Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cамка cкорпиона
Вскоре она убедила купить сотовый и меня. Жена не могла, даже бизнес не поспособствовал. А Любава сумела. Мы стали встречаться и в будние дни. Я – под прикрытием дел, она – под личиною шопинга. Кстати, в отличие от меня, она практически не лгала: действительно, отработав день в офисе мужа, брала у него деньги и отправлялась туда, куда он давно наотрез отказался с ней ездить, встречалась со мной и таскала уже меня по всем этим галереям, пассажам и бутикам, до полного моего физического и психического изнурения, а затем вскарабкивалась на меня в салоне шахи – и неизвестно еще, кому повезло.
Когда обстоятельства не позволяли встречаться, мы перезванивались. Если неподалеку были жена или муж, переписывались эсэмэсками. О чем бы мы с нею ни пели в эфире сотовой связи, рефреном нашей любви шел безжалостный стеб над законными половинами.
В этом хмелю пронеслись конец осени и зима.
Как-то раз я повстречал в зоопарке отца. Я шел по дорожке к стоянке, а он выходил из «Террариума». С неба сыпала морось, под ногами скользил серый лед в проталинах мартовских луж. Я вдруг осознал, что не видел родителей целую зиму.
Поулыбались, посетовали на занятость. Фальшиво вздохнули. За отчужденностью таилось что-то помимо рутины мелькания дней. На вопрос «Как дела?» каждый ответил то, что и должен: «Все хорошо». Отец вдруг спросил:
– А что у тебя с диссертацией?
– Да как сказать… – Я занервничал. – Она утратила актуальность.
– Ну, это не проблема. Времена, конечно, меняются. Но тебе пора защититься. А давай мы изменим название твоей работы, например, на такое: «Адаптивное поведение скорпиона в условиях ограниченности жизненных ресурсов».
– Знаешь папа… – Я забегал руками, отыскивая сигареты. – Я долго думал… – Мокрый ветер гасил зажигалку, но я все же справился. – И, в конце концов, пришел к выводу, что не нужно мне это. И принял решение… – Глубоко затянулся и выдохнул. – Я решил ее бросить.
Отца передернуло.
– Ты серьезно?
– Серьезнее не бывает.
– То есть, пять лет работы – коту под хвост?
– Ну почему же коту…
– Хорошенькое дельце… И чем ты собираешься заниматься?
– Тем же, чем и всегда. Скорпионами. Только раньше я работал на них, а теперь они работают на меня.
Отец сощурился.
– Любопытно… И каким же образом?
Я вкратце объяснил.
– Ты продаешь скорпионов из лаборатории?!
Я не стал перед ним увиливать.
– Ты греешь руки на том, что дано тебе государством? Попросту говоря, воруешь?!
– Если тебе так нравится это слово, да.
Отец смотрел на меня в упор. Я не дрогнул. Он первым смятенно отвел глаза.
– Я надеялся, мой сын станет приличным человеком.
– Приличным? А это как? Жить той унылой жизнью, которой жил ты и все твое поколение? Пописывать статейки, изображая карьеру ученого, чтобы превратиться в итоге в нищего?
– Не все сводится к деньгам. – Отец помрачнел. – Я жил нормально. Все мое поколение жило нормально. На быт хватало. А что до науки, награда ученого лежит в иной плоскости. Я делал вклад в большую исследовательскую работу, в общее дело. И я надеялся, что и ты…
– Какое, к черту, общее дело, папа! Я хочу жить в удовольствие! В свое удовольствие! Не знаю, сколько это протянется, но давай назовем вещи своими именами – идет война!
– О чем ты, сынок?
– Конечно, войну нам не объявляли. Только дураки теперь объявляют войну. Современная война высокотехнологична. В ней нет фронтов и пушечного мяса, потому что это война экономическая. Умные люди давно осознали: война – это бизнес. Ты посмотри, что происходит с нашей страной. Да что там – со всем Восточным пространством. Мы проигрываем в необъявленной Третьей Мировой. Были грозным противником НАТО, а стали легкой добычей МВФ. Нас раздробили и поодиночке высасывают. Надавали кредитов, но за них придется расплачиваться. А пока есть возможность, все разворовывается. О каком общем деле ты говоришь? Каждый сам за себя! Спасайся, кто может! И я тоже хочу спастись, папа! Я хочу жить сегодня, сейчас! Завтрашнего дня может не быть! Поэтому к черту науку! К черту служение призраку будущего! Мой выбор – реальность. Мой выбор – деньги.
Отец слушал с болезненным выражением, словно внутри у него нарастал мучительный спазм, а когда я закончил, долго задумчиво смотрел в сторону. Наконец, произнес:
– Может быть, ты и прав…
Мы немного прошлись в угрюмом молчании. Зоопарк окутали сумерки. Задрожали и вспыхнули фонари. Сразу стало контрастнее – и темнее.
Подошли к стоянке. Я предложил подбросить его до дому. Он поблагодарил, но отказался: для него это рановато. Собственно, он вышел купить сухариков к чаю. Он еще поработает.
Иными словами, домой он не торопился.
Я припомнил, что на протяжении минувшей зимы, отправляясь домой и проходя мимо «Террариума», среди черных окон видел свет окна отцовского кабинета. Он работал до ночи. Или просто высиживал время?
– Папа, что у вас с мамой?
Он смутился. Тут же иронически улыбнулся.
– С тех пор, как вы забрали от нас Малыша, мать не знает, куда себя деть. Сживает меня со свету.
– Что значит – сживает?
– А-а… Тебе это ни к чему. Доживешь до моих лет, сам узнаешь. Удачи, сынок. – Развернулся и зашагал во тьму.
Малыша мы забрали еще осенью. Так решила жена, вроде как заскучала, проявился материнский инстинкт. Хотя, за все время ее материнства что-то не заметил я в ней родительской радости. Не поймешь этих женщин. М-да уж, таинственное существо.
Я уточнил: «Ну, и кто теперь будет с ребенком сидеть?» Она отмахнулась: «Не заморачивайся, разберемся». По едва уловимой туманности глаз я вдруг заподозрил, что «разберется» она не в мою пользу.
Она определила Малыша в элитный детсад. С утра до ночи. Простой был под окнами, а до элитного нужно ездить. Да и оплата кусалась. Сама, естественно, – на работу, за рулем корпоративной машины.
Подозрение оправдалось: отвозить и забирать Малыша пришлось мне. На семейном автомобиле.
С той поры, как я втянул Соломоныча в дело, ходить на работу необходимость отпала. Под прикрытием шефа я быстренько управлялся с поставками, а большую часть времени проводил безвылазно дома. Жену устраивало, что я здесь – домохозяйка. Меня же устраивало, что она приходит лишь ночевать. Благодаря свободному графику каждый располагал своим временем. Мне это дарило уют домоседства. Ей – свободу порхать где-то там. Возможно, все это и не очень нормально. Но кто сказал, что жизнь современной семьи – нормальна?
Ситуация складывалась абсурдная: презрев мораль, я стал примерным семьянином. Каждое утро, сбагрив обузу в детсад, я отправлялся зарабатывать деньги. К обеду я возвращался домой, готовил пожрать, конечно, себе, а заодно и всем, кто со мной проживал. Затем сладко дрых, пока под ухом не звякала эсэмэска, где и когда мы сможем сегодня встретиться. После свидания сломя голову несся в детсад, чтобы забрать Малыша до того, как меня станут разыскивать. Потом кормил, укладывал спать, а то и читал сказки, если обуза засыпать не желала – а она не желала, как правило, хоть убей.
Теперь я знал точно: семья есть искусство. И если не лезть в экзистенциальные дебри и морализаторство, не заморачиваться, не париться, быть проще и смотреть на жизнь легче – то, в общем-то, все было хорошо.
7
Неприятности начались с появлением Кеши.
Я, правда, не знал еще, что это именно неприятности.
Был апрель. В зоопарк приехала делегация из Америки. Вихрем пронесся слух о вероятном создании «СП». Собственно, речь шла конкретно об «Обезьяннике», но возбудились все: вдруг что-нибудь, да обломится. От лаборатории командировали меня, как штатного проходимца.
Войдя в «Обезьянник», я увидел друга студенческой юности. Мы обнялись. У Кеши все было окей. Он работал в национальном зоопарке Сан-Диего. Непосредственным его профессиональным делом в науке стал малоизвестный вид обезьян – «бонобо».
На следующий день собрались втроем: я, он и Андрон. Сентиментальная встреча старых друзей, ностальгия. Точнее говоря, встретились вчетвером, ибо к Андрону, как это водится, приклеилась баба. Никуда уж не деться. Любава. В плане визита стояла лекция о «бонобо», которую должен прочесть гость из Америки. Конференц-зал. Я сел слева, Андрон справа. Любава промеж. Под грохот аплодисментов Кеша взбежал на трибуну…
Бонобо – редкая порода африканских обезьян. Близкие родственники шимпанзе, бонобо выглядят много изящней: высокий лоб, алые губы, длинные ноги. Питаются фруктами и, в отличие от родни, никогда не охотятся на других обезьян. Латинское имя этих приматов – Pan Paniscus. Но ученые называют их «бонобо», образуя от слова глагол, не имеющий печатных синонимов. Проще говоря, подразумевается секс. Бонобо – единственные из животных, которые могут совокупляться лицом к лицу. Впрочем, не только. Репертуар их позиций настолько богат, словно они прочли «Кама Сутру». Как минимум, они развлекаются поцелуями. При желании практикуют секс оральный, гомосексуальный, бисексуальный, групповой, а также сольный – и это помимо банального коитуса, коему предаются каждые полтора часа. Шимпанзе и бонобо одинаково родственны человеку. Когда-то у них были общие предки. Но всего каких-то парочку миллионов лет назад человекообразные обезьяны разошлись по разным путям развития. Шимпанзе агрессивнее, между ними часто бывают драки. В их племени предводительствуют самцы. Бонобо – деликатнее. В стае лидируют особи женского пола. Бонобо воинственность чужда: все агрессивные тенденции вытеснил секс. Многие полагают, что человек биологически склонен к конфликту, к войне. После знакомства с бонобо этого нельзя с уверенностью утверждать. Возможно, у человечества есть альтернатива, и возможно, человек не совсем таков, каковым по привычке себя считает. Между прочим, у нас с бонобо 98 % общих генов. Неудивительно, что в Америке появилось общество «Polyamory society». Его члены уверены: только подражая любвеобильным предкам, человек получает шанс спастись от порочного человечества. Всякий раз, едва возникает конфликтная ситуация, бонобо не дерутся, а совокупляются. Сообщество бонобо, эту живую утопию, связывают узы гораздо более эффективные, нежели деньги и власть. Теория эволюции, как и любая наука, подвержена моде. Перед Второй Мировой войной ученые объявили нашими предками павианов, известных жесткой иерархией внутри стаи, воинственностью к чужакам и агрессивностью к слабым особям. После кошмара войны биологи склонились в своем выборе предков к более «интеллектуальным» человекоподобным – шимпанзе. Сегодня на нашем горизонте взошли бонобо. Они подают пример иной философии жизни. Они учат мудрости и гармонии, естественной бесконфликтности, взаимообусловленной радости. И кто знает, возможно, когда-нибудь наступит такая эпоха, когда мы резюмируем без тени иронии: «Любовь побеждает всё»…
