Сергей Носов - Страница номер шесть (сборник)
Нет. То есть да. Да, слушаю (слушал). Продал оптом. Как раз был пик интереса к нашей стране.
Арт-бизнес. В своей первобытной формации. Все тогда так и начиналось – примерно. (Только оптик при чем?)
– Он и совратил моего Ленечку.
Мужа. Оптика. Так!
Заметив, что я оживился, сочла нужным добавить:
– В переносном смысле, конечно.
История с ее Леонидом оказалась и верно невероятной. С первых же слов.
Я попросил помедлить с рассказом, нашел в себе силы встать и пошлепал босиком по холодному полу в сторону стола. У нас была не допита мадера из майорских заначек.
По правде говоря, я не ожидал, что во мне что-нибудь екнет сегодня – еще. Но когда возвращался к Юлии (от стола) с емкостью вожделенного напитка, екнуло, екнуло характерно – ибо умудрился взглянуть на нее, на Юлию (который уже, получается, раз в эту ночь?), новым опять-таки взглядом. И себе удивился приблизительно так: «Йой, – подумал, – йой-йой».
Кошка египетская.
Она поставила стакано-фужер на колено, так что он возвышался теперь на уровне ее подбородка. Стакано-фужеру по физике надлежало упасть, но не падал, держался. Она продолжала. А я лег, скривив шею, как прежде. И слушал.
Итак – он – бывший оптик – по наущению своего московского приятеля – решил – стать – скульптором.
Скульптором – sic!
Многоопытный московский приятель брался через кого-то в Германии организовать там у них и продать (что главное: успешно продать!.. всю, целиком!..) большую выставку работ из бронзы. Безумные деньги. Слишком безумные деньги! И лежат под ногами – почти. Он, разумеется, знал, многоопытный московский приятель, механизм безвозвратного вывоза, однако по бумагам возвратный – хоть костей динозавра! – чего бы то ни было! – был бы только объект. Была бы выставка только – любых работ. Из бронзы. И новое имя. Своего человека. И он убедил своего человека – Леню, бывшего оптика, бывшего Юлиного мужа – сделаться скульптором.
С фужером на голом колене.
(Стаканом.)
А как?
Элементарно. (Отбросив подушку и увлеченно.)
1) Необходима собственно бронза (в то время у нас довольно дешевая). Обыкновенный лом – для литья. Водопроводные краны, сочленения, переходники, их делали тогда из латуни и бронзы. («Я еще, дура, сама с ним ходила, покупала у водопроводчиков на Сенной...» – «Вот как? Так ты тоже сенная?»)
2) Необходим воск – для болванок.
3) Необходимо с помощью папье-маше снять маски и не важно с чего, хочешь – с гипсовых пионеров...
Вместо «зачем?» я спросил:
– Яблоко хочешь?
– Да.
Захрустев:
4) Арендовать какую-то центрифугу. Этакая печь, страшно дорого стоит, – для плавки. Их будто бы в городе две (из доступных)...
5) ...
6) ...
7) ...
– А что должно получиться?
– Что получится, то и должно. И чем аляповатее, тем лучше. Нечто концептуальное. С ярко выраженными дефектами. Как бы литье слабоумного.
Я представил.
«Второе дыхание бронзы».
Юлия выпила половину.
Тщетно пыталась она его вразумить. Он увлекся безумной идеей. Леонид залезал все дальше в долги. Он скупал у водопроводчиков бронзу.
– И таскал ее домой, представляешь? Продал мою шубу, в апреле, за копейки. Ему нужны были деньги на центрифугу. Он торопился...
– И ты разрешила?
– А что я могла поделать? Я же говорю, у него поехала крыша.
Бедная Юлия.
– Понимаешь, он всех убеждал, что он скульптор. Гениальный скульптор. В конце концов, убедил в этом себя. Он был уверен, что создаст нечто необыкновенное – как только представится возможность.
Но до центрифуги дело не дошло. Леня вышел на некую общественную организацию. Показал заинтересованным членам правления фотографии якобы своих работ и, к сожалению (не к моему), не был своевременно уличен в подлоге.
Ни много ни мало ему заказали большой бронзовый бюст – требовалось увековечить память некоего авторитета. И он согласился увековечить! И получил деньги, крупные деньги – аванс и на расходы!
Потом поехал в Москву за технологическими инструкциями к своему многоопытному приятелю и, не застав его дома, отправился – куда бы я думал? – да на ипподром, где и проиграл все до последней копейки, поставив не на ту лошадь. Чужие деньги.
– Невероятно. Как же ты жила с таким, Юлия?
– Сама не знаю. Я ведь тоже немножечко авантюристка, но все-таки не до такой степени. Слушай, что дальше.
Ставит на пол фужеро-стакан, потянулась через меня бросить в пепельницу огрызок, я поймал ее рукой за плечо, попытался обнять (чтобы спасти равновесие), но она легко увернулась, стремительно выпрямившись, – ей закончить хотелось историю.
– И вот приходят. За долгом. Долмат, казначей и еще трое амбалов. То, что Долмат и казначей, я потом узнала. Помню, меня поразило ужасно, что Долмат был с тростью и в тройке, а казначей в задрипанном джемпере с нарукавниками, какие-то такие киношные оба... Ленька, конечно, струсил, оправдываться стал. Казначей с амбалами его на кухню увели, «поговорить». Я стою у окна...
– Ты красивая, Ю.
– Я стою у окна, – повторила Юлия, Ю. – Долмат в кресле сидит, на меня смотрит, как ты... внимательно... и спрашивает: «Вы жена Леонида?» Я говорю: «Да». Он: «Я вам сочувствую». Ну что ж, пусть сочувствует. Молчим. Он: «Меня зовут Долмат. (Вот когда.) Ваш муж нас не представил. А как ваше имя?» Говорю: «Юлия». Он: «Вы не бойтесь, Юлия, мы люди интеллигентные». Тут возвращаются все пятеро – казначей, три амбала и мой, вроде живой, но очень расстроенный. Казначей говорит: «Для начала опишем все, что есть», – и смотрит на мебель. А на подоконнике лежала колода карт Ленькина. «Так вы, значит, игрок, милейший?» – говорит Долмат, поднимаясь. Подходит к окну, берет колоду и неторопливо тасует. «Предлагаю игру. Вы тащите карту. Если красная масть, я беру на себя весь ваш долг и еще плачу вам от себя половину. Если черная – Юлия будет моей». – «Это как так?» – спрашиваю, а больше и сказать ничего не могу. Обалдела. Казначей: «Опомнитесь, Долмат Фомич, вы с ума сошли, не делайте этого!» И тут Ленечка мой: «Я согласен, говорит, играем!» А мне: «Будь спокойна, я выиграю!» Ну, я вышла из комнаты. Через несколько секунд он следом, белый как молоко: «Прости, я проиграл все. Включая тебя!»
Юлия замолчала.
Драматизм последних слов произвел на меня неожиданно сильное впечатление, даже слишком сильное. Драматизм долматизма. Я не выдержал и засмеялся.
– Ты не веришь? – спросила Юлия удивленно.
Тело мое лишь вздрагивало в ответ. Сначала я смеялся в подушку, отвернувшись от Юлии, но потом сел рядом с ней, хотел обнять – куда там! – спазмы не позволяли!.. Меня всего скрючило.
– Но почему? – удивлялась Юлия.
Я чуть не рыдал. Давно меня смех так не мучил.
Она тоже стала смеяться. Ей стало весело – оттого что я не поверил ей. Это, наверное, действительно очень смешно: я ей не верю. Мы смеялись, то отворачиваясь друг от друга, то сталкиваясь лбами.
Наконец обнялись, насколько это могут смеющиеся.
– Почему? Почему?.. – все еще не унималась Юлия.
– Извини... но я... хорошо знаю... Долмата...
– Ты?
Я. Я ласкал ее ухо. Я. Я знаю Долмата. Пробовал зубами мягкую теплую мочку, отнюдь не смешную.
– Ты не знаешь Долмата совсем... Он умеет быть разным.
Серебряная сережка выскользнула из моих губ, мы соприкоснулись носами.
– А ты бы хотела... чтобы я взял и поверил... что ты взяла вот так... и позволила... вот так... себя проиграть... или выиграть?
– Что же в этом особенного?.. Почти все женщины, которых проигрывали мужья, с легким сердцем шли к победителям...
Словно мурлыкала – приводила бесспорно достоверные исторические примеры – сбивчиво и торопясь, но все же упорно упорствуя в своем желании высказаться: героинь помянуть поименно. Вопреки вкрадчиво-наступательным действиям с моей стороны.
В этот раз мы были чересчур болтливы. Вместе и уронились.
– Бюст из бронзы, – спросил я зачем-то, – он чей? Для кого?
Прошептала:
– Терентьева бюст.
Мы прилипли друг к другу, сплелись и больше не занимались бессмысленными разговорами.
4
Под утро мне приснился сон ..................... Скалистый остров .................
Надо открыть. Итак, это случилось утром; то, что случается утром, менее всего походит на сон. Надо открыть, Юлия. Звонок. – Не открывай. – Нет, надо открыть, Юлия. – Зачем? – Ну как зачем? Разве не надо? – А ты думаешь, надо? – А разве не надо? – А ты думаешь, да? – Да, Ю. Она спряталась у меня на антресолях. – Меня нет. – Я отворил дверь, и действительно – он.
Нет, просто если звонят, надо открыть. Вот и вся философия.
– Наконец-то, – промолвил Долмат Фомич, войдя и сняв шляпу. – Слава Богу, нашел. – Он повесил шляпу на ручку двери (перед отъездом Екатерина Львовна продала вешалку). – Я уже испугался за вас.
Я молчал. Не надо за меня пугаться.
– Где же вы пропадаете? Почему не посещаете наши обеды? Зачем вас нет вместе с нами?
Молчу.
– Плохо, голубчик, – стыдил Долмат Фомич, – мы к вам с открытым сердцем, а вы?.. Вы нас игнорируете... Ведь это так называется... игнорируете!.. После всего, что между нами произошло... («А что, собственно, между нами произошло?») ...так поступаете с нами?.. Ай-яй-яй. Вы же член Общества, Олег Николаевич!
