Александр Лапин - Вихри перемен
В эту секунду Анатолий понимает мотив друга: «Ему адреналина не хватает. Скучно ему на этой работе. Да, многие из наших, кто привык воевать, так тоскуют по живому делу. Но здесь-то нам зачем конфликты?»
Он подсаживается на диванчик и, чтобы как-то переменить тему, сбить напряжение, спрашивает Сулбанова наугад:
– А вы, случайно, не из Казахстана? У нас там немало знакомых ваших сородичей.
– Я из Узун-Агача! – неохотно, но из вежливости отвечает Вахид.
– А я из Восточного Казахстана, – старается увести разговор в другое русло Казаков.
– Да, я там бывал не раз! – ведется на тему чеченец.
– Вот как? А где, если не секрет?
Но Пономарев снова берет инициативу в свои руки и упрямо пытается осадить Сулбанова:
– У вас даже в обычаях все какое-то не такое. Девушка, отказывая жениху, говорит: «Он даже не способен барана украсть!» Такой вот у вас менталитет.
Анатолий чувствует, как сидящий рядом мужчина напрягается, пытаясь сдержать растущее, закипающее раздражение. Он понимает, что еще несколько минут такой беседы – и будет скандал, может быть, драка.
В отличие от Алексея, он, родившийся в многонациональном Казахстане, намного лучше понимает особенности характера соседей по большой коммунальной квартире под названием СССР.
Он встает. И взглядом показывает Лехе на дверь. Мол, выйдем. Дело есть. Тот неохотно поднимается. Но идет за ним.
В холле Казаков говорит ему первое, что приходит в голову:
– Слушай! Я там, на улице, видел какой-то подозрительный грузовик. Остановился на том краю. И стоит. Надо бы проверить. Послать ребят.
Пономарев живо реагирует:
– Сейчас пошлю! – а потом добавляет: – Ну, как тебе зверюга?
Анатолий ничего не отвечает. Только кивает головой в ответ. А сам думает: «Рыжие, они прямо, как бараны. Вот уперлись рогами друг в друга».
Но где-то своим внутренним умом он понимает, что дело же, конечно, не в масти спорщиков, а в том, что столкнулись два характера, два взгляда на мир. Вообще, два мира. И дело не только в Алексеевой непримиримости. По всей Москве сейчас идут столкновения между чеченскими и славянскими бандами. Каждая из сторон пытается получить власть над городом. И отголоски этой великой войны слышны везде. Простые москвичи даже не понимают, что происходит. То взорвут какого-нибудь авторитетного бизнесмена. То убьют вора в законе. Вот вчера только погиб некий Валерий Длугач по кличке «Глобус».
«Так всегда бывает, когда власть слабая. В революцию, в гражданскую, в войну. Здесь особенность только в том, что на сцену вылезают представители небольшого народа, затерянного где-то в отрогах Кавказских гор».
Мысль мгновенно переносит его в родные края, потом в афганские горы: «Здесь, как и там, в сущности, одно и то же. Горы, невозможность быстрого экономического развития. Застой. В итоге, народ застревает где-то на уровне родоплеменных отношений, в Средневековье.
А мы уже прошли эту стадию. Создали мощное государство. Возложили на него свои заботы по защите личности. На него и надеялись. А его больше нетути!
И столкнулись наши люди один на один со сплоченными сородичами и соплеменниками. С другой философией, системой ценностей, образом жизни, религией. Правильно Дубравин мне рассказывал о них после совместной службы в армии. Ведь для них так же, как для индейцев, украсть или ограбить – доблесть. Воровство и бандитизм прославлены и в притчах, и в сказках, и в легендах. Взять хоть эту “Легенду о Гамзате”. Чудная она. Нохча Гамзат поскакал со своими дружками на русскую, казачью сторону. И там украл целый табун белых коней. Но русское войско их перехватило. Окружило. Они убили коней. Сложили из них завал. И спрятались за ним. Держать оборону. Долго бились. Но патроны кончились. И русские к ним подступили. И тогда нохча Гамзат закричал пролетающим мимо птицам: “Сообщите девушкам в нашем ауле, что мы погибли за газават!”
Ну и причем тут газават? То есть священная война. На Кавказе любят красивые слова: “Кровная месть. Борьба за свободу. Газават! Священное знамя ислама!” В большинстве случаев прикрывают ими истинную неприглядную суть. Ох, не раз нам еще отрыгнется эта разница в обычаях и менталитете. Ладно, пойду-ка я обратно в предбанник!»
Он подходит как раз вовремя. Сулбанов, уже раскрасневшийся от еле сдерживаемого раздражения, объясняет молча слушающим русским, что первобытное, кровнородственное общество имеет реальные преимущества над всеми остальными.
Но разговор прерывается в самом интересном месте. Что-то происходит в соседней комнате. Оттуда раздаются громкие голоса. И через секунду из переговорной залы, «как черт из табакерки», выскакивает маленький, юркий, черный лысый человечек. Сгорбившись, руки в карманы – он метеором устремляется к двери. Потом резко разворачивается. Сулбанов и другие чеченцы из охраны вытягиваются. Березовский, а это он, подходит к говорившим, ищет взглядом заслуживающее доверия лицо, обращается к Вахиду:
– Сходи к Бадри, скажи ему, чтоб он подошел к нам, сюда!
И сделав на каблуках поворот на сто восемьдесят градусов, снова улетает в переговорную залу, откуда доносится в приоткрытую дверь его голос:
– Да как ты не понимаешь, что нам надо держаться вместе, а не враждовать. Вчера твой канал опять показал… Я встречался с…
Дверь прикрылась. И никто не услышал, с кем встречался будущий олигарх.
Сулбанов молча идет выполнять поручение шефа. А они снова рассаживаются на диванчики. Дожидаться.
* * *Но вот и дождались. Ребята «ведут» объект к машине. Гущинский ныряет в бронированный «мерседес». Анатолий почти на ходу заскакивает в «Гелендваген».
«И вот такие вот суетливые, вонючие клопы сегодня в фаворе. Наживают состояния. Видно, все перевернулось вверх ногами. А помощники у них – не дай бог. Что-то еще будет!» – думает он, возвращаясь к себе. На базу.
VI
– Не на такую напал! – раздраженно думает Людка Крылова, разглядывая себя в настенное зеркало в прихожей съемной квартиры. Неосторожно мазнув алой губной помадой по губам, она теперь поправляет, размазывает, растирает краску как надо – ровным четким слоем.
Наконец, покончив со своим макияжем, направляется в комнату. И начинает выбирать платье «на выход». Сегодня ее все раздражает. И эта крохотная, убого обставленная однокомнатная квартира в старом панельном доме. И сам район Теплый Стан с его огромными многоэтажными домами размером каждый в целый квартал.
Она с ужасом смотрит из окна на эти человеческие ульи, на эти соты и муравейники и понимает, что в одном таком доме живет население целой деревни.
«Словно какие-то насекомые, – думает она о соседях. – С утра до вечера шуршат, стучат, болтают. Живешь, как в картонной коробке».
А как все хорошо начиналось! В один прекрасный день он все-таки пришел к ней. И сказал именно те слова, которых ждет каждая женщина:
– Собирайся! Поедем! В Москву!
И она поверила, что начинается, наконец, их с Вахидом новая прекрасная жизнь. Без этих его родственников, обычаев, постоянных недомолвок и исчезновений.
И что же? Приехали. Он оставил ее сидеть здесь, в пустой квартире. И чего-то ждать в этой бетонной коробке. А сам все носится, как веник. Работает. И что это за работа? Где-то ходит днями и ночами. С этими своими двоюродными братьями, вместе с которыми они и приехали сюда.
А начался их путь с серьезных подвижек в самой чеченской диаспоре Казахстана. Когда они поняли, что Союза больше не будет. А дело идет к созданию национального казахского государства, то засуетились, засобирались на историческую родину. В Чечню.
Старейшины приняли решение. И род за родом начал сниматься с нажитых мест.
Она была в отчаянии. Все кончено! Пропали все ее многомесячные усилия.
Как она понимает свою маму теперь! Ах, мама, мама! Ты вкладываешь в эти отношения всю себя. Душу. Тело. Стремление к счастью. А он…
Она подошла к шкафчику. Достала таблетку. Положила в рот. Запила теплой, какой-то прогорклой водой из-под крана. Она уже не молоденькая дурочка, чтобы залетать. Все время надо остерегаться. Быть в форме. А ей так хочется иметь ребенка! Да не одного!
Но тогда выход нашелся совсем с неожиданной стороны. В это самое время «нохчи» начали проникать и в Москву. Кто пытался заниматься бизнесом, кто охранять этот самый бизнес. Появились широкие возможности, чтобы проявить свои способности. И дальний родственник Сулбановых Гелани Акмазов позвал Вахида к себе.
Весь род поехал в Чечню, а он с двоюродными братьями – в Москву. И забрал ее с собою.
Тут он быстро продвинулся. Потому что умел «разговаривать» с любыми, даже с самыми отмороженными на всю голову людьми. Тогда все в Москве считали их настоящим зверьем, которое, не задумываясь, пускает в ход ножи и пистолеты. А он играл роль этакого «благородного индейца», друга белолицых москвичей.
Несколько раз он брал ее с собою в рестораны, где собирались московские «нохчи». Среди них тоже были разные люди. И обжившиеся в Москве, слегка лощеные ребята. Важные, комично тщеславные – все в золоте. Чаще всего с русскими нафуфыренными красивыми, но насквозь провинциальными девчонками. Были и бородатые, темные люди, дикого «кавказского» вида. Простые дети гор, еще не испорченные плодами цивилизации. Судя по каким-то их коротким репликам и восклицаниям, они занимались в основном рэкетом. Или охраной своих авторитетных бизнесменов.
