Татьяна Эдел - Секс, любовь, шизофрения?
Когда мы встретились взглядами, в мое сердце словно вошел осколок раскаленного волшебного камня. Окружающий мир перестал существовать, а глаза и голос этого юноши на долгие годы стали моей путеводной звездой.
В следующий раз я увидела его лишь через два месяца на новогодние праздники. Естественно, я играла снегурочку, а он Деда Мороза. На мою долю выпало только три спектакля вместе, снегурочек было несколько, но и это было истинным счастьем. Мне казалось, что и Гена рад нашему общению. Он умел смотреть долгим лукавым взглядом, манящим и завораживающим и от этого мое сердечко трепетало и рвалось из груди.
Так прошел год. Мы виделись лишь дважды, но каждая минуточка моего свободного времени была наполнена мыслями о нем.
Глава 2
Тем временем в нашей семье должны были произойти серьезные перемены. К нам приехал гость, наш будущий отчим. Оказалось, он жил в нашем же селе и работал директором РММ, ремонтно– механических мастерских. Я смутно припоминаю, что однажды старшая сестра водила меня смотреть телевизор, бывший большой редкостью в то время, в директорский кабинет этого самого РММ, что повергло меня в шок. Чего это мы пришли , кто нас звал, но сестра потащила, и я поплелась следом. Когда отчим переедет к нам совсем, я узнаю, что сестра была в курсе маминых встреч, которые продолжались более двух лет после маминого развода с отцом.
Любовь моей матери и отчима горела ровным пламенем до самой их смерти. А начиналось все так.
Поздней осенью в наше село прибыл новый директор РММ. Однажды он приболел и пришел в больницу, где и увидел маму. Я тоже играла рядом и это послужило поводом к разговору.
– А почему у вас ребенок здесь?– пытаясь завязать разговор, спросил он.
– Мне так спокойнее, – отвечала мать, наверно улыбаясь своей мягкой улыбкой.
Так слово за слово они и познакомились, а потом и начали встречаться, для чего уезжали в город. Иногда брали сестру с собой, ей уже было одиннадцать лет и можно было не бояться, что она проговорится.
Так продолжалось и год, и два, и было понятно, что жить вместе им не дадут. Мама потихоньку продала дом и темной морозной январской ночью мы тронулись в путь. Несмотря на секретность всех приготовлений к отъезду, все– таки какая– то недобрая душа доложила отцу о продаже дома. Тот не поверил. Да куда она пойдет с двумя детьми, при ее зарплате.
Старший сын уже учился в городе и считался отрезанным ломтем. Брат рос тихим и спокойным. Его и звали все Тося, по– девичьи, почему не Толя, как надо, не знаю. В дебоши отца брат не вмешивался, укрываясь одеялом с головой. Когда подрос, лишь один раз вышел из спальни с белым лицом и сказал громко:
– Если еще раз тронешь мать, пеняй на себя.
Эта тирада похоже несказанно удивила папеньку. И на какое – то время он притих.
А потом мы уехали.
Отчим имел странное для меня имя, его звали Зуфар Гумерович и оказался он татарином.
Когда мы жили в Сибири, там казалось все люди русские, в Узбекистане же грани делились четко, ты узбек, ты татарка или еврейка, а ты русский . Теперь меня иногда спрашивали:
– Ты что, татарка?
– Нет, это отчим, неродной отец.
Этот образованный, интеллигентный человек стал для меня настоящим отцом. Я прониклась к нему столь глубоким уважением, что потом одно лишь его слово уведет меня совсем на другую дорогу моего жизненного пути. Неверную, впрочем.
Он приехал вначале на неделю, а через полгода насовсем. Еще через полгода приехал брат, рано женившийся, с молодой женой вместе и наша кибитка наполнилась звуками счастливой большой семьи. Брат хорошо играл на гитаре и прекрасно пел. Частенько мы пели все вместе и даже плясали вечерами, после чего соседка поутру обязательно спрашивала по какому поводу пировали. А мы и не пировали, просто радовались жизни без всякого повода. Из прилегавшей к кибитке мастерской сделали комнатку, в которой и поселили молодоженов.
Отчим любил оперетту и первой крупной покупкой стала радиола. Теперь мы слушали на пластинках Сильву и Марицу, Принцессу цирка и Веселую вдову. Когда никого не было дома, я распевала выходную арию Сильвы и мне казалось, что мой голос звучит не хуже чем у знаменитой артистки.
Поздней осенью, когда наша молодая сноха была уже беременна, брата призвали в армию. Провожали громко , пили и гуляли целых два дня , так что дружок брата чуть меха не порвал на своем баяне.
Дом сразу опустел. И в моем сердце надолго поселилась тоска по брату. У нас десятилетняя разница в возрасте, и в Сибири я его мало видела. Теперь же полюбила всей душой и тянулась к нему. Сноха не захотела жить без мужа у нас и вернулась в родительский дом. И потом пройдет целых десять лет, прежде чем мы снова увидимся в том жарком краю. Они приедут на мою свадьбу.
А пока я училась, ходила в драмкружок, вела активную пионерскую жизнь. Моей школьной подруге Валюше купили пианино. Она тоже по возрасту не могла уже учиться в музыкальной школе, и поэтому учительница музыки приходила к ним на дом. Я смотрела на инструмент наверно так, как голодная корова смотрит на ведро воды. Мать Валюшки заметила и засмеялась:
-Оля, если хочешь, можешь тоже заниматься у нас, спроси у мамы, сможет она платить учительнице?
Вот так сбываются мечты, если в них искренне верить. Конечно, мама разрешила и была за меня рада. Я выучила ноты, уже играла достаточно бойко в две руки. Однако счастье было столь недолгим… Екатерина Ивановна сломала ногу и не могла ходить. Занятия прекратились, так больше и не начавшись. Зато теперь я знала ноты.
В шестом классе меня неожиданно избрали председателем совета дружины школы. Гордая, я носила на рукаве целых три отличительных полоски ......
Ранней весной в Узбекистане на холмах зацветают тюльпаны. Мы собрали совет дружины и решили съездить нарвать этих чудесных цветов, чтобы отправить пионерам Ленинграда. Пионервожатая Римма, бойкая и кокетливая девушка с яркими голубыми глазами и ямочками на щеках, тут же выпросила в подшефной воинской части грузовик и мы отправились в поход. Когда я впервые увидела холмы, переливающиеся оранжевым цветом, потеряла дар речи. Вначале мы просто смотрели, ошеломленные мощью цветения, потом кинулись рвать как в бой. Мы носили цветы охапками и складывали в кузов, пока вожатая не закричала «хватит».
Счастливые и усталые, с чувством исполненного долга мы возвращались с песнями домой. На следующее утро при содействии райкома комсомола цветы были упакованы и отправлены по назначению.
19 мая праздновался Всесоюзный день пионерской организации. В этот день пионерия всей страны подводила итоги работы за год: сколько хороших дел сделали, сколько металлолома и макулатуры собрали, скольким старушкам помогли, сколько сборов провели, чему научились. Радостный и торжественный день. В городских парках объявлялось массовое гуляние, играли духовые оркестры, повсюду звенели детские голоса.
В этот день было решено провести парад. Пионеры всех школ выстроились на главной улице Ленина, прямо на проезжей части, которую на время перекрыли. По улице медленно двигался автомобиль с открытым верхом, в котором стоял почетный комсомолец, принимавший рапорт от председателей советов пионерских дружин. И надо же было случиться такому счастью, что этим почетным комсомольцем оказался Геннадий. Вообще наш Дворец пионеров ковал лучшие кадры и попал парень в главнокомандующие благодаря именно драматическому кружку.
Я стояла впереди на два шага от своей боевой дружины. Медленно подкатил автомобиль, я отдала честь и громко как на сцене отрапортовала. Сердце готово было выскочить из груди, юноша же был незыблем, как скала. И весь день потом я ходила в сладкой дреме воспоминаний тех счастливых мгновений.
В это же время я начала вести дневник, так как мыслям было тесно и я должна была выговориться, либо поведать бумаге. Мы взрослели, мальчики тоже. Они уже не бегали за мной, лупцуя портфелем по спине, а смирно шли рядом домой из школы, вроде как сегодня по пути. Частенько этот путь был противоположным к их дому.
В шестом же классе со мной случилась страшная трагедия. Однажды, проснувшись утром, я обнаружила на своих штанишках кровь, страшно испугалась и подумала, что скоро умру. Мама была фельдшером но я побоялась задать ей этот вопрос, чтобы еще и не волновать ее. Сестра тоже уже училась в медучилище, но и ей я постеснялась сказать. Что будет, то и будет. Начались черные дни моей жизни. Кровотечение и не думало прекращаться и я каждую минуту тряслась, что она станет последней. Не прошло это и на второй день, ужасу не было предела . И какой же счастливой дурочкой я себя почувствовала, когда поведала свое горе подружке. Похохотали вместе и порадовались, что становимся настоящими девушками.
