Николай Мамаев - Рейс на Катар (сборник)
– Кажется, я вспомнила! Когда болела…
Нежин одобрительно кивнул, ожидая продолжения, но тут она с досадой развела руками:
– Но что за сироп – ума не приложу.
Она произнесла это с таким серьезным личиком, что Нежин чуть было не расхохотался. Глядя на открытую мордашку дочери, разглядывая глаза, задорный нос, он изумился, как Людка похожа на свою мать. Уже сейчас, в ее-то возрасте!
– Ерунда! Мы ведь всегда сможем узнать это у мамы, верно?
Детское личико просияло. Бледный лоб перестал хмуриться.
– Конечно!
Он снял с себя верхнюю одежду, взял дочку за руку и прошел с ней вместе на кухню. Тот трепет, что он испытывал, когда его грубой ладони касалась влажная детская ладошка, напоминавшая трогательную морскую звездочку, был непередаваем. В присутствии Людки он чувствовал себя увереннее и в некотором смысле более защищенным.
Они вошли и уселись за стол, друг напротив друга. Опустив руки и зажав их между коленями, Нежин сначала внимательно изучил разбросанные по скатерти хлебные крошки, после чего повернул голову в сторону Томы и стал выжидающе наблюдать за ее действиями. Жена стояла перед раковиной, спиной к ним, и домывала посуду. Как и прежде, она давала понять, что не замечает его. Нежин не знал, с чего лучше начать. Людка с неподдельным интересом разглядывала что-то в окно. Казалось, она не ощущала нарастающего с каждой минутой напряжения, либо же дети в ее возрасте нечувствительны к этому.
– Тамара, я…
Жена резко оборвала его, замотав головой:
– Ничего не хочу сейчас слышать!
– Я только хотел сказать…
– Я же сказала: нет! Тем более не при ребенке! Или ты хочешь выяснять отношения при ней? – она обернулась и кивнула на Людку. Нежин заметил, как две крохотные слезинки скатились по ее щекам, оставляя за собой влажный след. Ее губы едва заметно дрожали. Изучив за прожитые под одной крышей годы характер жены вдоль и поперек, по тому, как она вела себя в той или иной ситуации, он мог сделать безошибочный вывод об ее эмоциональном состоянии. Сейчас все говорило, нет, кричало о том, что Тамара на пределе. Случайное слово, и она готова была закричать. Он не только чувствовал это, но и прекрасно знал.
– Тома, тише, тише! Нет, конечно, нет! Никогда в жизни! Я просто… просто хотел спросить, как прошел ваш день.
– Наш день? – ее лицо перекосило от гнева, не хватало только струек пара, высвобождавшегося из ее ушей и ноздрей. Нежин подумал, что сейчас жена походит на разноцветную языческую маску.
– Ну да, ваш день, – робко повторил он и понял, какую совершил ошибку.
– Значит, наш день! Прекрасно! Ты, видимо, позабыл, как сбежал сегодня рано утром! Да-да! И не мотай головой! Ты именно сбежал, едва только мы возвратились оттуда, где я надеялась на тебя, ждала помощи и поддержки. Мы ждали! И теперь у тебя хватает совести спрашивать, как прошел наш день?!
– Тома, я понимаю, что сейчас не лучшее время, – примирительным тоном продолжил было Нежин, – не лучшее время для того, чтобы выяснять отношения… Ты сама так только что сказала, и я с тобой согласился. Полностью согласен!
– Знаешь что?
– ?
– Я у меня было время подумать, и я теперь жалею о том, что мы вообще вернулись!
– Ты что такое говоришь?
– Такое впечатление, что мы тебе больше не нужны!
И тут хрупкий фундамент ее самообладания, покрывшийся трещинами задолго до его прихода, не выдержал и развалился. Тамара закрыла лицо ладонями и заревела. Дочка испуганно наблюдала за происходящим, ее взгляд был прикован к рыдающей матери.
– Ступай к себе, – наклонился к Людке Нежин и прошептал на ушко: – Все будет хорошо!
На ее личике читался такой страх, что он почувствовал, что и сам готов разрыдаться. К горлу подступил комок.
– Ты обещаешь?
– Конечно! Ну, беги! – с трудом выдавил из себя Нежин и изобразил на лице нечто отдаленно напоминающее улыбку.
Людка изобразила нечто подобное в ответ и спрыгнула с табурета. Коричневые сандалики звонко проклацали по холодному кафелю прихожей, затем за стенкой, отделяющей крохотную детскую.
Он решил успокоить Тамару, хотя и понимал, что скорее всего из этого ничего не выйдет. Нежин подошел к рыдающей жене и неуверенно приобнял ее.
– Тома, ах, Тома, знала бы ты… – ему хотелось, чтобы голос звучал уверенно, но с языка срывался дрожащий лепет. – Знала бы ты, как одиноко…
– Не трогай меня, – она завертела плечами, стараясь сбросить его влажные ладони, – не хочу!
– Тома, успокойся, прошу тебя! Я хочу всего лишь, чтобы ты меня выслушала!
– Не хочу, не хочу!
– Я не смог приехать, потому что был болен…
– Ты врешь! Врешь!
– И я неоднократно пытался до вас дозвониться, сразу же после того как получил твою телеграмму!
– Ты мог прислать телеграмму в ответ!
– Я так и сделал! Я думал, что вы ее получили…
– Я не хочу больше слышать это вранье! – она убрала руки от лица и теперь смотрела ему прямо в глаза. – Ты меня слышишь? Довольно!
Ее лицо было припухшим и влажным от слез, но в целом она заметно успокоилась. «Заставила взять себя в руки», – подумал Нежин. Аккуратно нанесенная на веки подводка теперь размазалась по всему лицу. Черные следы красовались даже на шее и подбородке. Серая полосатая блузка была измята на груди. Часть волос выбилась из тугого пучка на затылке. Волосы падали на лицо, лезли в глаза, и жена время от времени коротким резким движением головы откидывала их в сторону. Ее губы все еще дрожали, но уже не сильно. Изредка Тамара всхлипывала.
Нежин отошел на пару шагов и смотрел в пол. Претензии к нему были обоснованными. Чем мог он защититься, кроме нелепых оправданий, насквозь пропитанных бездарной ложью? Определенно, никаких перспектив.
Нежин почувствовал, насколько он жалок. Хорошо, что его не видит сейчас Людка. Если бы он обладал способностью обращаться в таракана, то сейчас непременно воспользовался бы ею, для того чтобы заползти под деревянный плинтус да там и подохнуть.
– Знаешь что, – почти шепотом произнесла Тамара, – сейчас я пойду в детскую, готовить Людку ко сну. Я постараюсь вести себя так, будто бы ничего не произошло. Надеюсь, что и ты будешь вести себя точно так же. Ведь будешь?
Она убрала вымытую посуду в шкафчик над раковиной и вышла. За стенкой забубнили два голоса. Минутой позже раздался звонкий детский смех, и Людка с Тамарой, держась за руки, пересекли прихожую, направляясь в ванную. Нежин успел заметить, что на Людке длинная, почти до полу, белая сорочка. Правой рукой она прижимала к груди махровое полотенце василькового цвета.
Нежин уселся обратно за стол и выглянул в окно, надеясь обнаружить там то, что привлекло внимание дочки. Поблескивающая сыростью в тусклом свете уличного фонаря старая деревянная лавочка, как он и ожидал, пустовала. На изрезанном множеством надписей деревянном столике напротив кто-то оставил разбросанными игральные карты. К утру они немногим будут отличаться от тех размякших от дождя объявлений, которыми обычно облеплены трамвайные остановки, киоски и фонарные столбы. Обидно, если колода распечатана недавно и ее хватило только на сегодняшнюю игру. К этим небрежно раскинутым по столу картам, расползающимся под осенней моросью, он почему-то испытывал куда больше сострадания и жалости, нежели к своей рыдающей жене. В какой-то момент даже всерьез задумался над тем, чтобы спуститься, выбежать во двор и попытаться спасти карты от неминуемой гибели. Нежин мог бы собрать их, аккуратно отделить прилипшие от деревянной столешницы, а потом, уже дома, прогладить через тряпку утюгом и разложить у батареи. А потом, когда хорошенько просохнут, обласкать их своими пальцами, своим взглядом.
Мимо столика, по пешеходной дорожке, проехал какой-то чудак на велосипеде. Синий брезентовый дождевик забавно раздувался от порывов встречного ветра. Велосипедист походил на пульсирующий участок височной вены.
Нежин настолько абстрагировался от всего остального, что, когда в прихожей зазвонил телефон, не придал этому никакого значения. Сейчас для него не существовало ничего, кроме деревянного проема окна с облупившейся с наружной стороны белой краской, немного грязноватого стекла и пейзажа по ту сторону. Не было рыдающей Тамары, издательства вместе с Кирилловым, не существовало даже Нечаева, ассоциировавшегося с десятком различных явлений: подержанными автомобилями, телефонными звонками, шампанским и салфетками, книгами на полках и даже зеленоглазыми томными юношами. Их лица Нежин в особенности полюбил в последнее время выискивать среди прохожих. Эти глаза и по-детски припухлые алые губы, слегка обкусанные, слегка обветренные… Господи, какое чудо!
Где-то что-то стукнуло, громыхнуло. Сперва он различил плеск воды, а уже потом голос жены, который вывел его из приятного полусонного состояния, почти что транса:
– Пожалуйста, возьми трубку! Боже мой, неужели ты не слышишь, как телефон надрывается?
