Вячеслав Прах - Дешевый роман
– Есть такие вещи, Габриэль, которые невозможно в этой жизни исправить, но можно помнить о них. Твой пион нес в себе не только образ человека и горечь утраты, но и образ спасения. Твою героиню должен был спасти не пион, Юлию должен был спасти другой человек.
Когда Андриана закончила, я встал и взял ее листы с финалом.
– Спасибо.
И молча ушел. Я не хотел видеть ни ее, ни Эн Ронни. Мне нужно было остаться одному.
– Я даю тебе еще один шанс, Габриэль, – лезвие коснулось спины.
Еще один день прошел в раздумиях. Я думал о словах Андрианы, о Роберте, они очень схожи в своих поступках, но Роберт тогда не подал ей руки. Когда критикуют мою работу, критикуют меня. Когда ненавидят мою книгу, ненавидят меня. Переписывая мой текст, Андриана переписывала меня.
* * *– Она меня растоптала… Знаешь, Эн, я не думаю, что она это сделала нарочно. Для нее ничего не стоило просто взять и закончить чужую книгу, изменить в ней все. Моя работа – это моя жизнь, я с ней засыпаю и просыпаюсь, я думаю о ней каждую секунду, а она взяла и одним мазком уничтожила мой труд. Раскритиковала меня. Нет, ее альтернатива не плохая, я бы даже сказал, стоящая, но это уже чужая работа.
Эн Ронни улыбнулся.
– Не хочу тебе напоминать, мой друг, что я предупреждал тебя. Но даже в этой ситуации можно извлечь определенную выгоду для себя. Ты не хотел бы опубликовать свою книгу в соавторстве? Ах, как же я забыл, что ты не перенесешь такой удар по своему самолюбию.
Мне было не до его скользких шуток.
– Ты живешь в каком-то странном мире, Габриэль. А ты разве не думал, пуская ее в свою работу, что она может внести некие правки? Я никогда не даю читать свою книгу до тех пор, пока не напишу финальный аккорд. И ни одна моя книга еще не нуждалась в соавторстве.
Рассмеялся.
– Вспомни нашу вторую встречу, когда ты принес мне рукопись. Жаль, что это тебя ничему не научило. Лучше бы я ее сжег.
В голове пронесся тот день.
– Да-а, мы живем в мире, где аутизм лечат ремнем. Инвалиды калечат детей. Забавно. Но это к делу никакого отношения не имеет, просто так, мысли вслух. И что ты теперь намерен делать?
– Я отнесу эту рукопись в издательство.
Я и сам от себя такого не ожидал, не то, что Эн Ронни.
– Что ты сказал, прости?
– Я отнесу ее в издательство, – повторил я медленно и громко, словно обращаясь к глухому.
– Я бы не стал этого делать, Габриэль.
– Ты это «ты», Эн, а я ношу свою голову на плечах и имею полное право распоряжаться своей жизнью самостоятельно.
– И с каких пор ты так решил, позволь поинтересоваться.
– С тех пор, как увидел, что цветы топчут, хотя они никому не мешают жить. Но есть такие люди, которые сажают другие цветы на месте растоптанных, еще более красивые. Вот в чем главное отличие Андрианы и Роберта.
Глаза Эн Ронни загорелись.
– Браво, Габриэль. Ты растешь вверх, и я без малейшей иронии рад тому, что ты начал делать верные выводы, как я уже говорил: роль метафоры – великая вещь. Но скажи мне теперь, что ты чувствуешь к Андриане после того, что было. Ты потерял свой пыл?
– Нет, не потерял, и мой пыл еще больше прежнего, в первую очередь, я благодарен ей. Дело в том, что я хотел ее, как предмет вожделения, схватить и получить ее всю без остатка. Осушить весь стакан до дна, утолить свою жажду. Я слепо влюбился в нее, словно в пустышку, у которой нет внутри ничего, только внешняя оболочка, прелесть. Теперь, когда она открылась мне, я больше не хочу ее жадно глотать, как животное, я хочу с ней подружиться, поговорить о многих вещах. Да, мне больно, да, теперь моя работа не принадлежит только мне. Как ты сказал, я теперь в соавторстве с ней, но этот автор достоин стоять со мной в одной строке.
Эн Ронни был возбужден моим рассказом.
– Значит, хочешь стать ее другом, «твоя душа переросла саму себя». Очень любопытно. Уходи, Габриэль. Сегодня мне нужно побыть одному.
Я вышел из книжного и направился к Андриане.
– Он ушел?
Жанна вышла из-за стеллажа.
– Да, он в скором времени вернется, мне нужно уходить.
– Почему он?
Рыжеволосая женщина склонила голову на плечо Эн Ронни.
– Габриэль – это глоток свежего воздуха для меня. Он не знает, как писать для людей, а потому пишет от сердца. Его сердце девственное – оно бесценно.
* * *– Я ждала тебя, Габриэль.
Андриана сидела на нашем с ней месте, в вишневом саду, а возле нее стоял чемодан.
– Ты уезжаешь?
– Да, мой поезд через два часа.
– Куда? Когда ты вернешься?
Андриана попросила меня присесть.
– Габриэль… Я не вернусь. Пожалуйста, выслушай меня, не перебивая. Я не хочу кричать! Прости за мою грубость, я не имела права так с тобой поступить. Ты писатель, твоя рукопись – это твоя душа, никто не имеет права плевать в чужую душу, даже когда она выставлена напоказ.
– Андриана, я наоборот хотел тебя поблагодарить за то…
Она меня перебила:
– Эн Ронни купил меня, купил каждое мое слово, сказанное тебе. Только не бей!
Мое лицо наливалось кровью.
– Я сейчас уеду молча, оставлю тебя здесь, если ты найдешь в себе силы простить меня, то все равно не прощай, мне от твоего прощения не легче. Мне совсем никак! И если бы у меня была возможность продаться еще раз и сказать тебе нежное слово, я бы продалась. Не бей! Лучше беги, спасайся, ведь если в его руках окажется твоя мечта, то ты станешь такой же марионеткой, как я. Не злись, ты не стоишь моей мечты, как и я не стою твоей.
Мой город медленно рушился, ее слова пламенем жгли мою грудь.
– Я тебе не верю.
– Я художница. Я такая же шлюха, как и другие, и готова пожертвовать всем, лишь бы прийти к своей цели. Моя цель – это выставки и признание, я хочу оставить после себя свои труды. Я хочу жить вечно, как ты, я переступлю через трупы, через свое достоинство. Я буду рисовать, пока не сгнию.
– Эти слова тоже купил Эн Ронни?
– Нет, это мои слова и продолжение твоего рассказа было моим. Эн Ронни хотел, чтобы я тебя уничтожила, ему важно было, чтобы ты бросил писать. Я поступила иначе, в нашем уговоре не было сказано, что я не могу тебе помочь закончить твой текст, и я воспользовалась этим. Мне стало жаль тебя, Габриэль, я знала, что после моих слов ты бросишь свою работу. Мне бы хотелось еще от себя добавить, что ты трус. Ты никогда не добьешься успеха, ведь своим делом нужно страстно гореть, любить его, как самое святое в жизни и никогда не отказываться от него, ни при каких обстоятельствах. Сколько бы критиков (я стала их называть голубями) не гадили на мою работу, я всегда ее протирала чистым платком. Я не могла себе позволить усомниться в ней. Это жизнь, в которой постоянно нужно доказывать свою правоту. Принимая мнение другого, ты отказываешься от собственного. Я художница, и даже если я не имею таланта, моего мизинца не стоит ни один из тех, кто обладал божественным даром, если он отказался от своих работ. Мне нужно идти, Габриэль. Надеюсь, ты однажды снимешь свои очки и посмотришь на мир другими глазами.
Она встала и взяла чемодан. Я схватил ее за кисть.
– Что тогда в книжном попросил у тебя Эн Ронни?
Она достала из чемодана небольшой холст.
– Он попросил нарисовать цвет глаз Иуды.
Андриана протянула мне свои глаза.
* * *Я бежал к Эн Ронни и видел в этом картонном холсте оружие, которым можно было перерезать ему горло. Мне больше не хотелось играть в его игры, этот человек неизлечимо болен. Когда я приблизился к книжному, то заметил на дверях замок, впервые за все эти дни двери были закрыты не на ключ. Я заглянул в окно, в помещении было темно. Тогда я приложил ухо к двери и стал прислушиваться. Около часа я просидел под дверью, иногда мне казалось, что я слышал какие-то шорохи, но ни разу за все это время я не услышал шагов. Внутри было пусто. И я, опустив голову, направился к себе домой.
С лестничной клетки я увидел, что дверь в мою комнату была приоткрыта. Я осторожно заглянул внутрь. Все было на своих местах. Если это были грабители, то им просто нечего было взять – стены на месте, матрас тоже. Я поднял подушку и сердце мое застучало сильнее прежнего, там не было моей рукописи.
– Эн Ронни… – все, что я сумел произнести.
Он украл мою работу, но как? Он не знал, где я живу. Или он следил за мной? Я понимал, что сегодня он не вернется в книжный, и ничего с этим поделать не мог. Я даже не имел возможности сообщить о краже, ведь не было похищено ничего ценного. Только моя работа, которую даже не видел никто, кроме Андрианы. В глазах Иуды я не искал своего спасения. Да кому она нужна, моя рукопись? Кто будет ее искать? Я упал в отчаянии на матрас и ждал первых лучей солнца, которые не сумеют просочиться в это богом забытое место, в эту дыру, в десять квадратов. Я ждал, смотрел на часы. Время тянулось бесконечно долго. Я много разговаривал вслух.
Без этой рукописи я – пустое место, Эн Ронни уничтожил меня полностью. Я переводил взгляд на глаза Андрианы, и на мгновение мне даже показалось, что я попросту сошел с ума. Если бы в этой комнате был телефон, то мне бы обязательно позвонили из бюро находок и сообщили, что нашли мою мотивацию к жизни, но не могут вернуть. Зеленоглазая Андриана, бабочка, порхающая в чужих руках – она ничто, лишь телесная оболочка, души которой я все это время не видел. А есть ли у нее душа? Меня никогда и не было в ее жизни, а она в моей была. Я влюбился в иллюзию, это был всего лишь сон. Яркий трагичный сон, обман. Я внезапно проснулся и больше не мог уснуть.
