Николай Мамаев - Рейс на Катар (сборник)
Старая железная дорога проходила в нескольких кварталах от того места, где они жили. И по ночам, когда суетные звуки обрывались, отчетливее всего до его ушей доносилось громыхание неспешно ползущего товарняка.
Иногда раздавался оповестительный гудок, такой одинокий и печальный. Он словно говорил проплывающим мимо сонным фабричным стенам да убогим грязным деревцам: «Вот он я, двигаюсь себе не спеша вперед, а вы продолжайте спокойно спать».
Помнится, он поделился своими мыслями о побеге с Колей Денисенко, бывшим сокурсником, единственным человеком, которого в те годы, Нежин мог назвать своим другом.
Небесного цвета глаза, в которых горел пламень идеализма и отваги, уставились на Нежина, рискуя прожечь насквозь, а с потрескавшихся губ слетело: «А что же будет с твоим ребенком? Прежде подумай хорошенько». Больше Коля ничего не сказал, его ясные глаза, которые знали, казалось, все на свете, устремились вдаль. В тот день было ветрено, а они, в одних лишь рубахах с расстегнутым воротом, сидели на крыше здания библиотеки. С тех пор они стали общаться все реже и реже. Коля переехал куда-то на север, найдя там работу по душе смотрителем какого-то музея, а Нежин остался здесь…
Спустя несколько месяцев его взяли в «Миллион» на должность наборщика. Не обошлось без помощи матери, чья хорошая подруга сумела выхлопотать для него местечко. «Скромное, но совсем не пыльное», – как выразилась подруга, будучи в гостях по случаю у его матери. И вроде бы жизнь начала потихоньку устраиваться, но через три месяца мама умерла.
Тамара очень помогла ему тогда, взяв на себя хлопоты по организации похорон. К каменотесам, выбирать надгробный камень, Нежин поехал один. Не хотелось, чтобы кто-то видел его рыдающим.
Похороны состоялись через три дня. Он прекрасно помнил, что это была среда и что в тот день погода словно сошла с ума: ветер с такой силой раскачивал стволы кладбищенских деревьев, что те трещали, угрожая переломиться и придавить собой немногочисленную траурную процессию. Тем не менее от непогоды никто не пострадал, разве что несколько фетровых шляп сорвались с лысоватых голов их обладателей и упорхнули в неизвестном направлении. Так Елену Ивановну, которая незадолго до своего последнего вздоха скромно выразила желание быть кремированной, предали по христианским обычаям земле в грубо сколоченном деревянном гробу.Странно, конечно, но, переворошив воспоминания, Нежин понял, что они его не тронули, разве что за исключением тех, которые были связаны со смертью матери. Их чувства с женой давно притупились, а совместную жизнь правильнее было бы назвать сосуществованием, которое ведут соседи по комнате, а не близкие друг другу люди. Он попытался вспомнить, когда они последний раз куда-нибудь выбирались втроем, с Людкой. Кажется, это было прошлой весной, в ее день рождения. Конечно! Тогда они все вместе гуляли по Бо и лопали жареный миндаль, а потом, проголодавшись, перекусили в центре города в кафе. Он также припомнил, как они вместе с Томой обертывали красной шуршащей бумагой коробку с подарком, которая впоследствии с трудом уместилась в неуклюже растопыренных детских ручонках. Но что было внутри коробки, как ни хмурил лоб, вспомнить не мог. Предыдущий же день рождения дочери он, к сожалению, пропустил, потому что был в отъезде. Командировка. Зато через несколько дней вернулся с прекрасной фарфоровой куклой.
Картины прошлого рисовались в памяти окутанными дрожащей сизой дымкой. Даже прошлогодние события казались нереальными, будто все это проходило вовсе не с ним, будто чужие воспоминания проникли в его сознание и осели там. Иногда Нежин думал, что вся его жизнь – лишь чье-то воспоминание, родившееся для того, чтобы просуществовать мгновение, после чего вновь рухнуть в бездну забытья. Этот жалкий отрезок времени, эти секунды, в лучшем случае минуты, по неизвестным обстоятельствам, ему представлялись десятилетиями. Иллюзия? Вполне возможно.
От гипотетической возможности оказаться галлюцинацией чьего-то воспаленного сознания Нежина передернуло. Он протянул руку и коснулся кончиками пальцев холодной поверхности металла. Сбегающая капля, встретив на своем пути препятствие, перекатилась и замерла на посиневшем от холода ногте. Нежин вновь ощутил реальность бытия. Он оглянулся вокруг: влажная кованая лавка пустовала. Испарилась и влюбленная парочка. Подкравшийся незаметно для него трамвай увез их.
В нескольких метрах от остановки, прямо под рекламным щитом, с которого сногсшибательная красотка улыбалась проезжающим водителям, Нежин заметил потрепанную временем телефонную будку. Благодаря улыбающейся сверху барышне кабинка выглядела как-то совсем неказисто и жалко. «Будет довольно-таки странно, если телефон исправен», – подумал Нежин и сделал несколько шагов в сторону синей кабинки.
Зайдя внутрь, подивился наличию покоившейся на своем месте трубке, потому что был почти уверен, что на ее месте обнаружит кусок оборванного провода. С номеронабирателем тоже все было в порядке – он не был оплавлен или утыкан пожелтевшими окурками. Девственная на вид телефонная книга покоилась на металлической полочке. Нежин раскрыл книгу наугад и попал на «М», перелистнул несколько шелестящих тонких страничек.
«Три… пять… семь… – крутилось у него в голове. – Нет совсем не то! Может быть, семь, три, пять… семь… семь?» Эти цифры начали крутиться в голове и чуть ли не слетать с языка. Сначала он не придал этому никакого значения, но немного погодя понял, какую игру затеяло подсознание. Теперь, склонившись над круглым циферблатом, прыгал взглядом от одной цифры к другой, проговаривая их шепотом, стараясь вспомнить нужную комбинацию.
«Три, семь, семь, семь! Нет, определенно чего-то не хватает!»
Вспомнив про лежащий прямо перед ним телефонный справочник, ударил себя ладонью по лбу. Неуклюжие пальцы начали суматошно перебирать страницы.
«Макаров, Малежко, Марченко…» – Нежин перевернул еще пару листов, оказавшись наконец на «Н». Последняя фамилия, начинающаяся на «М», была «Мятный». После нее сразу же следовала крупная жирная «Н». Прямо под ней обосновались Набоков, Набутова, Навко… Он пролетел уже мимо строчки со своей фамилией и дошел до Нестеровых, перевернул страницу и почему-то совсем не удивился, когда его взору предстали обрывки вырванных кем-то страниц.
Нежин захлопнул справочник и вышел из кабинки. Снаружи все так же накрапывало. Утренний озноб возвращался.
Он надеялся что салфетка, оставленная во внутреннем кармане пиджака, никуда не испарилась.
Взбираясь в салон подоспевшего весьма кстати трамвая, Нежин заключил, что человеческая память, весьма выборочна и своенравна. А особенно – его собственная.
10Едва Нежин отпер входную дверь квартиры и вошел в коридор, сразу же услышал грохот посуды в мойке. Стянув башмаки, он тихонько заглянул на кухню. Сидевшая за столом у окна Людка пила чай из своей большой синей кружки. На ней было свободное домашнее платьице и коричневые сандалии.
Поймав наконец ее взгляд, Нежин приложил указательный палец к губам и подмигнул. Людка не сдержалась и прыснула от смеха. Она соскочила с табурета и бросилась к нему.
– Папочка, папочка! – по своему обыкновению, повисла у него на шее. Нежин сгреб ее в охапку, и они тут же закружились, хохоча. Тома делала вид, что не замечает его.
Нежин аккуратно опустил девочку, и ее коричневые сандалии вновь нашли точку опоры. Склонился перед ней, и дочь наградила его поцелуем во влажный морщинистый лоб.
– Папочка, ты заболел! У тебя такой горячий лоб! – констатировала она с серьезным видом, сложив перед собой ладошки.
– Дело не беда! Приму таблетку аспирина и похолодею на пару градусов обратно, – отшутился Нежин.
– Таблетку аспирина?
– Ну или тот сладкий сироп, что давала тебе мама, когда ты болела. Помнишь, это было прошлой зимой?
Стараясь припомнить, когда это она болела прошлой зимой и что это был за сладкий сироп, Люда нахмурила лобик, и Нежин, к своему удовольствию, отметил, что эта черта унаследована от него. Внезапно осененная догадкой, вскинула перед собой указательный пальчик и прищурила глазки:– Кажется, я вспомнила! Когда болела…
Нежин одобрительно кивнул, ожидая продолжения, но тут она с досадой развела руками:
– Но что за сироп – ума не приложу.
Она произнесла это с таким серьезным личиком, что Нежин чуть было не расхохотался. Глядя на открытую мордашку дочери, разглядывая глаза, задорный нос, он изумился, как Людка похожа на свою мать. Уже сейчас, в ее-то возрасте!
– Ерунда! Мы ведь всегда сможем узнать это у мамы, верно?
Детское личико просияло. Бледный лоб перестал хмуриться.
– Конечно!
Он снял с себя верхнюю одежду, взял дочку за руку и прошел с ней вместе на кухню. Тот трепет, что он испытывал, когда его грубой ладони касалась влажная детская ладошка, напоминавшая трогательную морскую звездочку, был непередаваем. В присутствии Людки он чувствовал себя увереннее и в некотором смысле более защищенным.
