Игорь Соколов - Метафизика профессора Цикенбаума

Опять Цикенбаум поющий
С пьяной студенткой бредет,
Поет обо всем вездесущий
И шепчет научный народ…

Профессор-то наш очень стойкий,
Трезв даже тогда, когда пьет,
Лишь скрип раздается от койки,
Всегда в его койке народ…

Девчонки с зачетками ходят,
Покоя ему не дают,
Поставьте пятерку Арнольдик,
И раскрывают сосуд…

Сначала только стеклянный,
Напьются, после живой,
Профессор стихи шепчет странно
И рвется с девами в бой…

Повсюду бутылки, конфеты
И девы рядами лежат,
И сладко колышатся недра,
В себе зарождая ребят…

С Цикенбаумом давно уже в берлоге я,
Профессор весь несчастный и больной,
Водку пьет со мной от тавтологии
И от студенток его любящих толпой…

С Арнольд Давыдычем давно уже в тумане я,
Вижу в жизни только пустяки,
Уплыли вдаль мои воспоминания,
Хмельные девы любят нас в волнах Оки…

Не помню, как нас вынесли с профессором
Ночью из его глухой норы,
Только с неба призраков процессия
Приносила вместе с девами дары…

Бог не Бог, но Мастер Сотворения
Нам любовью сладостной помог
Вкусить с девами избыток наслаждения,
Растянувшись в один тающий дымок…

А девы с нами пропадали, падали,
Дрожала звездами речная гладь,
Профессор думал вслух: А надо ли
Вот так от счастья в девах пропадать?!…

Цикенбауму льстило как Адаму
Стать властителем живого существа,
Он студентку – поэтическую даму
Со стихами лобызал до естества…

Он шептал: Ока так глубока,
Как проникшая в тебя моя рука,
Потом вместо руки волшебный шест
Проницает место всех невест…

Гляди, уже Ока заволновалась
От бегущего по волнам катерка
И моя взлетающая жалость
В тебя входит от порывов ветерка…

Если стонешь, значит, молишь Бога
За Любовь свою и за Судьбу,
Чтоб не обмануться вдруг жестоко,
Падая со мной на траву…

Да, ты пьяна, а потому ручная,
Шепчу тебе стихи, моя родная,
И твое лоно нежно шевелю,
Так звезды проницают светом мглу…

Бутылка выпита, ее сосуд бесценный,
Но все же не сравняется с твоим,
Где плавится огонь наш драгоценный,
Переплавляя мысли просто в дым…

Трава мягка, пушиста как ковер,
Травинки обрамляют твое тело,
Внутри тебя бушующий костер
Шепчет мне, что ты уже не дева…

Да, я слышал твои робкие стихи,
В них улыбалась мне печаль земная,
За которой твои прошлые грехи
Вряд ли что-то скажут мне, родная…

Однако утро настает, а ты ревешь,
Как будто снова ощущаешь жизни ложь,
Твоя зачеточка с пятерочкой лежит,
Обременяя твой несчастный стыд…

Но погляди, опять волнуется Ока
От резвящегося в волнах катерка,
Вот так и я опять в тебя влюбленный
Навещаю твое сладостное лоно…

Вот, твои слезы высохли опять,
Ты зря пытаешься мне грех свой объяснять,
Ведь грех с рождения как Смерть сама пришел,
Апостол Павел нам анализ произвел…

Так что я снова буду в твоем лоне
Изучать Любовь в безумном стоне,
Ты слышишь с неба гром, за ним вода
С тобой нас смоет просто без следа…

Вот ты была, – и нет уже тебя,
Не надо говорить, что жизнь – борьба,
Жизнь – исчезновенье наших тел,
Мы таем вмиг, переходя земной предел…

Сначала я в тебе, а ты во мне,
Потом мы вместе разлагаемся во тьме,
Вот здесь и будут после кости-черепа,
Да, Смерть как Жизнь нелепа и смешна…

Но лишь для тех, кто, вырвав болью стон, —
Не замечает, как лукавит небосклон, —
Ведь небосклон внутри себя гонящий пар
Из наших тел рождает сказочный пожар…

Чтоб мы прошли через него в другую тьму,
Как я сквозь твое лоно пал в Судьбу,
Любой наш след, пусть капля или вздох
Изобличает связь меж нежных ног…

Но главное, что есть какой-то Бог,
Который нам с собою справиться помог, —
Так Цикенбаум как Адам вел в роще речь,
Пытаясь грех в познание облечь…

Но снова загоралось в небе солнце
И он опять тонул в ее колодце,
Окружая страсть шептанием стихов,
В лоне ощущая мир грехов…

Цикенбаум, я и Амулетов
Созерцаем вместе яркую луну,
Дева сладостно раздета,
Ночью с берега бросается в Оку…

А за нею стая сладострастных,
Быстро захмелевших с водки дев,
Зовут отчаянно в чарующее счастье,
Легко нас окружив и вмиг раздев…

И мы падаем опутанные ими,
И волнующей бегущей вдаль Окой,
Амулетов закричал, – Лишь только имя,
Только имя назови и я с тобой…

И затихнул бедный с нежной девой,
Цикенбаум вновь магически сопит,
А я молчу, попав в волшебный невод
Девы сохранившей яркий стыд…

Моя красавица, зардевшись, тихо плачет
И даже непонятно отчего
Вдруг меня схватила на удачу,
Со мной сливаясь в бешеный рывок…

И вся внезапно тут же онемела,
В мгновение заполненная мной,
Из волн взлетало к звездам ее тело,
Обожествляя Вечность глубиной…

Амулетов плавал среди дев морских,
Он от жары давился часто водкой,
Но его очистил вмиг прилив
И он с девой сладкой закачался в лодке…

Ночная буря подхватила их порыв,
От берегов в безумный мир срывая,
Волною страстною влюбленных окатив,
Несла их в тьму, от вожделения стеная…

Будто у девы с уст забрав ее мотив,
Она волнами обнимала воздух в небе,
И Амулетов бедный, чуя в море взрыв,
Искал спасения, укрывшись в нежной деве…

И словно мать, защитница, богиня,
Лоном трепетным вдруг бурю усмирив,
Дарила Амулетову святыни,
Глубины, где рождался новый взрыв…

Цикенбаум загулял внутри пещер,
Он с девой страстной изучал век неолита,
В нее раскрыв чарующую дверь,
Где зарождалась на останках древних битва…

Так на костях чужих и черепках
Любовь безумная сто раз перевернулась,
Все экспонаты превратила быстро в прах
С профессором бушующая юность…

Цикенбаум горестно вздохнул,
Но тут же улыбнулся очень сладко,
За такой ошеломляющий загул
Ни черепков, ни черепов уже не жалко…

Цикенбаум дев берет легко,
Амулетов дышит глубоко,
Мы втроем напившись жутко в хлам,
Дев ведем к таинственным местам…

У Оки прекрасная душа,
У нежных дев волшебное тепло,
Под шашлычок и водка хороша,
Нас с девами куда-то понесло…

Сначала в реку к ласковым волнам,
Потом к другим уснувшим берегам,
Плыву я с девой, чуя яркое нутро,
Вдали кричит отчаянный Арнольд…

И странно, то ли тонет с девой он,
То ль просто видит с ней чудесный сон…
И Амулетов где-то воет точно волк,
Вот так мы и срываем с ночи шелк…

А утром ощущения Любви
Растаяли как плеск речной волны,
И Цикенбаум, Амулетов, даже я
От дев отправились неведомо куда…

Как странно, этот мир собой велик,
У каждой девы свой безумный лик,
И с каждой можно смело, не боясь
Найти свою пленительную связь…

Но для чего, куда идет наш путь,
Неужто в девах спрятана вся суть,
И между лонами протянутая нить
Заставляет всех по жизни дальше плыть…

Мой друг Амулетов несчастен, —
Влюбляется лишь во хмелю,
Как выпьет, так вспыхнет от страсти
И тащит девчонку в Оку…

И там, в волнах наслажденья
От мира во тьме обалдев,
Он предается мгновеньям
Проникнув в сокровище дев…

Уже не одна, а две сотни
Смеются в туманных глазах
И мнится ему в преисподней
Он тешит развратный их прах…

И плачет, и Боженьку молит
Его поскорей отпустить,
Девчонки смеются до боли
И любят его во всю прыть…

А в полночь глаза раскрывая,
Он видит блаженную тварь,
Что лоном своим освещает
Всю землю как будто фонарь…

И ангелы в небе летают,
И сладкие девы над ним
Всю жизнь в нежный сон превращают,
Как чувства в таинственный дым…

А утром с безумною девой
Амулетов, одев бранью грех,
Проникнул в райское тело,
Почуяв вновь дьявольский смех…

Цикенбаум деву целовал от скуки
И читал Катулла страстные стихи,
Пили они водку с чаем на бамбуке
И считали звезды в небе у Оки…

Счастлив был профессор с юною студенткой,
Пусть и не любил он в жизни никого,
Но его спасало волшебство момента,
Коль одна оценка разрешила все…

И хватал профессор сладостную деву,
И дрожа, потея, прыгал с ней в Оку,
Как цветок раскрылось ангельское тело,
Разогнав крылами смертную тоску…

И бросало семя нежные побеги,
У девчонки вскоре стал расти живот,
Цикенбаум тает с ней в лесу от неги,
Но только, когда трезвый, его чуть-чуть трясет…

А девчонка всюду ходит за ним следом
И  ему покоя в жизни не дает,
Цикенбаум плачет, Цикенбаум бредит,
Скоро у науки будет свой приплод…