Виктория Волгина - В чужом пиру
Здесь она увидела, что ребёнок по-настоящему интересен матери и отцу, что им хочется быть с дочерью, научить её чему-то помимо няни. Сама умеющая буквально всё, Марина в выходные дни лепила, рисовала с Дашей, мастерила поделки, играла в игры, читала.
Марина вообще, как убедилась Лера, родилась редкой птицей. Наряду с приятной внешностью Бог одарил её умом и способностями. Ум деятелен, а руки умны – так определила сущность Марины Лера. Не было ничего такого, чего бы Марина не могла сделать руками. Пилить, строгать, забивать, шкурить, шить, вязать, рисовать, лепить, – она умела всё.
Однажды перед Новым годом она пошла в лес, нарубила и напилила сучков и на Лериных глазах с помощью инструментов сделала настоящие сани для Деда Мороза, в которых он сидел потом под роскошной ёлкой.
В другой раз она в присутствии Леры собрала, провозившись часа два, игрушечную кукольную мебель, размером почти с настоящую – подарок Даше на день рождения.
Потом был антикварный стул, весь поломанный и с выщербленным рисунком. Марина выпилила, ошкурила, покрасила и приклеила недостающие детали рисунка, залакировала весь стул и сделала к нему красивое сиденье. Стул стоял и сиял, как новенький.
– Может быть, такими станут все женщины в будущем, – не раз думала Лера, – всё умеющими, ни от кого не зависящими, сильными и уверенными?
Как знать… И надо ли быть такими?
Всему, что умела, Марина старалась научить и дочь. Дашиным маленьким рукам тоже всё покорялось.
* * *В первую свою общую с Дашей осень они много бродили по разрозненным клочкам леса. Собирали остатки грибов, красивые несъедобные ягоды, делали роскошные осенние букеты. Эти букеты всю зиму украшали Маринину комнату. Во время вечерних прогулок они во всё горло распевали песни. Осенью и зимой посёлок был совершенно безлюдным.
Даша была прирождённой актрисой, ей постоянно требовались игра и зрители. Например, один день она была циркачкой, а мама, папа и Лера – зрителями, сидевшими на ступеньках лестницы и хлопавшими в ладоши; в другой раз они с Лерой разыгрывали целые спектакли с костюмами и декорациями. В главной роли всегда выступала Даша, если же Лера пыталась поменять роли, то происходили слёзные ссоры. Кем только ни побывала Лера на первом году работы: и Алёшей Поповичем, и Добрыней Никитичем, и их невестами, и Змеем-Горынычем, и говорящим конём Юлием, и Каем из «Снежной королевы»…
Наступившей зимой Лера с Дашей часто катались со снежных горок. Был у них любимый пригорок с совершенно есенинской серебряной берёзой в центре. С криками по очереди неслись с этого пригорка на ледянке Лера и Даша. Лерой вновь переживались все детские ощущения: и страх, и восторг, и чувство полёта.
– Истинно, все мы родом из детства, – думала Лера.
После обильных снегопадов они строили во дворе снежные крепости, целые трёхэтажные дома с входами и выходами. Даша часами ползала по этим лазам. Лепили смешных снежных баб, украшая их кто во что горазд. Приезжающие на выходные гости дивились на них. Во всём этом веселье с самым живым интересом принимала участие и Марина.
На работу она обычно уезжала часам к четырём, так что успевала наиграться с дочерью. Возвращалась она с работы в час-два ночи, так как работала со страной, с которой у России были разные часовые пояса. Это очень сильно напрягало Леру, так как Даша до отъезда мамы днём спать не ложилась. Прочитав сказку и спев колыбельные песенки, Лера ложилась спать рядом с Дашей. Уйти до приезда Марины Лера не могла – Даша панически боялась темноты. Спать Лера тоже не могла, постоянно прислушиваясь и зная, что её скоро разбудят. Так лежала она рядом с Дашей каждую ночь по два-три часа. С приездом Марины шла спать в свою комнату. Конечно, Лера не высыпалась, и недосып этот был хроническим. Но на первом году работы это не так сильно беспокоило Леру, она днём частенько спала вместе с Дашей.
Наступившая весна положила конец Лериному-Дашиному одинокому тандему. Весной многие семьи с детьми и нянями переезжали из Москвы в посёлок аж до осени. Весной посёлок оживал. Так появились Верочка и Леся – новые поселковые няни.
Верочка была совсем молоденькой, ровесница Лериной дочери, но, несмотря на разницу в возрасте, Лера очень с ней подружилась. Режим дня их воспитанниц полностью совпадал, девочки были близки по возрасту и дружили между собой, так что Лере приходилось только радоваться сложившемуся квартету.
Верочка распространяла такие благожелательные волны, что всегда хотелось быть поближе к ней, рядом. Лера её полюбила и скучала по ней, когда та уходила на сессию или в отпуск. Верочка сама из-под Тамбова, в Москве училась заочно в институте, и знакомые её семьи уговорили Верочку пойти работать к ним няней. Конечно, работа няней не совсем то, что нужно молодой девушке, но к Верочке относились как к члену семьи, платили хорошие деньги, так что у неё была возможность в отпуск ехать за границу. Конечно, по окончании института Верочка уйдёт из нянь, но пока работа её устраивала.
А потом Лера увидела Лесю. Со знакомым ребёнком по посёлку шла незнакомая женщина. Это была новая няня мальчика. Увидела её Лера и влюбилась. Если просто сказать, что Леся была красива, значит не сказать ничего. Лера потом о ней напишет:
Как эта женщина была
Не по годам своим мила,
Как, несмотря на возраст свой,
Сияла тонкой красотой…
Леся была истинной дочерью Белоруссии – вся светло-белая, с прозрачной кожей, с родниковыми глазами. Они подружились. Леся оказалась не только красавицей, но и умницей, той, что за словом в карман никогда не полезет.
Однажды, разговорившись с Лесей, Лера узнала о ней многое. Оказывается, совсем не безденежье заставило Лесю покинуть дом.
– Как-то так получалось, – сказала Леся, – что деньги у меня были всегда. Даже в девяностые годы у меня деньгами были забиты все косметички. Веяние времени заставило меня из педагогов уйти в челноки, хотя это и был опасный нелегальный промысел. Подбиралась группа людей с бывалым проводником, и эта группа ночью нелегально переходила границу или Польши или Прибалтийскую.
Однажды заболел проводник, а группа уже собралась в назначенном месте. И прозвучал вопрос: «Кто идёт второй раз?» Второй раз шла я. «Ты и поведёшь», – сказали мне. От ужаса ничего не соображая, я ночью по зимнему лесу повела за собой группу и каким-то чудом вывела.
Вещи, приносимые мной, тут же расходились – тогда был всеобщий дефицит. Нет, не безденежье выкинуло меня из дома, выкинуло навсегда, я туда не вернусь ни при каких обстоятельствах. Я сбежала от мужа, сожгла за собой все мосты.
Я вышла замуж совсем молоденькой, по любви, родила троих детей. Муж оказался столь ненасытным в сексе, что мне впору было кричать караул. Двадцать пять лет я не спала ночами, а мышкой лежала рядом с ним, боясь пошевелиться. Если, не дай бог, пошевелюсь – муж набрасывался на меня, как голодный волк. Вы себе не можете представить, какой это кошмар. Последние пять лет мы с ним практически не жили.
– Но это было бы внутрисемейной драмой, если бы муж не ухитрялся обслуживать ещё добрую половину городского женского населения. Любовницы постоянно звонили ему домой и требовали к телефону. Все мои протесты он давил и заглушал ором – он был деспот и самодур. Тридцать лет я всё это терпела (наверное, всё-таки любила). И вот на тридцать первом году сразу всё кончилось. Я решила кардинально изменить жизнь, и уехала в Москву, нашла свою первую работу няни.
В этой первой моей семье мама не была женой папы, а находилась вместе со своей матерью на его содержании. У этого папы было много жён и содержанок, но с мамой ребёнка, бывшей профессиональной проституткой, он проживал вместе. Здесь меня ждал неприятный сюрприз. Как-то раз мама и бабушка ребёнка куда-то уехали на два дня, и папа вечером попросил меня сделать ему массаж – якобы очень болела у него спина. Но спиной он не ограничился и попросил сделать массаж ягодиц и ног.
– Иван Иванович, – сказала я, – я не тайская массажистка и эротическим массажем не занимаюсь.
Конечно, он разгневался, но придираться потом ко мне не стал – побоялся, что я всё расскажу маме ребёнка. А ребёнок был очень тяжёлый, и няню ему было найти нелегко. Я видела сама, как мама дала взятку менеджеру, чтобы меня отправили в эту семью.
Я до сих пор думаю, что девочка была психически больна. Этот двухлетний ребёнок постоянно старался сделать мне больно и довести до слёз. Стукнув внезапно меня чем-то тяжёлым, она кричала: «Ты почему не плачешь?! Тебе что, не больно?!» Если же видела, что мне действительно очень больно и я сдерживаю слёзы, то успокаивалась. Вечером, перед сном, когда я рассказывала ей сказку или читала, сидя рядом, она изо всех сил колотила ногами, стараясь попасть по мне. Я одной рукой держала книгу, другой – её ноги. Оттого, что ей мешала, она начинала кричать. Прибегала бабушка:
