Екатерина Смирнова - Богиня песков
– Да – задумчиво произнесла Сэиланн. – Вот ты и пойдешь… А?.. То есть я говорю, что…
Она посмотрела на лицо подруги и спохватилась, что надо было объяснить как-нибудь еще. Но подруга уже успокоилась.
– Я возьму с собой Кайса – заявила она. – Тогда переговоры пройдут еще лучше. Он впечатляет даже лучше, чем крысы.
Новый парень по имени Кайс, сведущий в военном искусстве, был очень вспыльчив и неустойчив характером.
Телохранители сидели в тени широких деревянных ворот, и головы их, покрытые платками, медленно плавились, и языки ворочались так же медленно.
– Что они там делают, а? Нам еще не пора?
– Не-а, не пора. Сейчас их бешеная молния загоняет. Сиди пока.
– Ага…
Они посидели еще немного. Наконец один сказал:
– Слушай, а мне тут историю рассказали.
– Какую?
– А вот такую. Жил-был один господин в своей башне…
– Ну, и чего?
– Ну вот, жил он, жил… Да не торопись ты… Жил, и было у него две дочки.
– А жены, чего, не было?
– Не-а, не было. И вот забрел к ним один веселый странник, говорит – люблю твою дочку. Сил нет. И забрал.
– И чего?
– И забрал… А потом два года прошло, и еще один веселый странник приходит. Говорит, давай, я вторую дочку заберу. Люблю, не могу…
– Ну да… А чего…
– Ну, и забрал. И когда к нему пришел третий веселый странник, он взял его себе, нарядил в девичье платье, оставил у себя и сказал – теперь ты будешь моя дочь… Так морочился, что спали они в одной комнате, все боялся, что и эту дочь кто-нибудь утащит. И стали у них неведомым способом рождаться другие дочери. С тех пор в этом роду одни дочери остались, и не могут решить, кто из них старшая. Верно, заколдовали его.
– Слушай, чего ты шуткуешь, как солдат? Это ж не смешно.
– А-а, я не знаю… – Второй телохранитель смутился и подкинул палочки еще раз. Выпало девять.
Беготня прекратилась, и десяток птиц, несущих на себе гордых всадников, вылетел за ворота. Всадники были очень гордые, только немного потрепанные. Их ошпарило буйным потоком слов.
Эммале выглянула из-за бока огромного панта, которому поправляла сбрую, и зарычала:
– Не лениться! По седлам и вперед! Мы должны догнать Кайса!
Красно-пятнистого панта она выпрягла из повозки. Эммале не умела держаться в птичьем седле. Но кто бы ее за это упрекнул?..
Воины сразу же вспомнили, что они воины, в один миг оказались рядом и помогли санн вскарабкаться на ящерицу. Такой толстой, как панта, она никогда не была, но все еще не могла задрать ногу достаточно высоко. Вроде бы над этим полагалось смеяться, но никому почему-то не было смешно.
– Ну, поехали! – с высоты седла заявила Эммале. – Солнце уже высоко! И не так быстро! Эти сволочи быстро не бегают!
Всадники дружно вздохнули.
Город был похож на коричневую нашлепку сахара, венчающую коричневый клубень холма. Дорога вилась по коричневым полям под перламутровыми небесами, и в довершение картины сверху светило мутное солнце – в воздухе дрожал мираж полуденной жары, когда комок небесного света уже давно не в зените, а голова все еще гудит. Они воссоединились с двадцатью всадниками, опытными людьми, посланными в Тиа раньше, и двинулись вперед, пока не встретили двух разведчиков. Те расположились у городской стены и почему-то отдыхали. На вопрос, что за исключительные дела могут быть у них в виду всех башен на этой стене, а еще – почему их до сих пор не пристрелили, разведчики пожали плечами и пригласили уважаемую госпожу въехать в город самостоятельно.
Кайс кивнул.
Отряд перестроился, защищая главную помощницу Сэиланн, и двинулся к воротам.
Ворота были распахнуты, а дорога разбита множеством повозок и волокуш.
Следы свидетельствовали о невозможном.
Они осторожно миновали глинобитный вал и первые дома. Улицы были широкими. Через несколько перекрестков все стало ясно. Молодой глава отряда нерешительно приблизился к Эммале и попросил совета, так как не верит своим глазам.
– Пустота есть пустота – равнодушно ответила ему предводительница и пожала плечами. – Трусят…
Подъехал Кайс.
– Что такое? Если в городе остались только солдаты, зачем здесь я? Напустила бы на них своих соломенных кукол!
– Я не понимаю… – Эммале похлопала по шее четвероногого панта. Он боялся птиц.
Кайс нахмурился.
– Так далеко мы еще не забирались… Наверное, и привычки у людей другие. Они могли отослать свои семьи и оставить здесь ополчение. Может быть, там засада. Я бы устроил засаду.
– Я ничего не чувствую.
Он щелкнул пальцами. Птицы прыгнули вперед, а панта вынужден был плестись сзади. Эммале сплюнула в пыль, направляя свою ящерицу вслед за остальными. Несколько всадников проскакали по соседним переулкам, которые очень даже могли скрывать квару затаившихся солдат.
Засады не оказалось.
Помедлив, Кайс отдал еще один приказ. Всадники рассыпались по улицам, погоняя птиц и отчаянно визжа. Дома смотрели на них белыми окнами. Квартал башен был пуст, и только слово главы удержало верных от того, чтобы начать грабеж.
Площадь была пуста.
Улицы, на которых должны были сегодня сражаться разъяренные горожане, опустели. Высланный вперед отряд вернулся с пустыми руками, потому что несколько стариков – не противник и не добыча. Немногих оставшихся детей трогать не стали.
На столе в доме главы города, в длинной комнате совета, где в пол и стены были вмурованы мозаичные квадраты красного и синего стекла, лежали огромный плод танна, уже начинавший разлагаться, связка ключей и пучок сухой травы.
Воины вышли на улицу и огляделись. Не было ни засады, ни переговоров, ни заложников, ни солдат. Не было никого.
Эммале, глядя на это, думала, что все бессмысленно. У города были стены. У города были колодцы. Город мог выдержать нападение вдесятеро большего войска. Но город опустел, и никто не будет рычать, потрясая копьями, кидать с крыш мусор, битые черепки и камни, орать, видя поднимающихся из подвалов многоножек и грязевых кукол, никто не будет плясать после победы, жечь костры и вопить от ярости.
– И кто им сказал, что мы отряд безумцев? – хохотнул Кайс. – Нам даже драться не с кем! Разведчики говорят, что ни одного отряда в окрестностях нет…
– Что такое? – развела руками в ответ Эммале. – Видишь? Эти люди знают о нас больше, чем мы сами! Смотрите! Все сбежали! Все сбежали!
И покатилась со смеху посреди пустой площади.
К вечеру в городе было полно народу, но Сэиланн распорядилась не занимать его, не располагаться в домах, не грабить лавки. Если не собираешься сидеть в осаде, зачем занимать такой город? Нужно было только отослать добровольцев за провизией и хоть каким-то материалом для каркасов палаток – пора обустраивать хороший лагерь. Если даже приказ кто-то и нарушит, много не награбят за один раз.
Добровольцы были поражены.
Свалка была не то чтобы огромная, но это была настоящая свалка.
По меркам Исха город мог считаться большим. Эммале поразило то, с каким ужасом люди, спасающиеся от неведомых вооруженных оборванцев, побежали за тридевять земель и оттащили на свалку все, от чего не смогли избавиться. Или увезти с собой. И ведь, главное, не бросили в домах, не оставили на улице, а свезли на ближний пустырь, где торчат какие-то древние обгорелые развалины! Что это за неуместные суеверия?
Верные немедленно разбрелись по пустырю и стали выхватывать из мусора под ногами всякие нужные вещи. Нужных вещей было множество. Правда, все они были какие-то громоздкие, например, длиннющий стол, огромная стойка для оружия или пробитая деревянная лохань для мытья. Лохань могла принадлежать знатному господину. Что они тут, все с ума сошли, даже высокородные?
– Осторожно! – крикнула Эммале. – Здесь могут быть ловушки!
– Какие такие ловушки, санн? – отмахнулся пробегавший мимо верный. – Разве что провалимся во все это по колено.
Кто-то с энтузиазмом тащил за собой две длинные доски, кто-то – сунул под мышку моток веревки.
По развалинам носился мальчик лет десяти, громко крича: «Ой! Настоящие двери! Смотрите, у меня будут настоящие двери!»
Интересно, подумала Эммале. Куда это он собрался их пристроить? Сделает из палатки большой-большой шкаф с полками?
Она уже собиралась заорать во всю глотку, дескать – хватит таскать всякую ерунду! Проклятая деревенщина, бродяги! Но потом ей пришло в голову, что проще будет дать им успокоиться естественным способом. Половину этого барахла они бросят по дороге, а потом Сэиланн припечатает их какими-нибудь запоминающимися словами о вредности ненужных вещей.
Раньше Эммале не понимала, откуда это у нее. Теперь начинала понимать. Кроме того, если долго кочевать, негде оставлять всякое барахло.
С края площади донесся вопль. Эммале поспешила туда, а добежав, изо всей силы врезала по шее какому-то верному, зажимавшему в угол пожилого торговца.
