Людмила Загоруйко - Куклы Барби (сборник)
– Тамара, сколько же ты за день зарабатываешь? – Нескромный вопрос зависает в воздухе. Она вдруг дёргается и напряжённо смотрит вдоль линии лавочек.
– У тебя кулёчка случайно не найдётся?
– Нет, а зачем тебе сейчас кулёк? – отвечаю осторожно вопросом на вопрос.
– Бутылки, – стонет она заунывно-протяжно, как на луну, учуявшая мечту собака.
– При чём здесь бутылки?
– Вон, вон, под лавочкой, – дар речи потерян, теперь она тычет пальцем в невидимое пространство, но чётко по курсу. Никакими силами её уже не удержать. Тамара срывается с места и несётся в темноту, роется под лавочкой, находит. Сложить пустую тару некуда. Она потрясена: добыча упущена и оправданий никаких нет. Не учла, оплошалась, понесла убытки.
– Ты что, бутылки вышла собирать?
– Нет, конечно, но посчитай. Десять бутылок – и можно пару булочек купить.
– Успокойся. Ты же не бомж, учительница. Стыдно.
– Двадцать долларов, – вдруг говорит она.
– Что двадцать долларов? – опять я не в состоянии уследить за прыгающей её мыслью.
– Ты же спрашивала, сколько я сегодня заработала.
– А-а-а. Молодец.
Мы молчим. Я любуюсь пейзажем, Тамара лихорадочно подсчитывает предполагаемые бутылочные потери: сначала в день, потом – за декаду, месяц, год.
Возвращаемся, выходим на безлюдную площадь. Приятельница тащит меня через пассаж. Это нелогично, я отбиваюсь. Зачем делать лишний круг? Мы почти дома.
– Там шифер, – делится она со мной тайной.
– Какой ещё шифер?
– На сарай.
– О, господи! Где ты уже шифер высмотрела?
– Во дворе, – говорит она, потупив глаза за стёклами очков, чистое смирение… – Если мы пойдём через пассаж, выйдем на Волошина, то там, во дворе…
– Мы сегодня ещё шифер красть будем?
– Ты что? Я просто посмотреть, – оправдывается она.
– Зачем нам ночью шастать по чужим дворам? Ты что, шифера никогда не видела? Это же не выставка-продажа строительных материалов, а чужой двор. – Я почти задушила её логикой, но она вывернулась, глотнула воздуха и уже тычет в киоск, у входа на пешеходный мост.
– Смотри. – Сердце моё холодеет от страха и недобрых предчувствий.
– Что ещё?
– Там.
– Я ничего не вижу.
– Там пакет.
– Ну, да, – соглашаюсь я.
– Пойдём, посмотрим.
Подходим ближе. Под сигаретным киоском стоит забытый кем-то аккуратный бумажный узелок, из которого торчит кривая хилого саженца.
– Дерево. Фруктовое, – она трепещет, как будто нашла всё золото Майи.
– Бери и пошли домой. – терпение моё на грани, но тут Тамару одолевают сомнения. Сам факт находки кажется неправдоподобным. Пакет явно появился здесь ещё засветло, когда киоск работал. За это время сколько людей прошли через пешеходный мост, и никто не заметил, никто не позарился, этого не может быть. Если не взяли, то что-то тут не так. Возможно, это вовсе не саженец, а законспирированная бомба, предполагаемый террористический акт. Она замирает в нерешительности.
– Бери, бери, как ты домой явишься с пустыми руками? Не поймут. – Весомый аргумент убивает страх перед бомбой и стимулирует подругу на действие. Тамара хватает саженец и бежит через площадь, не догнать. Вот он, материализованный инстинкт добытчика.
– Куда? – вдогонку кричу я. – Домой, – отвечает мне уже не Тамара, а эхо.
В разгар ночи под свежей молодой луной мы прикапываем в её дворике саженец, поливаем и ощупываем деревце. Мы – воплощение алчных планов кота Базилио и лисы Алисы с компанией. Неплохо верить в существование заветного места, где может вырасти волшебное дерево.
* * *– Людочка, пойдём со мной туфли покупать. Я на выборах денег заработала. – Утренний внезапный виртуальный снег в виде Тамары падает на мою грешную голову.
Мы идём в элитный магазин итальянской обуви. Тамара долго приценивается, примеряет, рассматривает ножку в зеркалах, думает. Наконец, акт покупки состоялся. Дорогую обувь, логично полагает Тамара, надо сразу обмыть, чтоб хорошо носилась. Я ищу приличное кафе. Она не возражает и предоставляет право выбора мне, потому что не ходок по заведениям, где деньги кидают просто на ветер. Экономия – вот её лозунг и главный жизненный принцип. Чем ближе мы приближались к месту, тем больше Тамара окаменевает. Я ничего пока не подозреваю, выбираю столик с видом на цветущие сакуры, открываю меню.
– Людочка, ты пей кофе, я не буду. Просто посижу рядом, отдохну.
– Ты же меня пригласила, – опешила я. Признаюсь, впервые она загнала меня в тупик.
– Пригласила, но денег у меня нет, всё истратила. Сама понимаешь, обувь дорогая. В кошельке пусто. Веришь? – она открывает портмоне и высыпает на столик мелочь.
– Верю. – Как не поверить, иных вариантов у меня нет, но может, там, на дне сумки припрятан ещё один кошелёк или сумочка у Тамары с двойным дном?
– Сейчас ты будешь смотреть мне в рот и с завистью наблюдать за тем, как я уплетаю пирожные? – констатирую я очевидный факт с железом в голосе.
– Ну, да, – безмятежно улыбается она своей знаменитой блаженной улыбкой на пол-лица, – но ты же мне дашь кусочек пирожного, правда? Я у официантки ещё одну тарелочку попрошу.
Делать нечего. Я заказываю для Тамары кофе и пирожное. В благодарность она дарит мне очередную странную историю.
Туфли приятельница заработала тяжким трудом во благо нашей державы. Ей очень нравятся выборы, признаётся приятельница. Они, слава богу, в нашей стране перманентны и никогда не заканчиваются. К очередной задаче подруга подошла, как всегда, изощрённо-творчески. Тамара записала всех членов семьи в агитаторы и вечерами колесила по городу на стареньком велосипеде, развозя пропагандистскую литературу за всех мёртвых душ, числящихся в списке активных пропагандистов, и за себя, преданную делу, лично. Изворотливый её ум сразу вник в ситуацию и пошёл дальше: Тамара пристроилась сразу в два лагеря-антагониста и на новом поприще преуспела. И там и там требовались ноги, они у неё были длинные, мускулистые, с большими почти мужскими коленками всегда наружу и развитыми икрами велосипедиста. Активную пенсионерку всюду любезно приняли, ободрили, объяснили политику и отправили в массы. Никто не заподозрил пожилую женщину в лукавстве. Схема прошла на «ура». Кэш Тамарочка скосила крупный, правда, на самом последнем этапе пришлось сделать выбор, примкнуть к одному из блоков, конечно, лидирующему. На избирательном участке она торжественно «заседала» только в одной ипостаси, может, и раздваивалась, но только в сознании. Этого никто не заметил.
Приятельница с аппетитом уминала пирожное, купленное на мои деньги и выставленное за её новые модельные туфли, и округляла глаза. Таким способом она обозначила сумму, заработанную на выборах. При всей сумбурности Тамара умела осторожничать, не любила озвучивать цифры, держала их в тайне, чтобы не сглазили соперники и завистники. Своё решение с головой нырнуть в политические игры объяснила просто: «Они нас обманывают и без конца «кидают». Почему бы не воспользоваться моментом и не принести в семью лишнюю копеечку? Согласись, мы – исполнители, в хвосте цепочки, нам падают крохи от их аппетитного пирога».
Её изобретательность была мне симпатична, хотя сейчас она, не моргнув глазом, залезла в мой довольно скромный кошелёк. На счёт семьи приятельница тоже чуть преувеличивала: тридцатилетняя дочь, взрослый работающий сын и муж-пенсионер, знойный «мужчина в халате» – жили все в куче в трёхкомнатной квартире. Каждый в отдельности себя обеспечивал.
Иногда я забегаю к ней в гости. Иванова принимает на кухне, больше негде, всё забито. Она спешит: надо кинуть семье кость и бежать на промысел. «Мужчина в халате» осторожно приоткрывает двери, заглядывает не весь, только одной головой и плечом. Он недоволен, ворчит и жалуется. Жена всегда в бегах, дома не держится. Приходится коротать старость в обнимку с телевизором – единственным, кроме него, домоседом в семье. Муж ухожен, аккуратен, пахнет исключительно французской парфюмерией. При виде меня он начинает странно дёргаться, извиваться, смотреть тайно плотоядно, посылать мужские флюиды. Непонятно только, чего. Пыльцы давно нет ни у кого из присутствующих дам, пестики, увы, пожелтели и зачахли. Старичок явно фантазирует, преувеличивает возможности и страдает утопиями, но выглядит действительно на все «сто».
У мужа своё развлечение. Он любит ходить на рынок, изучает цены, прикупает зелень и свежие фрукты. У него диета с преобладанием в рационе овощей. В холодильнике у них тоже сложно: у каждого своя полка и свой харч. Я не углубляюсь: в любой семье свои заморочки. Провести спокойно несколько минут в гостях удаётся редко. Из комнаты тараканами выползают квартиранты. Где она их держит, непонятно, но умудряется как-то запихать в квартиру несколько человек сразу, минимум двоих, максимум удивляет даже видавшую виды меня. Квартирка у неё небольшая, комнатки крошечные, но Иванова человек изобретательный. Раскладную кровать она отняла у меня давно и унесла в свою норку, вероятно, пожизненно: передел собственности и рейдерская атака. Тамара строго следит за расходом воды, маниакально щёлкает за домочадцами и постояльцами выключателями и отдаёт предпочтение студентам из сёл. Они приезжают навьюченные, как мулы. Студенты везут картошку, сало, домашние молоко, сметану, масло, колбасы. Тогда Тамара кардинально меняет привычки индивидуалиста и собственника, начинает жить коммуной – общий стол и всякое такое. Муж тоже забывает про овощную диету и присоединяется.
