Лариса Райт - Неслучайная встреча (сборник)
– Работаю, – спокойно ответила она, ничуть не смутившись.
– Работаешь? Но мы же, я же… Мамочка, разве мы плохо тебе помогаем? – Мне всегда казалось, что более чем достаточно: Павлик не только не отказывался покупать теще продукты в лучших магазинах и оплачивать визиты к каким угодно врачам, но и ежегодно спонсировал ее выезды к морю. Наверное, таким образом он сглаживал свое чувство вины передо мной, впрочем, в данном случае не так важна причина, сколько следствие.
– Твоя мама, – говорил он, – милейшая старушка, и мне приятно ей помогать.
И вот эта милейшая старушка, которая на зависть всем людям ее возраста как сыр в масле катается, стоит без зазрения совести с протянутой рукой, с вызовом смотрит мне в глаза и утверждает, что она работает. Я задохнулась от возмущения:
– Ты соображаешь, что ты делаешь?!
– А что я такого делаю? – Она тоже перешла на возмущенное шипение. – Я хочу иметь независимые финансы. Имею право.
– Ты бы хоть знакомых постеснялась, на другой конец города поехала, что ли.
– Никакая работа не стыдная, и стесняться тут нечего, – гордо заявила моя мать. – Думаешь, это легко – стоять тут по несколько часов в любую погоду?
– По несколько часов? В любую погоду? Ты… ты давно этим занимаешься?
– Второй год.
Второй год. Второй год все соседи лицезреют мою маму, просящую милостыню. Боже, что же они обо мне думали?! И почему я не послушала Павлика, когда он предлагал переехать еще лет пятнадцать назад? Нет, я предпочла остаться к мамочке поближе, жить с ней в соседних домах, и вот благодарность за дочернюю привязанность.
– Кстати, – невозмутимо продолжала моя «нищая», – ты же теперь без работы, – этой новостью с ней я поделилась еще вчера, – а Павлик – сегодня есть, а завтра нет, так что я не могу рисковать и не думать о завтрашнем дне.
– На что ты намекаешь?
– Только на то, что в жизни необходимо быть реалистом и иметь твердую почву под ногами.
– Это ты называешь «твердой почвой»? – Я качнула головой в сторону зажатых в ее кулачке монеток.
– Копейка рубль бережет, – важно изрекла моя еще вчера нормальная мать и добавила так спокойно, будто я уличила ее не в попрошайничестве, а в милой болтовне с подружкой:
– Ладно, иди, куда шла. Не мешай.
Конечно, после такой встречи настроение резко упало, покупки я совершила без должного вдохновения и романтический ужин приготовила механически, пересолив салат, недотушив кролика и зачем-то насыпав в растопленный шоколад перца. Ближе к восьми часам я все же опомнилась и, запретив себе думать о чем-либо еще, не относящемся к предстоящему свиданию, поправила макияж и втиснулась в вечернее платье. Почему-то казалось, что муж должен непременно явиться с цветами, наговорить кучу комплиментов и, восторгаясь моим внешним видом и кулинарными способностями, увлечь меня в пучину страсти. Сцены любви мерещились мне в гостиной, в кухне и даже в коридоре. Почему бы и нет? Мы взрослые люди и в собственной квартире можем себе позволить предаваться разврату, где угодно. О неожиданном приходе сына можно не волноваться. Во всяком случае, я бы на его месте сделала все возможное, чтобы избежать продолжения утреннего разговора и явилась домой как можно позже. Мое сексуальное вольнодумство было прервано требовательным звонком в дверь. Я изобразила призывную улыбку или нечто, с моей точки зрения, ее напоминающую и бросилась открывать.
На пороге стоял он. Без цветов, без конфет и без всякого энтузиазма.
– Привет, – муж отодвинул меня с прохода и зашел в квартиру. – Что-то стряслось?
– Нет. – «Ладно. С цветами пролетела, но остальное еще впереди». – С чего ты взял?
– У тебя какая-то странная гримаса.
«Вот уж не знала, что призывные улыбки теперь называются именно так». Я вернула лицу обычное выражение и вздохнула. Потом решила не отступать и продолжила наступление:
– Прошу к столу. – Приглашение я сопроводила самым изысканным гостеприимным жестом, на какой только была способна.
В гостиной Павлик плюхнулся на диван и, не выразив никакого мнения по поводу великолепной сервировки, включил телевизор.
– Лига, – пояснил он.
– Конечно, конечно, – согласилась я, подавив желание запустить в его голову миской с «Райским наслаждением», – смотри, дорогой.
Я порхала вокруг стола, суетясь и подкладывая мужу еду, а он следил за порханиями по полю футболистов. Иногда он сердился и кричал: «Куда?!», а я пугалась и думала, куда же можно еще положить кролика, если не на тарелку, но через секунду успокаивалась: это же он не мне, а Аршавину. Естественно, не о такой романтике я мечтала и через какое-то время попыталась вернуть нашему ужину хотя бы подобие романтики. Я спросила:
– Как я выгляжу?
Павлик оторвал невидящий взгляд от экрана, посмотрел на меня с некоторым изумлением и изрек:
– Нормально.
Это могло расшифровываться разными способами. От «как всегда, прекрасно» до «как обычно, хуже некуда». В общем, его мнение о собственной жене нельзя было назвать понятным. Тогда я решила узнать, что же он все-таки думает о моей стряпне:
– А как тебе ужин?
– Ужин? – Он как-то нервно заерзал и весь подался к экрану телевизора. – Ужин как ужин: нормальный ужин. Слушай, Тат, ты можешь подождать со всей этой ерундой, а? Тут пенальти.
Не такая уж я и дура. Понимаю, что соревноваться в важности с пенальти – дохлый номер. Без тени обиды я объявила о своей готовности подождать и отправилась на кухню, где в течение часа следила за приключениями очередных «Ментов». Наконец около десяти Павлик появился на моей территории и доложил:
– Продули.
– Бывает, – посочувствовала я. – Чай будешь? – Во мне еще теплилась надежда. Клубника в шоколаде ждала своего эффектного появления на сцене.
– Нет, Тат, я спать. Устал как собака. – Он чмокнул меня где-то между глазом и лбом и удалился, даже не заметив охватившего меня разочарования.
Я подумала, что надо бы заплакать, но вместо этого почему-то спокойно досмотрела сериал и отправилась убирать со стола. Как раз закончила складывать тарелки в посудомоечную машину, когда зазвонил телефон.
Звонила Люся. Люся – это не просто моя подруга. Люся – это явление. Явление потому, что жизнь для нее – это череда препятствий, о преодолении которых она рассказывает часто, долго и нудно. Вот и сейчас минут двадцать я слушала беспрерывный монолог о том, что ее начальница – «тупая стерва», так как выписала ей ежеквартальный бонус только в две зарплаты, а не в три; муж – «скряга и стяжатель», отказался покупать на день рождения третью шубу, заявив, что романтическая поездка в Париж лучше любой шмотки, а мать – «и вовсе старая ведьма, потому что вчера принесла полкило куриного паштета собственного приготовления. Вводит в искушение, а я на диете. К Парижу ведь похудеть надо».
Я слушала вполуха, пытаясь представить, какими эпитетами Люся могла бы наградить своих детей. Если бы они у нее были, конечно. Но их у нее нет. «Подтирать кому-то попу? Нет уж, увольте!» Наконец подруга остановилась, не забыв вспомнить о своих «ужасных соседях» и «идиотке-продавщице, подсунувшей вчера яблоко с бочком». Она вздохнула долго и тяжко, явно желая придать своим горестям больший драматизм, и спросила:
– А у тебя-то как жизнь?
– Как жизнь? – зачем-то переспросила я. Что ж, прекрасный вопрос. Работа сделала мне ручкой, свекровь меня по-прежнему ненавидит, а мать и вовсе сошла с ума. Сын меня обманывает, а дочь не желает общаться. Муж любит футбол и юных длинноногих прелестниц. Соседи, правда, приличные, и к продавщицам я тоже не имею претензий. И что же я должна ответить? Я помолчала еще буквально секунду, а потом сказала:
– Нормально. – И повесила трубку.
Отправилась в ванную, стерла с лица косметику и завернулась в теплый уютный халат, и прежде чем отправиться спать, еще раз взглянула на себя в зеркало, подмигнула отражению и, утвердительно кивнув, повторила:
– Нормально.
Приличная девушка
От первого мужа Леся сбежала через полгода после свадьбы. Ей было только двадцать, но даже в столь юном возрасте она смогла быстро разобраться, что, кроме своей сногсшибательной внешности и, как следствие, всепоглощающего нарциссизма, ее избранник не обладает никакими исключительными достоинствами. Посему, как только у нее перестало перехватывать дыхание от его взгляда и появилась былая трезвость мышления, она упорхнула из так и не свитого семейного гнездышка, коим служил матрас в съемной комнатушке, обратно к маме и бабушке.
Второе замужество Леси вполне можно считать более удачным. Брак продлился почти пять лет, а отношения были ровными и стабильными настолько, что обоим супругам к концу семейной жизни хотелось выть на луну от скуки. Если бы не этот факт, Леся, возможно, по-прежнему создавала бы уют в совместно нажитой двухкомнатной квартире и не знала горя, но ей хотелось жить интересно. А потому двушка в центре Москвы превратилась в две однокомнатные на окраинах; тихий, спокойный человек перешел из ранга надежного мужа в ряды таких же надежных и безотказных знакомых, о которых положено вспоминать, только когда вдруг забарахлит аккумулятор или придет время сажать картошку. А сама Леся, уже тридцати с небольшим лет, бросилась на отчаянные поиски мужа под номером три.
