Ольга Карпович - Закулисный роман (сборник)
Я едва не налетел на пару подростков, самозабвенно целовавшихся в подворотне. Девчонка взвизгнула и засмеялась. Парень загородил ее собой, защищая от неуклюжего прохожего. Мы с Адой могли бы так же целоваться в метели. Восемнадцать лет назад.
Я бы вернулся тогда. Если бы знал, что он не мертв, только потерял сознание, я бы вернулся. Я бы помог ему встать, остановил кровь. Я бы умолял о прощении, на колени бы встал, только бы он остался жив. И он простил бы меня, мой чуткий, мой великодушный учитель. Не было бы никакого инфаркта. Мы вместе сожгли бы фотографии, а потом бы пришла Ада и сказала, что отказывается от роли. Все было бы иначе, все.
Я вынырнул в переулок, остановил частника.
– Куда тебе, командир? – спросил квадратный мужичонка с лохматыми седыми бровями.
У Багринцева тоже были серебряные брови.
– В «Националь», – бросил я.
Пальцы заледенели, слушались плохо. Я достал портсигар и вдохнул дозу, втер остатки порошка в десну. Метель заметалась в моей голове.
Такси остановилось на светофоре. По тротуару, надвинув на голову капюшон куртки, наклонившись вперед под ветром, шел какой-то человек. Наверное, проклинает все на свете, думает, как достала жена, начальник, как бы разом убить их всех. Что ты знаешь об убийстве? «Нет, с рук моих весь океан Нептуна не смоет кровь»…
Я отвернулся в другую сторону. И в соседней машине увидел Аду. Она нетерпеливо посматривала на светофор и постукивала ладонью по рулю. Она была красива – золотые волосы смешивались с темным мехом шубы. Губы страстно обнимали сигарету. Она похожа на мою мать. Пани Мирослава… Двойники, кругом одни двойники, чьи-то отблески, копии, тени. Нет ничего настоящего, одномерного, полнокровного. Мир призраков…
Я мог бы сейчас быть женат на Аде. Я бы заставил ее полюбить меня, я мог тогда, я чувствовал. Мы вместе выходили бы на сцену. Ночью ее голова лежала бы у меня на груди. И эта девочка с наивными и дерзкими синими глазами считалась бы моей дочерью.
Ничего не вышло. Все разлетелось в прах из-за того, что я испугался, удрал из кабинета, даже не послушав пульс у старика.
Не хочу видеть Аду. Она станет сочувствовать мне. Мне никогда не удавалось ее обмануть, она знала, что внутри я слаб, изъеден страхом. Что я все так же гляжу, оцепенев от ужаса, в черно-зеркальную воду, сомкнувшуюся над головой моего брата.
Ничего нельзя изменить. Все совершается раз и навсегда. Есть какая-то параллельная реальность, где пани Мирослава лениво и безвольно стареет, лежа в гамаке в солнечных лучах. Где Стас выныривает из реки и брызгает на меня водой. Где я поднимаю Багринцева с ковра, мы просим друг у друга прощения и вместе пьем коньяк. Где Ада – моя жена… Где она, эта другая реальность, где этот параллельный мир? Как мне попасть в это зазеркалье?
Смерть неизбежна, она уже сейчас сидит в каждом из нас, проступает морщинами сквозь черты. Вот отчего мне так ненавистна, мерзка старость. Это облик смерти, не минующий никого из нас.
Я бегал от нее по всему миру, я прятался в разных странах и городах, я тысячу раз умирал на сцене, превозмогая ее, глумясь над ней. Занавес опускался, я уходил в гримерную и стирал со лба предсмертный пот, смеясь перед зеркалом:
– Что, получила, старая карга? Мне опять удалось надуть тебя! Прочь! Прочь отсюда!
Но я знал, что все это бесполезно. Однажды она придет за мной, преодолев все препоны. Может быть, сегодня? Может, это ее силуэт проглядывает сквозь метель? Я устал, невыносимо устал.
Водитель остановил машину перед «Националем». Чахлые елки в кадках у двери подмигивали сквозь снежную завесу электрическими огнями. Я увидел машину Ады на парковке. Портье в ливрее распахнул передо мной дверь. Я поднял воротник пальто, незаметно проскользнул в вестибюль. Ада, стоя спиной ко мне, разговаривала с администратором. Вероятно, он сказал ей, что я еще не вернулся.
Я быстро прошел мимо них, они не успели меня заметить. Я поднялся в номер. Меня колотило то ли от холода, то ли от нервного потрясения. Я быстро соорудил и занюхал еще две «дороги». Отличный кокаин, колумбийский. Такого в Москве просто так не достать. Но мой агент Джон – редкостный проныра, достанет все что угодно из-под земли.
На столе в гостиной лежала кипа программок послезавтрашнего спектакля. С глянцевой бумаги на меня смотрел безупречный, классический бледный профиль Дориана Грея. Изумрудные глаза, пшеничные волосы… Капли на висках, голубое дрожащее крыло стрекозы, золотистый пушок вдоль позвоночника… Темное окно во всю стену… Легкий профиль золотоголового мальчишки в нем…
– Аа-а, ты снова здесь?! – заорал я. – Я говорил тебе, не смей больше приходить. Зачем ты явился?
– Вацек, ты болен, – грустно сказал мне Стас. – Я боюсь за тебя. Ты устал, издергался, прошу тебя, ляг, поспи. Завтра у тебя самолет, ты вернешься домой. Я умоляю тебя, сходи к врачу… Ты ведь законченный наркоман, братик.
– Не заговаривай мне зубы! – зашипел я. – Тебя интересует мое душевное здоровье, так? Ты очень переживаешь, как бы я не сбрендил? Почему же за столько лет ты ни разу не попытался разубедить меня в том, что я убийца? Тебе доставляло удовольствие смотреть, как я мучаюсь, как страшусь разоблачения?
– А что бы изменилось? – спросил он. – Ты сам знаешь, реальности не существует. Все субъективно. Внутри себя ты был убийцей. Ты сознательно шел к этому. Тебе хотелось стать Дорианом Греем до конца – вечно юным, вечно прекрасным, с черной пустотой внутри. Ты толкнул старика и даже не стал проверять, жив ли он. Твоя роль была сыграна, тебе достаточно было и того, что ты увидел, чтобы до конца жизни считать себя погибшим. Ты актер, Вацлав, но тогда ты заигрался, не смог выйти из образа.
– Это ложь, – пробормотал я. – Я не хотел… Я не знал… Я мог бы прожить жизнь иначе! Ты все это говоришь, мучаешь меня потому, что тогда я тебя не спас! Ты лицемер и эгоист, Стас!
– Да ну, смешно слушать… Вот скажи мне, как бы сложилась твоя жизнь в другой реальности? – переспросил Стас. – Жениться на Аде, наплодить детей, трогательно продолжить почитать своего учителя и в свое время всласть порыдать на его похоронах? Участвовать в вечерах памяти? Научиться пристойно и красиво лгать в ответ на расспросы? Соорудить причесанную, удобоваримую версию своей юности? Не ты ли всегда твердил, как тебе омерзительны эти мещанские правила игры?
– Не знаю! Я не знаю! – выкрикнул я. – Я мог бы измениться. Если бы знал, что не убил его, мне бы еще оставалось что терять. Мне было еще так мало лет, у меня все могло быть впереди…
– У тебя и без того было все впереди. И ты всего достиг. Всего, чего хотел, и много больше, – развел руками Стас. – Другого шанса не было. Человек всегда выбирает только ту дорогу, которую хочет выбрать. А пустые сожаления всего лишь реверансы перед собственной трусостью. Ты хотел убить Багринцева – и ты убил его, так или иначе. Ты хотел стать изгнанником – и стал им. Начать все с нуля в чужой стране, зачеркнув прошлое и уничтожив свою душу. Ты сделал себя сам, получил желаемое. Празднуй победу, Дориан Грей!
Я тяжело поднялся с дивана. Гнев и отчаяние душили меня. В голове шумело. Кто-то колотил в дверь, но я не обращал внимания.
Бледный силуэт Стаса дергался передо мной, дробился и дрожал в снежной круговерти метели. Я стал приближаться к нему. Мне вдруг стало ясно – необходимо уничтожить его, убить, растоптать. Все так просто. Я убью его, и с ним навсегда уйдет прошлое. Это он во всем виноват. Потому что умер молодым. Потому что я его не спас. Он завидовал мне, этот вечно юный призрак, и поэтому не находил покоя… Его надо убить. Я ненавижу его…
И тогда я окажусь в другой реальности, в параллельном мире. Там, где я никогда никого не убивал, не предавал, не мучил. Где друзья уважают меня, где Ада меня любит, где я не окружен инфернальным ореолом демонической личности. Это он, смутный призрак, золотой юный мальчик, погубил меня, высосал мою душу. Я ненавижу его, ненавижу! Я убью его – и освобожусь!
Я огляделся вокруг себя и схватил низкий мягкий табурет на бронзовых витых ножках. Сделанный под старину, он был достаточно тяжел. Я вскинул его над головой и пошел на Стаса.
– Что ты делаешь? – улыбался он, отступая. – Ведь ты не убийца, ты только что уверял меня в этом.
– Мне все равно, – прошептал я. – Убийца я или нет. Гений или нет. Сумасшедший или здоровый. Я не хочу больше видеть тебя, слышать твои лживые речи!
– Вацлав, открой! Я знаю, что ты здесь! – бился за дверью голос Ады.
Весь ужас и отчаяние моей жизни бросились мне в лицо и воплотились в смеющемся надо мной образе, зыбко проступающем на фоне снежного вихря.
– Сдохни! Сдохни, тварь! – заорал я и, вытянув вперед руки с табуретом, бросился на черное стекло, откуда задорно ухмылялся мой вероломный братик.
Что-то зазвенело, взорвалось стеклянным треском. Стас разбился, раскололся на множество бриллиантовых искр и сверкающим дождем обрушился в пустоту. В лицо мне ударил ветер, снег, ночной мокрый воздух. На плечи и голову сыпались осколки. Кровь на губах, розовый отсвет. Ботинки заскользили на низком обледенелом подоконнике. Балансируя руками, я успел еще обернуться, увидеть ворвавшуюся в номер Аду.
