила команду маленьких велосипедистов. Утром и вечером визжащая орава ветром носилась по посёлку. После поднадоевших велосипедов перепрыгивали на батуты. Теперь орава вместе с Лерой и Верочкой подпрыгивала – кто выше?
А потом наступал сезон ландышей и других лесных и полевых цветов. И та же команда разбредалась по останкам леса и полянам, набирая огромные букеты. Верочка с Лерой сплетали девочкам венки, и они ходили по посёлку королевами.
Потом начинались «гости». Дети по очереди ходили друг к другу. «Гости» означали игры во дворе. У Марины был большой двор, поэтому «гости» частенько случались в её дворе.
Приходила с Верочкой очаровательная девочка Соня, её воспитанница, напоминавшая Лере крепкий грибок. Вся она была крепкая, сбитая, круглолицая и совершенно замечательная по окрасу: белая кожа, большие, яркие синие глаза в тёмных густых ресницах, тёмно-каштановые брови и волосы. Как-то раз во время игры она вдруг сказала Лере:
– Вы похожи на собаку Шарика.
– Почему же это? – удивилась Лера.
– У вас лапы как у Шарика, – серьёзно ответила Соня.
Часто бывала в гостях смешная толстушка Маша, выдумщица, фантазёрка и заводила. Она придумывала целые истории, которые дети разыгрывали под её руководством. Маша однажды умилила Леру, указав на росточек дуба под елью:
– Ой, смотрите – дубёнок!
С Машей иногда происходили странные вещи. В свой день рождения она пропала в самом разгаре веселья. Родители и приглашённые дети обыскали весь дом и двор – нет Маши! Пришлось день рождения заканчивать без неё. И только потом мама, открыв шкаф, нашла там спящую дочь.
– Дочка, – воскликнула мама, – зачем ты здесь?!
– Я здесь обрела покой, – ответила пятилетняя Маша.
Было ещё весеннее происшествие. Как-то утром команда велосипедистов неслась по посёлку. Маша опередила всех и первой ушла за поворот. Свернувшая следом команда нигде не увидела Маши. Все остановились и вдруг увидели девочку в зелёной тине и фекалиях, вылезающую из канализационной канавы. Маша была прекрасной велосипедисткой, и дети просто не поверили глазам:
– Маша, что случилось?!
– Я задумалась, – сказала девочка.
Бывал в гостях серьёзный, весь круглый, уже большой мальчик Артём. Однажды дети начали хвастаться – чем только они не хвастаются – кто больше знает поселковых рабочих. И Артём сказал:
– Я знаю двух: одного нормального, другого – карликового.
Частенько прибегал маленький, двух с половиной лет, толстощекий реактивный Тимошка, не по возрасту развитый. У него начинался первый переходный период с непослушанием, а иногда и агрессией. На что-то рассердившись, он сказал как-то няне:
– Как сейчас дам тебе самосвалом по ноге!
Но во время тирады увидел, как сдвигаются нянины брови, и тут же поспешно добавил:
– Случайно!
Подобное же сказал маме:
– Сейчас как дам тебе!
Мама:
– Тима, как ты разговариваешь с мамой!
Тима тотчас же поправляется:
– Сейчас как дам… вам!
Няня пеняет ему:
– Тима, ты почему себя стал так плохо вести?
Тима, опять недолго думая:
– Меня Мышиный король заколдовал!
Лера с Дашей тоже ходили в гости, в основном к Соне и Маше – прыгали на их батутах, играли в их игры. Смешное подстерегало и здесь.
Как-то пришли Лера с Дашей играть к Маше во двор. Во дворе был папа Маши и маленький братик с няней. В своё время папа едва не лишился рассудка, узнав о скором, а, главное, неожиданном появлении сына на свет. Спускаясь по ступенькам крыльца веранды, Лера оступилась и загремела прямо папе под ноги.
– Осторожно, – закричал папа. – Вы же можете сломать шейку матки!
Потрясённый когда-то маточными фокусами рассудок папы твёрдо ассоциировал шейку именно с этим органом. Услышав папу, Лера и вовсе припала к земле.
– Ох, что я говорю, – покраснел папа, – я хотел сказать шейку бедра!
По щекам Леры текли слёзы. Хорошо, если папа принял их за слёзы боли. Несмотря на ушиб именно бедра, Лера смеялась до самого дома.
Но не только смешное случалось в посёлке. Здесь были и свои страшилки. Жил в одном доме с семьёй милиционер неизвестного ранга. И было его любимым развлечением после службы, подвыпив, выгонять прислугу ночью из постели и ставить их к стенке под ружьё. Смертельно перепуганные люди, в основном молдаване и украинцы, застывали на всю ночь у стены и никому не жаловались. А кому жаловаться, если над ним издевался страж порядка? Наутро они бесследно исчезали, не взяв расчёта.
* * *Подступало лето, и первый этап Лериной работы заканчивался: Дашу на всё лето отправляли к бабушке, а Лера на всё лето уезжала домой, до осени. Другие няни тоже разъезжались с детьми, кто куда. Леся с мальчиком уезжали в Черногорию, где у его родителей был дом. А Леру ждала радость встречи с дочерью, родными, друзьями, урегулирование бытовых проблем, отдых на любимой реке, вообще – отдых.
* * *Загорелая, отдохнувшая Лера в начале сентября вновь вернулась в Подмосковный посёлок. Когда съехались все, Лера, увидев Лесю, сразу поняла – у неё что-то произошло. Она стала ещё красивее и одухотворённее, но яркие глаза её были больными.
– Леся, что-то произошло? – спросила Лера.
– Расскажу. Потом, – ответила Леся.
И рассказала. В Черногории их соседом оказался молодой серб, вдвое моложе Леси – черноглазый, обаятельный. Лесе даже в голову не приходило думать о чём-то «таком». Улыбалась ему из вежливости, иногда разговаривала – он понимал русский. Но потом она стала постоянно ловить на себе его взгляд – мягкий и как бы любующийся.
– Ну что же он на меня так смотрит? – недоумевала вначале Леся. Она уже основательно забыла, что она женщина и всё ещё красива.
– Может, он ненормальный или извращенец? – стала она думать потом. А он искал с ней встреч и всё смотрел своим тревожащим взглядом. И в Лесе что-то отозвалось на этот взгляд.
Однажды вечером, когда ребёнок спал, он постучался к ней. Два месяца длился их тайный роман, и Леся разорвала душу надвое, когда уехала с ребёнком в Москву. Она до сих пор ощущает на лице этот флёр его любующегося взгляда, он не стёрся, и этот флёр ощущают другие мужчины, заглядываясь на неё.
– Зачем нужна была эта встреча?! – спрашивала Леся Леру. – Зачем мне дали понять, что душа моя, её женская суть, ещё жива?! Это такое печальное открытие. Днём ещё можно жить – суета, работа… Но вечером, когда возвращаюсь на квартиру, от тоски по нему некуда деться. Тогда я забираюсь с ногами в кресло, стискиваю зубы, вцепляюсь в волосы и отчаянно мотаю головой влево – вправо, сквозь слёзы повторяя как заклинание: «Я забуду тебя! Я забуду тебя…» Но он звонит и не даёт забыть, и опять по вечерам эта мука. Я могу взять неделю отпуска и полететь к нему. Но зачем?.. Продлить муку? Разбить голову о тупик?
И Леся в свой недельный отпуск, скрутив всю себя в бараний рог, улетает с дочерью в Турцию, где боль её чуть-чуть отпускает. И она возвращается с рождённым там стихотворением. Лера читает его и говорит:
– Я ведь тоже написала одной своей знакомой подобное, у неё была похожая история.
Лере понравится Лесино стихотворение:
Живу так серо, не любя…
Но это было, было, было!
И ты любил, и я тебя
Последней неясностью любила.
Сюжет не нов, как мир не нов, —
Союз, где молодость и зрелость, —
Но для меня моя любовь
Звездой сверхновой загорелась.
Ну а потом, потом, потом
Прощанье было, как закланье,
И чувств бушующих фантом,
И лишь надежда на свиданье…
– Сейчас, – говорит Леся, – спустя три месяца, боль притупилась, «печаль моя светла», и сердце переполняет чувство благодарности. Я всё-таки позвонила ему и сказала:
