Мила Иванцова - Сердечная терапия
Яна вздрогнула, когда Игорь взял ее за локоть:
– Выходим?
– Да, простите, что-то я задумалась.
– Хотите зайти куда-нибудь на чашечку кофе или прогуляемся?
Яна огляделась. Владимирская горка зимой, в пасмурную погоду ее не влекла. Сидеть в кафе, слушать воспоминания отчаявшегося человека, глядя ему в глаза, тоже не хотелось. Так лучше уж бродить по городу и слушать его монолог…
– Знаете… Если, вы, конечно, не против… Я так давно не была в Софии, – сказала Яна и махнула рукой вперед.
– О! Я наверняка не был там еще дольше. Пойдемте! – оживился Игорь.
«Ну, вот и славненько! – снова напомнил о себе внутренний голос. – В церкви говорить о личном негоже, даже если там теперь музей. Правда, профессор не ради киевской старины вытащил тебя на свидание, проблема у него серьезная: сам спровоцировал жену на адюльтер, так что выплакаться хочет, посоветоваться, а ты его тащишь по историческим местам столицы!»
«А они лечат, эти места! Молчи мне! Пусть походит, успокоится, а там видно будет», – цыкнула на внутренний голос Яна.
«Кого ты обманываешь?! Забыла, как сама стояла там перед резным позолоченным алтарем, смотрела вверх, на мозаичную Марию с поднятыми в молитве руками, глотала слезы и молча просила ее, чтобы послала настоящего, такого, чтобы с ним не страшно было? Кого ты обманываешь?»
– Хотите экскурсию или вам только входные билеты? – спросила их кассирша, и Игорь оглянулся на Яну.
– Входные, – отозвалась та и незаметно вздохнула.
Действительно, давно не проходила она в эту арку под колокольней, не обходила вокруг самого храма, не сидела на лавочке, внутренне настраиваясь перед тем, как войти. Странные были у Яны ощущения даже во дворе Софийского собора, что уж говорить о пребывании внутри! Не то чтобы она была очень набожной, вера ее была в душе. Ни на службы, ни к причастию Яна не ходила, придерживалась мнения, что в общении с высшими силами не так уж важно, откуда именно ты к ним обращаешься. Но Софию она любила еще с детства, с тех пор, как бывали они здесь с мамой. Мама, правда, была атеисткой советского образца, но водила дочь сюда, как в музей. А может, даже не веря в Бога, все же невольно и сама улавливала те неисчерпаемые энергии строения одиннадцатого века и прилегающих к нему территорий.
Тогда, в самый тяжелый период своей жизни, Яна ходила сюда по нескольку раз в неделю. Ходила просто лечиться. Молчать. Думать. Смотреть. Украдкой коснуться стены и замереть с закрытыми глазами. Или, наоборот, широко открыв глаза, всматриваться в огромную мозаичную Марию Оранту в алтарной части, поднять голову и искать вверху, между мозаиками, круглые отверстия в стенах, «голосники» – горлышки заложенных в кладку кувшинов для улучшения акустики. Было это для нее тогда религией или искусством древних мастеров, чьих имен никто не помнит, – не важно. Но София словно пропускала через себя ее горькую кровь и возвращала очищенной. А потом эти ворота для нее закрылись. Яна уже несколько лет не возвращалась на место, ставшее свидетелем ее страданий. Может, она решилась сегодня зайти туда именно потому, что рядом был человек, которому подсознательно доверяла, или наоборот – ради этого человека, которому тоже была так необходима сейчас эта «очистка крови»?
В соборе они молчали. Просто шли рядом, останавливались, все рассматривали и снова перемещались на несколько шагов. Расходились, огибая колонны, вглядывались в изображенные на стенах лица мирян и лики святых и снова сходились. Общались взглядами. Яна преодолела возникший когда-то внутри барьер и смотрела на старинные фрески, мозаики и орнаменты, как на давних знакомых, а иногда незаметно разглядывала профессора. Чувствовала, что и его внутреннее состояние в стенах этого здания меняется. Растерянность и тревога в глазах уступили место изумлению и восхищению, и это делало взрослого человека в возрасте «за пятьдесят» похожим на мальчика, который попал сюда случайно, но не мог не проникнуться атмосферой и не поддаться очарованию красок, фигур, линий.
Еще больше напомнил ей профессор школьника, когда он, хитро оглядевшись, коснулся мраморного саркофага Ярослава Мудрого и шепнул Яне:
– Может, и я помудрею, как думаете?
Она прыснула и прикрыла рот ладонью.
Выйдя из храма, Игорь вдохнул полной грудью морозного воздуха, улыбнулся Яне и начал было благодарить за то, что привела его сюда, но она приложила палец к губам и жестом велела следовать за ней. Они обошли здание, остановились у противоположной, восточной стороны собора, где специально была оставлена часть неоштукатуренной древней стены из камня и кирпичей, замешанных на желтках еще в одиннадцатом веке. Яна с серьезным видом посмотрела сначала на Игоря, потом на кирпичную кладку, подошла к стене и положила на нее обе ладони. Господин профессор через мгновение сделал то же самое. Яна улыбнулась одними уголками губ и закрыла глаза. Игорь скопировал и это и вдруг осознал, что даже приблизительно не представляет, сколько прошло времени с тех пор, как они встретились возле станции фуникулера. За высоким каменным забором гудел и суетился в предновогодних хлопотах большой город, а здесь было нереально тихо и спокойно. А еще – малознакомая молодая женщина стояла рядом, прижав ладони к холодной стене. Она сегодня почему-то просто подарила ему часть своего предпраздничного дня.
«Ну, вот и хорошо, – подумала Яна, приоткрыв один глаз и разглядывая мужчину, замершего рядом с закрытыми глазами. – А теперь – каждому свое».
«Кого ты обманываешь?» – скептически хмыкнул внутренний голос.
28
Вадим к утру не вернулся. Звонить ему Александра не решилась, чтобы не мешать. Вчера ночью, когда он так неожиданно помчался на работу, она даже не успела осознать, что происходит, как-то адекватно отреагировать. Может, и не стоило ей оставаться здесь, в чужой квартире? Кто она ему? Правда, он сам предложил… Как-то уж слишком доверчив, ведь почти не знает ее, а оставил дома, дал запасные ключи… Александра тогда еще некоторое время стояла у окна, смотрела на хлопья снега, который валил с неба, и составляла из кусочков прожитого дня целостную картину. Утром работа на рынке (перед Новым годом было много покупателей, это утомляло, но радовало хорошей выручкой), затем на два вечерних часа ее подменила приятельница из соседнего контейнера, а она поспешила в детсад переодеться перед Стасиным концертом. Вдруг позвонил Вадим с предложением ехать туда на его машине, и вечер закрутился. Кто мог подумать, что он так странно закончится? И как бы все пошло, если бы не звонок из больницы? Как бы они сегодня утром смотрели друг другу в глаза и какими словами прощались бы на пороге?
Когда она осталась ночью одна, сон развеялся. Александра убрала со стола, перемыла посуду, положила продукты в холодильник, вытерла стол в кухне. Опять постояла у окна. Походила по комнате. Приоткрыла дверь в спальню, включила там свет. В небольшой квадратной комнате из мебели были только широкая кровать, две тумбочки по обе стороны от нее, зеркальный шкаф-купе и один стул, на который был брошен мужской махровый халат. На стене в рамках висели черно-белые фотографии с видами каких-то незнакомых Александре улиц и домов. На одной была Эйфелева башня.
Женщина замерла, думая, что же ей делать дальше – укладываться спать здесь или лечь на низком диванчике в гостиной, где они ужинали. Накопившаяся за долгий день усталость давала о себе знать – ее клонило ко сну. Из последних сил Александра вышла в коридорчик, зашла в санузел и увидела там вместо ванной душевую кабину, а рядом стиральную машину. Все было устроено по-современному, компактно и удобно. Она разделась и вошла в высокий полупрозрачный домик. Струи горячей воды обожгли тело, она вскрикнула, сон снова слетел с нее, позволив насладиться неспешным купанием.
Торопливо прощаясь в дверях, Вадим что-то говорил о том, что все необходимое в шкафу, но Александра вспомнила об этом уже потом. Она вытерлась его большим полотенцем и прижала его к лицу, вдыхая запах мужского шампуня или туалетной воды, который заблудился в маленьких петельках махровой ткани. Постояла так несколько минут, пока на глаза не навернулись слезы – то ли от воспоминаний о запахе другого мужчины, то ли от предчувствия новой эпохи в ее жизни.
Будильник, выставленный на ее мобильном, просигналил в полшестого утра. Еще не открывая глаз, Александра ткнулась носом в подушку и еще раз медленно и глубоко вдохнула тот же едва ощутимый запах, который вчера уловила в полотенце. Она улыбнулась, быстро встала, заправила широкую кровать, которой занимала этой ночью разве что четверть, прихватила свою одежду и пошла в гостиную.
