Эдуард Тополь - Россия в постели
Он снова закурил и жадно затянулся несколько раз подряд. Мы подъехали к Домодедово, уже виден был аэропорт, взлетающие и садящиеся «Ту» и «Антоны».
– Н-да… Грузины и армяне это дело хорошо знают, я не спорю. С коньячком девочку пользуют, не всухую. И обязательно ее догола раздевали.
Разложатся на одеяльце – она себе одеяльце специально завела, мы его в багажнике возили, – ну, вот, разложатся на одеяльце голячком возле машины, а я вокруг хожу, на стреме. И мне, конечно, видно все и слышно все, хоть я за кустами. Чаще она одного клиента брала, но иногда – и двоих. И когда они вдвоем с ней работали, то и платили по двойному тарифу, конечно. Но я тебе скажу: она эти деньги отрабатывала! Гад буду! Иногда такая харя попадется – я б такому в жизни не дал ни за какие деньги, от него потом за километр воняет, ноги немытые, – мне ж из-за кустов видно! А она – ничего, терпит. И, главное, все на нее здоровые мужики падали! Прямо липли к ней битюги, ей-богу! У них инструмент не знаю какого размера – лошадиный! А она ж хрупкая, худая, я ж тебе сказал – как эта, из «Шербурских зонтиков», как ее?
– Катрин Денев…
– Ну! Спичка! А они с ней что делали! Что делали! Бывало, она уже стонет вся, а они ее животом на капот, как цыпленка на сковородку, и ломают, и ломают… Она платок зубами зажмет, молчит, но мне ж видно! У меня аж слезы из глаз, гад буду… Конечно, за извращения она с них тоже вдвойне брала. Но им-то, армянам, эти деньги – тьфу, бумага, они вагон цветов толканут на рынке – пол-Москвы купить могут. А ее за эти деньги – пополам ломали! Н-да… Короче, как тебе сказать? В общем, втюрился я в нее. Вот так, можешь себе представить. Ее на моих глазах делали кто попало – и чучмеки, и инвалиды, а я вокруг раскаленный ходил за кустами, все видел своими глазами и втюрился! Может, потому, что тоже хотел, да тут у любого температура подскочит, а может, потому, что для нее это было – тьфу, как с гуся вода, не прилипало. Только закончит с очередным-то и тут же – на переднее сиденье, в зеркальце вот это смотрит на себя, губки красит и еще на меня зыркает и хохочет: «Ну что, командир? Хватит на сегодня или еще четвертак сорвем? А лучше, – говорит, – поехали, батнички тебе купим. Я, – говорит, – на Пушкинской улице в женском сортире такие батнички у фарцы видела – закачаешься, голубые – тебе к лицу как раз». И представь себе – вот это все, что на мне, она мне покупала. Иногда даже без спросу, за свои деньги, ага! В общем, что тебе говорить – втюрился я в нее, а как – сам удивляюсь. Втюрился, но молчу и ее не трогаю, конечно, не прикасаюсь и даже вида не показываю. Вижу, как ее другие ломают, мучаюсь, поубивал бы их всех, деньги бы их вонючие в глотку бы им заткнул, и если б она хоть знак подала, что тоже ко мне что чувствует. Но она – нет, работает себе, и все. Иногда меня на нее такая злость брала – убил бы ее монтировкой! Особенно когда с ними стонать начинала и дышать с подхрипом. Она мне, конечно, рассказывала, что это она так – подыгрывает клиенту для его же кайфу. Но подыгрывает или нет – хрен ее знает, а только мне-то из-за кустов каково было слушать? Она ж стонет голая и еще ручонками своими обнимает всякого, сучка тонкая… Н-да… Ну, а потом осень пришла, мать я схоронил, как раз на октябрьские праздники забирал труп из морга, неделю не работал. Но, веришь, я материн гроб в могилу опускаю, а сам про эту Марину думаю – как там она, не стыкнулась ли с другим шофером? Вот такие мы мужики курвы все-таки! Короче, вышел я опять на работу, подъезжаю к ее дому в Теплом Стане – я ж за ней домой давно заезжал, как шофер персональный, – смотрю: стоит в окне, ждет. Ну и закрутилось все по новой. Только холода ж начались, дожди. В лесу уже не ляжешь, под дождем-то. Ну, стала она в машине это делать, а я, значит, под дождем круги гуляю. А холодно, ноябрь, сам знаешь. Она мне, значит: никуда не ходи, сиди в машине! При них то есть. Они на заднем сиденье, а я впереди. Ну, это я уж не мог стерпеть. Раз попробовал, два – не могу! Она с клиентом работает, а меня по шее рукой гладит и закурить просит – можешь себе представить? Короче, не выдержал я. «Все, – говорю, – или ищи себе другого шофера, или завязывай и давай жениться!» Так и сказал. И что ты думаешь? Поженились! Деньги были, денег мы много за лето сколотили, у меня на книжке полтора куска, и у нее тысчонка была. Справили свадьбу. Марина ко мне переехала, и стали жить. Можешь себе представить, счастливей меня не было в Москве человека, жили мы с ней – ну душа в душу! Она завязала, конечно, с этим делом, я один вкалывал, а она – дома. Каждый день меня встречала как Бога – то блинов напечет, то пироги с капустой, то кулебяку. Короче, душа в душу жили, как голуби. В выходной обязательно или в кино сходим, или на эстрадный концерт, культурно. И чтобы я ей когда вспомнил за прошлое – ни в жизнь, слова не сказал даже по пьянке. Да я и непьющий, так разве – по праздникам. И что? Восемь месяцев прожили как голуби, она с меня пух снимала. После работы придешь усталый – она меня в душе мочалкой моет и песни поет, вот гад буду! Н-да… Ну вот… А вчера, значит… Гм… Н-да… Вчера, значит, пошел я на работу к шести утра, как обычно. С час отработал, наверно, и у меня коробка передач полетела. Оно и неудивительно – машина ж без продыху круглые сутки работает – то я на ней, то сменщик, то я, то сменщик. А он еще скоростью тормозить любит, молодой, да… Ну, вызвал я из нашего гаража «техничку», они машину забрали, а я – домой. В восемь я уже дома. Своим ключом открываю, захожу по-тихому – думаю, спит жена, зачем будить? И иду в спальню. И что ты думаешь? Что вижу? Она с моим сменщиком в нашей кровати – аж стонет и мостиком выгибается! Н-да…
Он замолчал. Надолго. Мы въезжали в Москву. На Калужском шоссе зажглись уличные фонари, хотя вечер был летний, светлый.
– Ну? – сказал я, не выдержав.
– Ну что? – Он глубоко вздохнул. – Возле них табуретка стояла с его штанами. Ну, я этой табуреткой врезал ему по голове. Сначала ему, а потом ей. Два удара. Ей по лицу попал.
И он опять замолчал. И, сузив глаза, будто еще видя ту картину, двумя руками жестко держал баранку. Как, наверно, ту табуретку. У меня перехватило дыхание.
– И что? – спросил я хрипло.
– И ничего, – ответил он спокойно. – Лежат они оба там. Вторые сутки уже. Мертвые. Я их запер и пошел на работу. Взял другую машину, вот эту, думал махнуть куда-нибудь в Крым или сам не знаю куда. До Калуги доехал, а там заночевал и решил: все равно ж поймают. Что в Крыму, что не в Крыму… Вот ты по виду интеллигентный человек, дай совет. Мне самому в милицию идти сдаваться или погулять еще? Сколько мне дадут за убийство?
Часть II
Рукопись от Ольги
Женщина есть жертва новейшего общества.
Честь женщины общественное мнение относит к ее… а совсем не к душе, как будто бы не душа, а тело может загрязниться. Помилуйте, господа, да тело можно обмыть, а душу ничем не очистишь. Замужняя женщина любит тебя от мужа, но не дает тебе – она честна в глазах общества; она дает тебе – и честь ее запятнана: какие киргизкайсацкие понятия! Ты имеешь право иметь от жены сто любовниц – тебя будут осуждать, но чести не лишат, а женщина не имеет этого права, да почему же это, говнюки, подлые и бездушные резонеры, мистики, пиэтисты поганые, говно человечества?
Женщина тогда блядь, когда продает тело свое без любви, и замужняя женщина, не любящая мужа, есть блядь; напротив, женщина, которая в жизнь свою дает 500 человекам не из выгод, а хотя бы по сладострастию, есть честная женщина, и уж, конечно, честнее многих женщин, которые, кроме глупых мужей своих, никому не дают. Странная идея, которая могла родиться только в головах каннибалов, – сделать… престолом чести: если у девушки… цела – честна, если нет – бесчестна.
В. БелинскийГлава 1
Криминальные истории на эротическом фронте
После рассказа Андрея об изнасилованиях и убийствах на почве ревности мне легко подхватить эстафету и продолжить эту книгу. Ведь это моя территория – я по профессии юрист и таких историй могу рассказать десятки. Вот, например, несколько особо интересных случаев из нашей адвокатской практики.
…Это дело мы разбирали на юридическом семинаре. Как особо показательное в психологическом отношении. А дело такое…
Одна женщина, молодая, 30 лет, жила вдвоем с семилетней дочкой, без мужа. И знакомится с одним инженером, 35 лет мужику, симпатичный. Стали они встречаться и сожительствовать. И она в него по уши влюбилась. И он тоже был к ней неравнодушен, а не просто так… Короче, он у нее остается чуть не каждую ночь, и предаются они любви с большой страстью и темпераментом. А рядом, в этой же комнате, на детской кровати девочка спит, дочка семи лет. И конечно, от их возни девочка по ночам просыпается и ныть начинает, хныкать. А мужчина ей тут же говорит: «Иди к нам, Леночка». Ну а дети, сами знаете, к маме в постель с удовольствием. Уляжется девочка между ними, и они ее оба гладят, ласкают, пока она не уснет, и тогда мужчина относил девочку в ее кровать, а потом они с мамой предавались любви с новой силой и страстью.
