KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская современная проза » Сергей Носов - Страница номер шесть (сборник)

Сергей Носов - Страница номер шесть (сборник)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сергей Носов, "Страница номер шесть (сборник)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Возвращаясь домой, репетировал речь.

В прихожей пол подметал, что на меня не похоже; стол раздвинул, из круглого сделал овальным; рисовал человечков на полях старой газеты (с 20 ноября снижены поставки муки хлебозаводам); катался в кресле на колесиках по блестящему полу; приготовил яичницу из одного яйца; ел за кроссвордом; приготовил еще, ел еще и решал еще (как жить? и роман Достоевского из пяти букв?); исследовал заменитель оконного шпингалета, отвечающий евростандарту; на диване лежал, на спине; вспоминал название шрифта; «сын отца профессора бьет отца сына профессора, сам профессор в драке не участвует, кто кого бьет?» – никто никого – нет, кто-то кого-то; кубатуру комнаты и площадь окон прикидывал; искал от данной квартиры ключи (сам положил на подоконник).

Юлия так и не позвонила, ни в десять, ни в двенадцать, ни в два, ни в четыре.

Я ждал, не находил себе места. Проверял, правильно ли положена трубка. Едва не спятил.

Почему ты не звонишь? Ну почему?

Ждать ненавижу.

Или что-то случилось?

И опять. Мне опять стала мерещиться музыка. Прихотливое та-та барабана – нет, не болеро, конечно, во всяком случае не Равеля – мое: та-та барабана, и тоже спиралеподобное, очень красивое, этакий просто изыск, – но никогда не смогу даже пальцем отбить... Я умыл лицо, и мелодия мгновенно забылась.

От нечего делать я перечитывал терентьевские записи.

«Шестой день бескислотной диеты. Готов».

К чему он готов?

Знал он, что ли?

Если профессор женщина, тогда все получается: ее брат родной бьет мужа родного. Смешная загадка. И вдруг я постиг тайну Терентьева:

знал!

Словно голос мне был. Вдруг – догадался. Знал! (Мурашки по коже.)

Догадки такого рода у одних сумасшедших бывают, сам понимаю. Но ведь сходится все... Одно к одному... Так вот вы какие!..

«Просят не курить. Ем фрукты».

Отвел взгляд от книги. Некоторое время смотрел в окно бессмысленно.

Тут и заметил ключи, лежавшие на подоконнике, – нашлись.

Схватил, помчался.

4

– Где Юлия?

Луночаров взмахнул расческой.

– Принес что-нибудь вегетарианское? (На «ты».) Но где же текст?

– Никакие вы не вегетарианцы!.. – закричал я.

– А кто? – спросил Долмат холодно, отвернувшись от зеркала.

– Я скажу кто!.. Я скажу кто!..

И все-таки у меня язык не поворачивался произнести это слово.

– Ну? Ну давай же, давай, говори... Мне надо уходить. Я слушаю.

– Юлия! – закричал я на всю квартиру. – Я здесь, Юлия!

– Нет Юлии, не кричи!

Я не поверил:

– Юлия!

– Поглядите-ка, что он делает, – произнес Долмат удивленно, обращаясь к невидимой аудитории, и, закономерно не получив ответа, вновь обратился ко мне: – Не считаешь ли ты, Олег, что моя единственная супруга в опасности?

– Да, считаю!

– Ей кто-то угрожает?

– Да, угрожает!

– И кто же ей угрожает, позвольте спросить?

– Вы!

– Мы? Что же мы можем сделать с нашей женой неудобоприемлемое?

Меня бесил его саркастический тон.

Я закричал:

– Схамать!

– Как?

– Схамать! – закричал я еще громче. – Схамать!

– Фи!.. Какой вульгаризм!.. Разве мы похожи на Синюю Бороду?.. Если бы ты, Олег, регулярно посещал наши собрания, тебе бы не пришло в го...

Но я его не дослушал, я распахнул дверь в спальню – там не было никого. Я ворвался в библиотеку – около окна стоял Скворлыгин, перед ним холст на подрамнике. Скворлыгин, увидев меня, смутился.

– Вот... живописую маленько... Хобби, понимаете ли... Так, балуюсь... Долмат Фомич попросил...

Он писал портрет, надо полагать, Зои Константиновны, вернее, пытался срисовать с фотографии, прикрепленной к подрамнику. Мне некогда было разглядывать.

– Где Юлия? – спросил я Скворлыгина.

– Олег-то наш разбуянился, – сказал вошедший вслед за мной Долмат. – Похож я на Синюю Бороду?

– Такой день сегодня... светлый... – пробормотал профессор, вытирая руки об фартук. – Двести лет... – и запнулся.

– Или ты считаешь, – вопрошал Долмат укоризненно, сверля меня стальным взглядом, – мы тебя тоже «схамать» хотим? Скажи откровенно. Не стесняйся.

– Такой день сегодня... а вы ссоритесь...

– В другой бы день и при других обстоятельствах, – важно изрекал Долмат Фомич, – на моем месте потребовали бы сатисфакции. Слушай, Олег! – Он указал пальцем на художественное подобие Зои Константиновны. – Перед лицом этой святой женщины я тебе клянусь, ты заблуждаешься!

– Зачем вы подменили титульный лист в моей книге?

Лицо его еще сохраняло пафосное выражение, но зрачки забегали.

– Ладно. Поговорим еще. Мне пора. Я – в филармонию. Надеюсь, встретимся. Объясни ему, – обратился к Скворлыгину, – расставь акценты.

Он вышел.

– Какие ж тут акценты, – промолвил, вздыхая, Скворлыгин, – вам просто надо выспаться... и все тут. Вот сюда... пожалуйста... на диванчик...

На меня в самом деле напала сонливость какая-то, и ноги отяжелели. Я и не заметил, как очутился в горизонтальном положении.

– Спать, спать... так утомились...

Укладываясь, я сумел достать из кармана листок, сложенный вчетверо.

– Объясните, может, вы знаете... – Я читал, с трудом разбирая свой почерк: – «Мы ценим жертвенность как страсть... как высшее проявление преданности идее... как безотчетный порыв...»

«Как предельное выражение полноты бытия, понятой любящим сердцем, – подхватил по памяти Скворлыгин, дружелюбно похохатывая, – потому что только любовь – а не злоба, не ненависть, – только любовь вдохновляет чуткого антропофага и только на любовь, на голос любви отвечает он возбуждением аппетита»...

Он подкладывал мне подушку под голову.

– Один острячок сочинил... Из наших... Всего лишь памфлет[1]... Не думайте... Спите, спите, бай-бай...

5

Я забыл рассказать (а если правду сказать, просто не стал рассказывать), как по дороге к Долмату в тот вечер встретил мою бывшую хозяйку с майором.

Я почти бежал по Загородному, задевая прохожих, она сама окликнула меня; можно было бы и не узнать – стоит в пальто с норковым воротником, на носу очки в золотой оправе, а рядом он – в форме военной; под руку шли.

Обняла меня, запыхавшегося.

– Что ж ты, Олег Николаич, подевался куда-то? А я тебе сувенир привезла...

– Расскажи ему, расскажи ему, как было... – майор говорит, и я замечаю вдруг, что у майора две звездочки на погонах: подполковник, а не майор? – За службу Отечеству, – поясняет майор-подполковник, перехватив мой взгляд.

А какая служба, если он в отставке?

– Да что обо мне! Вот она путевой дневник написала, зачитаешься! Роман – одно слово!

– Хочу отдельной книгой издать, – торопливо проговорила Екатерина Львовна, видя, что я не расположен слушать о средиземноморских впечатлениях. – Критик Рогов хвалил. И Капулянский!

Вот те раз. Критиков знает. О Капулянском я и не слышал.

– Некогда мне, потом, потом! – И я поспешил дальше по Загородному, недоумевая (но каких-нибудь десять первых шагов только...) по поводу звездочек, роговых-критиков и капулянских (потому что о Юлии были мысли мои, и только о ней!..).

6

– Он считает, мы Общество антропофагов.

– Но мы вегетарианцы.

– Противоречие, для него неразрешимое.

– Большинство бежит антимоний. И он не исключение.

– Не кажется ли вам, господа, что мы в нем ошиблись? Прошу высказаться всех.

– Нет, мне не кажется.

– Нет.

– Да, мы допустили ошибку.

– Нет.

– Скорее да, чем нет.

– Да.

– Да.

– Нет.

– Долмат, ты сказал «нет»?

– Да, я сказал «нет».

– Если «нет» говорит Долмат, я не посмею сказать «да». Нет. Разумеется, нет.

– Нет.

– То есть он отблагодарил тебя по достоинству. Да, Долмат?

– Нет. Вопрос некорректен. Нет. Воспитательный роман, свободный от психологических мотивировок, и не надо переоценивать или недооценивать значение перипетий.

– «Схамать»!.. Он искренне убежден, что ты способен схамать собственную супругу. Как будто мы живем в Африке...

– Что ж. При столь стремительном духовном росте неизбежны пароксизмы сомнения.

– И все-таки он многое угадывал верно. Его интуиция поразительна.

– Он опережал сроки. Это неоспоримо.

– Слишком стремителен был разбег.

– И вот результат: бунт, бессмысленный и беспощадный.

– Будем снисходительны. Во многом мы виноваты сами.

– Мы сами навязали ему этот бешеный темп.

– Но он вел с нами двойную игру.

– Была ли это игра?

– Он не играл.

– Нет, не играл.

– Иная игра стоит жизни.

– Он убежден, что мы съели Всеволода Ивановича Терентьева.

– Не съели, а «схамали».

– Представляю, какие мерзостные картины рисуются его воображению.

– Надеюсь, он не считает Всеволода Ивановича Терентьева примитивной жертвой нашей жестокости?

– Боюсь, что считает.

– Значит, он ничего не понял.

– Он понял больше, чем от него требовалось.

– Но не все. Он боится быть съеденным.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*