Марина Крамер - Охота на мстителя, или Дамы укрощают кавалеров
Леон сочувственно кивнул – хорошо знал, какие бывают головные боли, которые не снять ничем, и понимал, каково тем, кто наблюдает эти мучения.
– Я тебе название скажу, пусть она со своим врачом проконсультируется. Этот препарат нельзя часто вводить.
– С врачом? Да ты шутишь. – Женька курил, уставившись в потолок. – Сама умная сильно.
– Ладно, нет врача, так сама пусть почитает. Как у Боксера прошло?
– Как я и думал. Не при делах он, так что точно Мирза скрысил. Удушил бы суку, но Маринка запретила. Ничего, я попозже, когда все уляжется… А вы-то чего так долго в больничке были сегодня? – перевел он тему. – Я начал было вопросы задавать, но супруга моя дорогая, вишь, сразу в кому упала.
– Да вроде не было секрета большого. В больницу ездили к Виоле, – пока перевели, пока то-се.
– То-се? – взвился Женька, едва не выронив сигарету. – А говоришь, секретов не было! Какого черта она там так долго делала?
– Ты чего возбудился-то? – с удивлением спросил Леон. – Ворон велел в отдельную палату Виолу перевести, сиделку нанять, это же не пять минут. Генерал приехал в офис, чтобы попросить об этом, прикинь? Как будто банку с бессмертием нашел.
– Дай я угадаю, кому принадлежала блестящая идея поездки в больницу, – с сарказмом выдавил Хохол, и Леон удивился еще сильнее.
– Да ты чего взъелся так? Ясно, Марина Викторовна предложила, и это логично, не генералу же там отсвечивать.
– Еще бы. Ладно, не парься, Леон, это мои личные тараканы. И чем закончилось? Перевели?
– Да, все нормально. Ворон, правда, велел все-таки посадить там пацана, чтобы не отсвечивал, а приглядывал, кто входит-выходит, но Марине Викторовне запретил говорить. – Тут оба невольно оглянулись на дверь кухни и негромко расхохотались. – Ты о том же подумал?
– Чего мне думать, я всякий раз так делаю. Стоит только зазеваться – она уже стоит и молчит, как привидение. – Хохол рассмеялся. – Раньше, бывало, пацаны шугались до свиста – она умела вот так бесшумно подойти и встать. А сам же видел, взгляд у нее… Да в то время еще и волосы были длинные, черные – чисто ведьма. Веселые денечки были.
– Она очень красивая женщина, Жека. И умная. Только ум у нее мужицкий какой-то, слишком уж расчетливый.
– Это да. Но ты ведь понимаешь, будь по-другому, не была бы она Наковальней. Хотя я иной раз очень хочу, чтобы так и было. Чтобы она вдруг взяла и забыла все, что умела и делала, стала обычной бабой…
– Зря ты себе врешь, Жека. Была бы она обычной бабой, ты бы даже не посмотрел в ее сторону, вот поверь.
– Ты, наверное, прав, – задумчиво протянул Женька, глядя в ночное небо. – Я ее первого мужа только сейчас стал понимать. Это действительно кайф – знать, что такая женщина покоряется тебе одному. Никому больше, сама нагнет кого хочешь, а с тобой она совсем другая…. Ты извини, я чего-то рассопливился, – спохватился он вдруг и глянул на Леона искоса. – Но я так каждый раз боюсь этих ее приступов… Сколько я пережил ее болячек, ее ранений – свои проще доставались. Тяжело, когда любишь.
– Я понимаю, Жека.
– Ты поезжай домой, спасибо, что помог, я один бы ни за что.
– О чем разговор? Вы помогли мне куда сильнее.
Леон спустился к машине и, уже выезжая из двора, увидел, как Хохол по-прежнему сидит на кухонном окне, закинув ногу на подоконник, курит и смотрит в звездное небо.
Виола
Лягушка прыгает, а из корзины не выпрыгнет.
«Дзэнрин кюсю», антология чань-буддизмаКогда она днем после капельницы открыла глаза и увидела над собой лицо Коваль, на душе вдруг стало легко. Марина сдержала обещание, приехала.
– Как ты здесь?
Даже голос звучал ласково, или Ветке так хотелось слышать в нем ласку.
– Лучше… Голова почти не болит, нога только вот ноет нестерпимо.
– Хочешь, я попрошу обезболивающего?
– Не надо, я потерплю. Ты просто так приехала? Ко мне?
– Думаешь, у меня здесь еще какие-то дела? К тебе. Будем тебя в палату переводить, в травму.
Ветка не стала расспрашивать, только все смотрела на развившую бурную деятельность Коваль так, словно старалась запомнить ее как можно лучше. Вместе с Леоном они довольно быстро организовали перевод в отделение, потом Мишкин телохранитель привел сиделку, женщину лет пятидесяти, а сам ушел и сказал Марине, что та может не спешить. Коваль немедленно выдворила сиделку в коридор и осталась с ней. Ветке хотелось удержать подругу рядом еще чуть-чуть, хоть пять минут, хоть минуту. Когда Коваль была рядом, почему-то казалось, что в жизни больше не случится ничего плохого. Если бы была такая возможность – никогда не расставаться… Но Ветка хорошо усвоила урок: никому не удавалось управлять этой женщиной, и она, Виола, при своих паранормальных способностях не станет исключением. Марина делала только то, что считала нужным, даже спала с ней по этому принципу. Только если сама хотела. Ветка смирилась с этим, но всякий раз надеялась на чудо.
– Если тебе нужен мобильный, скажи, я попрошу, чтобы принесли, – сказала Марина перед уходом. – Ты ведь наверняка захочешь сделать два-три звонка.
Ветка видела, что Марина издевается и намекает на Беса и Дмитрия, но смолчала, только кивнула. Телефон принесли почти мгновенно, видно, Ворон отвалил хорошую сумму. Интересно, что такого ему пообещала Коваль взамен? И чего потребует от нее за услуги?
Но Марина ничем не интересовалась больше, только попросила звонить по возможности в дневное время, и все. Поцеловала на дорожку и ушла, оставив в палате аромат своих холодных духов, от которых у Ветки до сих пор все скручивалось внутри.
Первый звонок она сделала Дмитрию. Не смогла пересилить себя, уж очень хотелось услышать голос.
– Да, милая, – почти сразу ответил он, – как ты?
– Спасибо, все хорошо. Меня перевели в травму, я в одноместной палате, все в порядке. Я тебе очень благодарна за помощь.
– Это пустяки, милая. Меня больше волнует, что я не смогу к тебе приехать. – В голосе генерала была тоска, а Ветка совсем некстати вспомнила, с каким сарказмом Марина бросила свое «трусливые охотники». Вот и Дмитрий из таких – боится рискнуть и приехать, чтобы не испортить отношения с Вороном и возможную карьеру. Стало грустно, защипало в носу, захотелось разреветься носом в подушку. Она наспех попрощалась, сославшись на капельницу, и сбросила звонок.
Ветка выхватила подушку из-под головы, прижала к лицу и завыла от обиды. Снова накрыла тоска по сильному мужскому плечу, по твердой руке, которая будет решать ее проблемы, а не создавать новые. По человеку, который будет давать, а не брать.
Пару лет назад Ветка обратилась к психологу, пыталась разобраться с собой и с тех пор зареклась это делать. Тогда на приеме она услышала: «Вы не умеете клянчить то, что вам нужно». Она до сих пор помнила, как вскипела в ту же минуту. Клянчить?! А почему она, красивая, ухоженная, неглупая и еще относительно молодая женщина, должна что-то клянчить? И что это за отношения, в которых мужчина не видит того, что нужно его партнерше? Она всегда сравнивала себя с Коваль и от этого сравнения ощущала еще большее бессилие. Марина не просила, не требовала – ей давали. Сами, добровольно, с удовольствием. А Коваль еще позволяла себе морщить нос и решать, брать или нет. И мужчины покорно ждали этого решения, чтобы снова вернуться и предложить что-то еще – заботу, любовь, защиту, даже деньги, в которых Марина не нуждалась. Вряд ли самоуверенная дама-психолог осмелилась бы выговорить это «клянчить» при Марине. Так почему же ее, Ветку, она учила делать это? Какая унизительная глупость.
Закончив себя жалеть, Ветка вытерла глаза и почти с ненавистью взглянула на телефон. Нужно было позвонить Гришке, но она никак не могла найти в себе силы сделать это. Он такой же трусливый охотник, как все, своя шкура ему куда ближе и дороже. Тот же Хохол, когда Коваль, до неузнаваемости изуродованная бинтами и с обритой наголо головой лежала здесь после ранения, ухитрялся бывать у нее ежедневно. Гримировался, симулировал приступ аппендицита – лишь бы увидеть, прикоснуться, просто побыть рядом. И его не останавливала никакая опасность, а ведь это было реально опасно и для него, и для Марины, которую могли добить. А Гришка, когда ему лично ничего особо не угрожает, боится приехать даже ночью. Вот как ему звонить? И зачем? Смахнув слезу, Виола убрала трубку на тумбочку, чтобы даже в поле зрения не попадала.
Сиделка принесла ужин, но есть не хотелось. Ласково, как ребенка, она принялась уговаривать ее, и от этого Ветке стало еще хуже. Стараясь все-таки не грубить, она попросила оставить ее в покое хотя бы на час, и сиделка ушла на пост к медсестрам, а Ветка снова заплакала, уткнувшись в подушку.
Хохол
Счастье и несчастье вплетены в одну веревку.
Японская пословицаЛеон уехал, а Женька так и остался сидеть на окне с сигаретой. Марина была у Виолы и не обмолвилась ни словом. Ревность накатила откуда-то изнутри, как штормовая волна, захлестнула с головой. Ни к одному мужчине он не ревновал ее так. И ни от кого из соперников не чувствовал такой угрозы, как от хрупкой блондинки с кукольными голубыми глазами. Желание придушить Ветку возникало периодически, но как-то само собой проходило. Сейчас даже желания не было. Ведьма лежала с закованной в аппарат Илизарова ногой, не могла самостоятельно двигаться – к кому ревновать, смешно же. Но Марина могла бы и сказать, о чем они столько времени болтали. Может, просто не успела, приступ мигрени накрыл слишком быстро, такое не разыграешь.
