Вячеслав Прах - Дешевый роман
К этому вопросу я не был готов, а потому решил немедленно покинуть книгу. Я закрыл глаза, а когда открыл их, то находился уже в саду с Андрианой.
Она рассматривала мой профиль, я повернулся к ней.
– Ты знаешь, ко мне только что пришло продолжение. Я знаю, о чем писать, только нужно немедленно перенести свои мысли на бумагу.
– Тебе нужно уйти?
– Нет, Андриана. Ты для меня гораздо важнее моей работы, пусть подождет.
Она улыбнулась и поцеловала меня. Я закрыл глаза, в эту же секунду Юлия схватила меня за рукав и затащила обратно в книгу.
«Она изо всех сил трясла мою руку, пытаясь привести меня в чувство, я вновь ощутил своей кожей холод осенней ночи.
– Я спрашиваю – как?
– Одну секунду!
Я закрыл глаза».
– Андриана, беги немедленно к дому и принеси с собой блокнот и ручку. Я прошу тебя записывать каждое мое слово, я буду озвучивать свои мысли вслух и, возможно даже, пребывать в неком состоянии транса, поэтому, пожалуйста, не пугайся и не пытайся со мной заговорить. Прошу тебя, скорее!
«Юлия отпустила мою руку.
– Вы верно заметили, никак не мог.
Она посмотрела на меня с недоверием.
– Что происходит?
– Юлия, – сказал я осторожно, – возможно, вы мне не сразу поверите, но все, что я сейчас скажу, – это правда.
Я перевел взгляд на цветок.
– Там сейчас душа вашего мужа, в той самой земле, где вы зарыли свою косу. Она ведь была единственным вашим богатством. Вы в полной мере ощутили на себе нестерпимую боль – «что не убивает, делает нас сильнее», ведь так говорят? Но я бы сказал по-другому: «Что меня не убило, то лишило всех человеческих чувств», умертвленные – еще хуже убитых, они не пойдут больше на гибель, а потому подохнет весь мир, а они останутся, чтобы наслаждаться цветами, ведь это пробудит в них чувства. «Что меня не убило, то меня и не спасло» – это звучит гораздо точнее.
Мне показалось, что я украл слова Эн Ронни.
– Господи, – единственное, что она смогла проронить.
Она провела рукой по своим волосам.
– Вы стали хладнокровной, жестокой, бесчувственной. У меня застывает в жилах кровь от одного разговора с вами, ваши слова – это лед.
Юлия отступила на шаг.
– Значит, это был не сон?
– Нет.
– Так кто же вы на самом деле?
Я снова посмотрел на пион, мне хотелось, чтобы и он меня слышал.
– Я тот, кто выдумал этот двор, я выдумал этот город, я выдумал вас. И если вы попросите меня, чтобы я отобрал жизнь у всего человечества, сделал безлюдным ваш мир, то пойдемте со мной, прогуляемся по человеческим трупам!
Юлия приблизилась ко мне, в ее глазах я увидел понимание всего, что я хотел до нее донести. Мой ответ стал для нее некой разгадкой, словно шкатулка, которую она держала все время в руках, внезапно открылась и она рассмотрела ее содержимое.
– Нет, не нужно весь мир, заберите у каждого человека жизнь того, кто ему по-настоящему дорог. Этого будет достаточно!
– Как скажите, Юлия.
Я взял ее за руку и повел к воротам. Рассветало, когда рука двадцатидвухлетнего юноши, рука безжалостного, хладнокровного Армагеддона коснулась утренней, сырой земли этого безымянного города.
Мы вышли на главную улицу. Там впереди, у забора соседнего дома лежал человек. Это был мужчина сорока пяти лет, голова его была повернута в сторону и мы не видели его лица, но я, как автор, прекрасно знал, какова его роль в этой истории.
– Вы знаете этого человека?
Мы приблизились к нему.
– Это мой сосед. Он приходил вчера ко мне, соболезновал, сказал, что скорбит об утрате, он должен был прийти сегодня на похороны. Нет, я с ним не знакома лично, мой муж его знал. Вероятно, он неплохой человек.
– Был неплохим человеком, – я поправил ее. – Был…
– Как вы думаете, Юлия, какие мысли посетили его в последние минуты своей жизни? Сколько никому не нужного смысла застыло в его глазах? Ведь согласитесь, выйти из дома и умереть от остановки сердца в двух шагах от ограды, – этому может поспособствовать лишь особая удача. Это я про себя, а вся ирония заключается в том, что в этом мире без него ничего не изменится. Что он есть, что его вдруг не стало – вам есть до этого дело? И мне нет.
– Да!
Юлия обошла тело, присела к нему и заглянула в лицо.
– Вы увидели в нем своего мужа?
Она покачала головой, а затем добавила:
– Другая увидит.
– Но душа ваша не заболит от чужой боли?
Она медленно встала и обернулась, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Не заболит.
Я никогда не видел глаза хладнокровного цвета.
– Хорошо, следуйте за мной.
Юлия шла позади меня, она все время молчала, а буквально через тридцать шагов я остановился. Впереди лежала молодая светловолосая девушка, лет двадцати, в красивом, бирюзовом платье. (Я смотрел на нее, а видел Андриану, мне стало не по себе.)
– Да, лишиться жизни, когда при тебе молодость и красота – это гораздо страшнее.
Юлия не стала присаживаться на землю, чтобы рассмотреть ее лицо.
– Все в этом мире цветущее не заслуживает внезапной смерти, – промолвила Юлия, – и одно такое тело не стоит и тысячи дряхлых, поношенных тел.
Я мысленно с нею согласился и лишь спустя время заметил, что пустил Эн Ронни в свою работу. Его голос теперь звучит среди нас.
– Вам полегчало, Юлия?
Она не поняла моего вопроса. И посмотрела на меня с вызовом.
– А от чего мне должно полегчать? Разве, отобрав жизнь у другого, возможно кого-то вернуть? Моя просьба – отнять у каждого человека того, кто ему по-настоящему дорог, – это не месть всему миру, а напротив – сострадание, я хочу, чтобы каждый человек почувствовал ту боль, которую чувствую я, перенял ее у меня! Сострадание… Я не сострадаю тебе, человек, я хочу, чтобы ты страдал вместе со мной… Габриэль, мне люди сочувствуют, но как они могут разделить эту утрату со мной, если сердца их – хрусталь – целые, не разбиты на сотни мелких частей? Если слова их горячие не остывают по ком-то.
Мне хотелось обнять Юлию, но вряд ли бы ей это помогло.
– Звон хрусталя. За вас, Юлия!
– За меня, Габриэль».
Я открыл глаза, мы все еще были в том самом саду, где несколько мгновений назад я покинул свою возлюбленную. Она сидела справа от меня, я заметил ее боковым зрением. Рисует. Увлеченно рисует, оценивает. Я произносил слова своей книги вслух?
Повернул голову в ее сторону.
– Я никогда ничего подобного не слышала, Габриэль.
Мне хотелось взглянуть на ее рисунок.
– Ты ничего не записала?
– Взгляни.
Андриана протянула мне свой набросок. На нем были изображены два человека: высокий мужчина и тонкая, как стебель, женщина. Они ходили по человеческим трупам.
* * *– Я хочу ее взять с собой…
Эн Ронни разглядывал книгу в синей обложке, стоя перед книжными полками. Увидев меня, он повернул голову в мою сторону.
– Так возьми! – невозмутимо ответил Эн Ронни.
– Я ведь даже не уточнил, что именно или кого.
Мой собеседник поставил книгу обратно на полку и подошел ко мне.
– Как я понимаю, ты хочешь взять с собой Андриану, так как у тебя слишком узкий круг интересов и все они либо касаются тебя одного, либо твоей новой Музы, художницы Марсель. Кстати, какова она на вкус, женщина-вдохновение, или ты ее еще не попробовал?
– Мне бы не хотелось с тобой делиться подобным…
Он улыбнулся.
– Понимаю. Когда влюбляешься в человека, он становится для тебя идолом и возносится над богами и ангелами. Святейшее существо из плоти и крови, ты еще не знаешь о ее грехах? И весь тот чертов мир, со своими страстями, который вас не достоин, становится неким походом в кино. Смотришь на людей и не ищешь себя среди них. Ты еще не смотрел в этих линзах на небо? Момент! Наслаждайся влюбленностью, ведь все наши боги рано или поздно падают.
Мне иногда казалось, что у Эн Ронни нет ни одного друга, с которым он мог бы пообщаться о богах.
– Так куда ты хочешь взять ее плоть, Габриэль?
– В книгу.
– Я бы очень удивился, если бы услышал от тебя другое место для вашего с ней путешествия. Например, Ботанический сад. Зачем твоей книге она? И есть ли там для нее свободное место?
– Ты ведь сам говорил, Эн, что отношение к тексту, к героям меняется, когда автор начинает чувствовать мир по-другому. Не так, как несколькими днями ранее, когда он еще садился писать в одиночестве. Меня переполняет Андриана и я хочу ее выплеснуть на бумагу.
Он показал мне на стул.
– Присядь. В ногах правды нет, ты ищешь ее в моих глазах, ту правду, которая бы тебе пришлась по вкусу. Знаешь, Габриэль, я не считаю твое решение верным, но вне зависимости от моего совета, ты все равно поступишь по-своему, иначе быть не может. Много ли наставлений от понимающих людей тебе пригодились в жизни? Много ли горящих сердец остыло от чужих холодных слов? Люди перегоревшие говорят от ума, люди из пепла восставшие говорят только правду. Сердце слепое…
Он хотел еще что-то добавить, но замолчал, задумавшись о чем-то своем. Через несколько секунд он вернулся ко мне.
