Владимир Гурвич - Погибают всегда лучшие
Любой человек сможет занять самый ответственный пост, если докажет свою компетентность; мне понадобятся квалифицированные специалисты. Я призывал телезрителей в исторический день выборов не просто опустить в урну для голосования биллютни с моим именем; это совершенно мало, чтобы навести порядок, мне нужна помощь тысяч горожан, Закончил же я свое телевизионное выступление словами: «Если мы будем вместе, мы победим».
По лицам присутствующих в зале я понял, что моя речь произвела впечатление. Впрочем, меня это не слишком удивило, так как с некоторых пор я открыл в себе талант оратора, и мне все больше нравилось выступать перед публикой. Я повернулся к моему сопернику и ясно увидел, что его настроение переменилось; он уже не выглядел таким благодушным, как в начале; глаза сузились и смотрели пристально и сердито, а на губах играла зловещая улыбка. То ли он был настолько заранее уверен в своей победе, что даже не давал себе труда скрывать свои эмоции, то ли плохо контролировал себя, но у меня сложилось ощущение, что он с удовольствием бы сейчас бросился на меня и растерзал на меленькие кусочки. Но вместо этого Ксения предоставила ему слово, и он начал говорить.
Жанр публичного выступления был явно не самой сильной его стороной, он пытался одновременно и нападать на меня и отбиваться от моих обвинений. Чувствуя, что проигрывает в первом раунде состязания, он постарался побыстрее закончить свою речь.
Я имел полное право торжествовать, однако моя радость была недолгой. Я увидел, как Ксения многозначно смотрит на меня, но ослепленной только что одержанной победой, я не обратил внимание на ее сигнал. И напрасно, так как мои противники перешли ко второму действию, которое и было для них главным, и как я очень скоро понял – тщательно отрепетированным.
Ксения предложила собравшимся в студии журналистам задавать вопросы. И сразу же вырос густой лес рук. Атака началась с расспросов о брате. Причем, они формулировались таким образом, как будто его вина была уже доказана и судом вынесен приговор.
– Ваш брат являлся руководителем фирмы, которая занималась финансовыми махинациями? Не считаете ли вы для себя в таких условиях неэтичным претендовать на пост мэра?
– Не хотите ли вы стать мэром для того, чтобы как-то замять это дело?
– Ваш брат был вашим компаньоном в вашем совместном бизнесе. Трудно поверить, что вы ничего не знали об его грязных делишках?
– Не кажется ли вам, что как ближайший родственник преступника, вам надлежало бы отказаться от участия в предвыборной кампании?
После того, как я с большим трудом отбился от этого натиска, опровергнув все обвинения в адрес Алексея, на меня тут же обрушился вал второй атаки. И надо признаться, она меня обескуражила даже сильнее, чем первая, ибо я не знал, что моим оппонентам известен этот один из самых тяжелых эпизодов моей биографии.
– Когда вы руководили группой антитеррора, по вашей вине погиб человек. Почему так случилось? Не чувствуете ли вы себя ответственным за его гибель?
– Как может человек, который виноват в гибели другого человека, претендовать на руководство целого города?
– Если вы пожертвовали тогда человеком, то где гарантия, что став мэром, вы не будете вести себя аналогичным образом. Тем более на всех углах вы кричите о том, что собираетесь объявить войну преступному миру?
– Да, такой случай был в моей жизни. Я руководил отрядом, который вел бой с бандитами. Как командир, я должен был принимать решения, а ситуация была такова, когда любой мой приказ означал, что я посылаю людей под пули. И я принял решение, но оно оказалось ошибочным. Погиб не просто сослуживец, мой подчиненный, а близкий мне человек, о котором я скорблю до сих пор. Я не снимаю с себя вины, но в таком деле, как борьба с терроризмом, цена ошибки часто является жизнь. Мне тоже отдавали приказы, и я тоже шел под пули и не раз мог погибнуть. И поэтому я лучше многих из вас знаю цену жизни, и я больше не хочу никем жертвовать, не хочу отдавать такие приказы и не хочу, чтобы рядом со мной погибали люди. А в нашем городе это происходит регулярно; всех тех, кто встает поперек дороги местным преступным кланам, рано или поздно находят мертвыми. Или вообще не находят. И я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы темное облако насилие больше бы не висело над этим городом и не проливалось бы кровавым дождем.
Едва я отразил этот приступ, как начался третий штурм, еще более неожиданный для меня. Потому что на этот раз речь пошла о моей семейной жизни, а значит о моем моральном облике.
– Ваша семейная жизнь не удалась, причем, инициатором развода стала ваша жена. Коли вы не сумели создать здоровую семью, то где гарантия, что вам удастся наладить жизнь в городе?
– Почему от вас ушла жена? Разве от хороших мужей жены уходят? У меня тоже есть муж, но я не собираюсь от него уходить. А в результате без отца оказался ваш сын? Я думаю, что ни одна порядочная женщина в городе, которая обеспокоена судьбой своих детей, не станет голосовать за человека, который бросает семью и своего ребенка.
– Вы правы в том, что инициатором развода стала моя жена. Но мы разошлись с ней по взаимному согласию, она встретила другого человека, которого полюбила. И неправда, что мой сын остался без отца; я был, есть и буду его отцом. А то, что я в силу определенных обстоятельств не живу с ним, совсем не означает, что мы перестали быть самыми близкими людьми. Я думаю, что у некоторых из вас да и у части телезрителей тоже не сложилась личная жизнь. Но разве это означает, что таких людей мы должны изгонять из наших рядов, считать их изгоями общества, не доверять им серьезных дел. В таком случае многим ответственным лицам пришлось бы покинуть свои посты. Неудачи в браке делают нас более взвешенными, осторожными в выборе людей, с которыми мы имеем дело. Так что до какой-то степени разведенный человек в чем-то может быть искушенней, чем благополучно женатый.
Время, отведенное для передачи, истекло, и я с огромным облегчением вздохнул. В студии было жарко, но пот катился с моего лба не только по этой причине. Поглощенный своими переживаниями, я даже не заметил, как покинул со своей обширной свитой поле только что закончившейся битвы мой соперник. То, что он даже не попрощался со мной, говорило о том, что он был не в восторге от того, чем закончился поединок. Меня окружили журналисты, и на меня снова обрушился град вопросов. Но на этот раз они были более благожелательными и снисходительными ко мне. Даже те, кто задавали самые ядовитые из них, сейчас прикусили свое жало и интервьюировали меня без особой злобы. Я понимал, что их нападки во многом объяснялись не расположением ко мне, а тем, что в большинстве своем они были вынуждены играть роль, которую им навязали силой или подкупом. И теперь, отработав свое, в этой неформальной обстановке они стали выказывать подлинное ко мне отношение.
Мы проговорили еще не меньше полчаса, и этот многослойный диалог принес мне гораздо больше удовлетворения. И все же я чувствовал, что мне не удалось до конца преодолеть настороженность. Наконец все разошлись и я с облегчением вздохнул, надеясь, что смогу немного передохнуть. Я чувствовал усталость не от того, что пришлось в последние дни, готовясь к телеэфиру, много работать, а от сопровождаемой этому труду нервной перегрузки. Неожиданно ко мне подошла Ксения. После передачи я потерял ее из вида и не предполагал, что увижу ее сегодня еще раз.
Она внимательно, как врач больного осмотрела меня.
– Устали? – Она спросила без участия, просто констатируя факт. Но и это был уже немалый прогресс в наших отношениях.
– Да. Не ожидал такой массированной атаки.
– Я вас предупреждала.
Я кивнул головой: факт был, что называется налицо.
– Тут есть небольшое кафе. Хотите выпить кофе?
– С удовольствием, – сказал я, слегка ошарашенный неожиданностью и щедростью этого предложения.
Кафе оказалось маленьким буфетом, втиснутым в узенькую комнатенку, где с трудом уместились барная стойка и три стола. Я взял по чашечки кофе, и мы заняли один из них.
Ксения помешивала давно растаявший в черном, как смола кофе, сахар и о чем-то думала.
– Мне хочется вас спросить, – вдруг сказала она, – тот эпизод, когда погиб ваш товарищ, это правда?
– Правда. Я принял неверное решение – и он погиб.
Я стал рассказывать ей, как все это случилось. Ксения слушала меня, не перебивая.
– И как вы живете с таким грузом, зная, что по вашей вине погиб человек? – спросила она.
– Я сильно переживал. Но что я мог еще сделать. Однажды, когда у меня неплохо шел бизнес, я безымянно перевел его вдове приличную сумму. Она, наверное, до сих пор гадает, откуда свалились на нее это деньги. Что я могу еще? Застрелиться? Но что это даст, этим его не воскресить. Вместо одной смерти, будет две. Подумайте о том, что ситуация могла быть прямо противоположной, не я, а он мог бы отдать неверный приказ. И я бы отправился его выполнять. И тогда я бы с вами сейчас не разговаривал. Я не знаю, что вам еще сказать по этому поводу.
