Михаил Гаёхо - Мост через канал Грибоедова
– Да в нашем же. – Афанасий обвел взглядом комнату.
– А я думал, там, в закартинном.
– В нашем большом мире, – повторил Афанасий. – Он каждый миг строится вокруг нас заново. И одна постройка похожа на другую, потому что в основе одной и другой лежит та же поросль неоформленных образов. Но могут быть и различия.
– Ты говоришь «асы», – сказал Носиков, – а я достаточно видел их, чтобы понять – неприспособленные к жизни люди, кроме одного, может быть двух. Как-то не сходится мое с твоим.
– Мир может быть не согласован в своих деталях, до тех пор, пока мы готовы не обращать на это внимания.
– Может быть, – согласился Носиков.
– А что касается закартинного мира – там то же самое, но требуется как бы запустить процесс в нужный момент. Оживить картину, и открыть дверь. И в этом мы тебе обязаны. Хотя пришлось подтолкнуть.
– И для этого был устроен театр с бомжом и мусорным баком? Не пойму замысла того, кто это придумал.
– Да ведь и твоего замысла не разглядеть, когда ты шифровал имена зулусских вождей. Но мы, так или иначе, этому замыслу обязаны. – Афанасий обернулся к Даше, положив руку ей на колено. – Будет справедливо, если мы поможем ему.
«Лучше бы это моя рука лежала на этом колене», – подумал Носиков и посмотрел через плечо, хотя понимал, что нет никого сзади, и некому служить источником пришедшей мысли.
– Поможем, – согласилась Даша и назвала Носикову два адреса, черный и белый.
92
– Одного ты уже проводила этим путем, – сказал Носиков. – И этого Ипполита или Георгия – теперь его, наверное, нужно называть Аххинас?
Он сказал это, и на короткий миг у него возникло ощущение, что он уже задавал этот вопрос теми или иными словами, что он задает этот пустой, ничего не значащий вопрос бессчетное количество раз – и все повторяется, только разное вино налито в бокалы (или чай, или кофе), и разные оттенки голубого платья у девушки (женщины, девочки), на которую он смотрит. И все слышится «Аххинас? Аххинас? Аххинас…», как со старой пластинки, которую заело – бесконечное повторение, укладывающееся в долготу одного мига. Наконец Носиков соскользнул с круга, и услышал ответ:
– Аххинас, как же иначе.
– Аххинас, а то как же еще.
– Разумеется, Ахиннас.
– В закартинном мире его зовут Аххинас, – говорила Даша.
– Его зовут Аххинас, – повторяла эхом, с бокалом вина в руке, или чашкой кофе, или другим бокалом.
– Аххинас, Аххинас, Аххинас, – звучало, словно отражаясь от двух зеркал, стоящих друг против друга.
– А как будут звать тебя, когда ты будешь там? – спросил ее Носиков, второй раз и уже окончательно соскальзывая с круга. – Я пробовал применить к твоему имени свое табличное правило, но получилось что-то неудобосказуемое – ив правую и в левую сторону.
– Эта девушка вне правил, – сказал Афанасий и положил руку Даше на колено.
Носиков подумал об этом колене под тонкой голубой тканью и вздохнул об утраченных возможностях. Мы же вместе качались на качелях в детстве, думал он, и наши пути столько раз перекрещивались, разве могло быть это простой случайностью? Разве я не помню ее маленькой девочкой, девушкой, женщиной в разных возрастах жизни? Не защищал ее от маньяков на лестничной площадке? Вот тогда и спросить бы адрес, или по-другому договориться о встрече. Можно было бы встречаться время от времени в каком-нибудь маленьком кафе. По выходным или раз в месяц. И я не знал бы никогда, кто придет на свидание – девочка или женщина в возрасте. А против маньяков я купил бы травматический пистолет или электрошокер.
– Может быть, еще кофе? – спросил Носиков, поднимая и снова ставя на стол свою опустошенную чашку. – Или мы выпьем кофе потом, когда вы вернетесь? – Он говорил «вы», но обращался, собственно, к Даше, надеясь быть понятым. – Интересно будет узнать, какая там жизнь, в закартинном мире. Вы когда собираетесь вернуться?
– А мы собираемся вернуться? – засмеялся Афанасий.
Он поднялся со стула, пристроил на спину рюкзак, поднял трубу гранатомета.
– Да, – сказала Даша Носикову, – ты ведь спрашивал. Вот два адреса, белый и черный. Все может быть.
У входа в темную комнату получилась заминка. Придерживая дверь перед трубой гранатомета, Носиков осторожно взял Дашу за локоть. Ничего не произошло.
– Дальше не надо, – сказала Даша.
Дверь закрылась, и Носиков понял, что неотвратимо влюблен – и уже с давних каких-то пор.
Миг понимания – всегда только миг. Миг особый. «Выпьем за сотворенный мир, которого мгновение назад еще не было». Носиков знал теперь, как это бывает, хотя Петров, когда произносил эти слова, не мог иметь в виду того, что знал сейчас Носиков. Теперь Носиков другими глазами видел старый свой стол, стулья вокруг стола, кофейную чашку, чуть неровно стоящую на блюдце, крошки от печенья на гладкой поверхности – все было то же самое, что мгновение назад, но в тот же миг уже непоправимо другое.
Рожденный в душе Носикова мир стремительно укоренялся в прошлом.
Разумеется, Носиков еще тогда, в давнее время, был влюблен в девочку, с которой катался на качелях. Приходил в ставший знакомым двор, принося в кармане конфету или пряник. С опаской глядел на ее странные игрушки, странные игры, но потом привык. Иногда страшный дедушка появлялся на горизонте (мог даже выйти из какого-нибудь ближнего подъезда), и тогда они убегали проходными дворами. Носиков гордился тем, что почти всегда первым замечал старика.
Однажды они с девочкой забежали в парадную, где с другой стороны должен был быть черный ход, но он оказался закрыт. Из окна второго этажа они видели, как старик стоял внизу во дворе, а потом направился в их сторону. Стукнула дверь. Носиков и Даша бесшумно взбежали вверх по лестнице. Носиков не знал, что они будут делать, когда дойдут до последнего этажа (а страшный старик медленно поднимался следом и не думал останавливаться), но наверху после обыкновенной лестницы оказалась железная, несколько узких ступенек, и незапертая дверь на чердак. Через чердачное окно вылезли на крышу. Носиков никогда не ходил по крышам – ни до, ни после. Такое не забывается.
Но кажется, уже прошло достаточно времени. Носиков посмотрел на закрытую дверь. Он осторожно постучал, потом потянул заручку. В комнате никого не было. А посреди картины зияла как бы дыра – пятно с обугленными краями. Это Жваслай ударил с той стороны из своего гранатомета, закрывая пути туда и обратно.
Носиков сколько-то времени стоял перед картиной, обдумывая очевидное. Потом мысли ушли, и он услышал входной звонок, который звенел уже давно и настойчиво. На площадке стоял страшный старик с длинными волосами – маньяк? дедушка? За ним еще один. Носиков открыл им. Вошли трое.
Носиков провел их к картине. Они подошли к ней, осматривали – каждый был сыщик и собака в одном лице, – трогали края обугленного пятна, мелко обнюхивали, а когда закончили, самый старый и страшный поднял кверху лицо и заплакал.
93
«Есть человек-ключ, есть человек-дверь», – думал Носиков.
«Есть написавший картину художник», – думал он о тех, кто так или иначе был причастен.
Среди причастных был Афанасий, он же Жваслай, и Ипполит (Аххинас) – автор и исполнитель спектакля у мусорного бака. С целью, чтоб подтолкнуть, как было сказано.
И очень может быть, что Петров (зимний профиль Жваслая) какое-то принимал участие.
Список мог быть значительно большим. И уж не следовало ли причислить туда тех безымянных авторов (безымянных не потому, что их имена утрачены, а потому, что Носиков их не помнил) – тех авторов книг, в которых героям удавалось переходить из реального мира в мир картины, висящей на стене. Иногда это была особенная картина, иногда герой был наделен особенным даром.
Носиков читал несколько подобных историй, и не они ли исподволь приучили его к мысли о возможности того, что казалось категорически невозможным?
94
Носиков шел по улице, держа белый адрес в голове, а черный – в кармане.
Еще недавно он был бы без задних мыслей рад своей удаче, а сегодня небо хмурилось, несколько раз начинал идти дождь, машины то и дело пытались окатить Носикова водой, проезжая по лужам. И дом, на который вывел адрес, оказался угрюмым и серым – а бывают ли другие дома на Обводном канале?
Носиков поднялся на нужный этаж и, протянув уже палец к звонку, замер, робея.
Для решительных действий он решил представить себя Жуковым, но это не помогло. Женщины сами приходили к Жукову в его одинокую квартиру, и никогда наоборот.
Носиков окончательно убрал палец с кнопки звонка, и тут дверь открылась.
– А я только собрался звонить, – сказал Носиков, оправдывая свое присутствие перед дверью.
– Вам кого? – спросила толстая женщина с сумкой. И тут же крикнула в глубину коридора: – Петя! Антон! Закройте за мной!
Носиков сказал.
– А кто ее спрашивает? – спросила женщина, оценивая Носикова взглядом.
![Валерия Юрьева - Прошлое близко[СИ]](/uploads/posts/books/31646/31646.jpg)
