Маргарита Азарова - Оцелот Куна
Так незаметно пролетела осень. Наступила очень морозная зима. Термометр зашкаливал за минус 35 градусов по Цельсию. В связи с морозами рынки были временно закрыты, и Карен много времени проводил с Нонной. Приближался Новый год. «Людей не переделать, – думала Нонна. – Очень странно, что все верят в то, что уж в Новом году их мечты непременно сбудутся. И жизнь точно переменится к лучшему, ведь живём-то мы будущим и думаем, что горести сегодняшнего дня временные, но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное». Но всё же Нонна тоже ожидала новогоднего чуда, осознавая противоречивость своих мыслей.
Нонна думала, что на праздник Карен поедет на свою родину, но он сказал, что там его никто не ждёт, и, если она не возражает, то он составит ей компанию в новогоднюю ночь. Она была очень рада такому предложению.
31 декабря сели за стол примерно в 21.00 – проводить уходящий год. Стол ломился от яств. На нём было буквально всё, что в классическом варианте раньше во времена продуктовых заказов у уважающих себя людей было на праздничном столе: неизменное шампанское, красная икра и даже чёрная, сёмга, балык, колбаска сырокопчёная, шпроты, грибочки, свежие огурцы… и холодец, который Нонне удался на славу. Ну, а главным украшением стола был, конечно же, салат оливье. Нонна относилась к нему с таким же почтением, как к одноимённому артисту Лоуренсу Оливье, который восхищал её не только ролью адмирала Нельсона, но и тем, что был мужем «унесённой ветром» Вивьен Ли.
Карен и Нонна выпили за уходящий год. Карен говорил витиеватые тосты. Нонна чувствовала себя окрылённой, опьянённой тайной предстоящей ночи.
Она улучила минутку позвонить Катерине, с которой в последние годы они почти все праздники отмечали вместе.
– Я к тебе обязательно приеду через пару дней, Катюха, подруга ты моя дорогая, – обещала ей Нонна, – как я рада, что ты у меня есть. Ты не представляешь, как мне сейчас хорошо. Ты меня не осуждаешь?
– Не говори ерунды, – сказала Катя, – я приму любое твоё решение, главное, чтобы ты была счастлива или хотя бы чувствовала себя такой. Иначе для чего мы живём? А уж кому, когда и как суждено познать счастье – предугадать нельзя. С Новым годом, дорогая, счастья тебе, Нонночка!
Когда президент поздравлял по телевизору народ с Новым годом, Карен эффектно открыл бутылку шампанского и разлил его в красивые хрустальные фужеры на длинных ножках. И на самом деле Нонна давно уже не ощущала себя такой счастливой. Она опять чувствовала себя молодой, не хотела думать о разнице в возрасте, если это не смущает его, и он хочет её присутствия в его жизни, то почему она должна отказываться от счастья для себя и дать счастье Карену. Казалось, что всё подвластно её чувствам, все фантазии возможны. Шампанское ударило ей в голову…
Карен на неё пристально смотрел, и Нонна, как заворожённая, смотрела на него, в тёмную глубину его глаз, сердце её учащенно билось, и скрыть это никак не удавалось, потому что грудь предательски вздымалась как кузнечные меха. Кофточка на ней была гипюровая, прозрачная, красного цвета, и лицо уже тоже становилось пунцовым – и не только из-за коварного действия шампанского. Нонна не успела выбраться из этого полуобморочного состояния и даже не успела осознать и понять, как очутилась в крепких объятиях Карена и была бесцеремонно брошена на кровать. Сил и желания сопротивляться не было. Нонна сама лихорадочно стала расстёгивать его рубашку и брюки. Он же одним рывком задрал ей юбку и, придав её телу какую-то звериную позу, овладел ею. И после этого моментально заснул. Нонна боялась пошевелиться и вскоре тоже заснула.
Утром, открыв глаза, долго смотрела на спящего Карена. «Это ничего, что он вёл себя так грубо, совсем не так, как ей хотелось бы, – думала Нонна. – У него давно не было женщины – этим всё и объясняется». Карен открыл глаза и встретился с ней взглядом. Нонне показалось странным, что он, ничего не сказав, тут же сорвался с кровати как ошпаренный и бросился в ванную комнату. Звуки доносились странные, какие бывают при сильном отравлении. Что с ним случилось, чем она могла его таким накормить? Ведь ели вместе одно и то же.
Карен долго не выходил из ванны. «Надо его полечить», – подумала Нонна. Развела слабый раствор марганцовки и тихонько постучала в дверь. Карен открыл дверь и вышел, бодрый и улыбающийся.
– Вот и хорошо, что всё с тобой в порядке, – сказала Нонна.
Она думала, что Карен непременно захочет реабилитироваться за поведение ночью, недостойное, как ей казалось, такого мужчины как он. Ведь теперь ни Карену, ни Нонне не надо скрывать свои чувства, наверняка по её поцелуям и ласкам он понял, какой огонь страсти пылает в ней. Но Карен вёл себя как ни в чём не бывало, как будто никакой близости между ними не было. Нонна была очень удивлена и почему-то вспомнила Костика, который дорожил каждым её прикосновением и всегда хотел её ласк и поцелуев.
Снова накрыли на стол, Нонна, думая, что приободряет Карена, старалась словно ненароком коснуться его. На его лице от этих прикосновений появилась гримаса, истинный смысл которой она пока понять не могла.
После того как они сели за стол, Карен пил водку рюмку за рюмкой и, казалось, даже не пьянел, глаза его при этом как-то неестественно перебегали с предмета на предмет, каким-то образом ускользая от прямого взгляда Нонны.
«Ему определённо нельзя пить», – подумала Нонна.
Наконец глаза его затуманились, и её взгляд погрузился во взгляд властного зверя.
Её тело подалось Карену навстречу при первом призывном движении к ней.
Теперь вся процедура эротической сказки происходила настолько медленно, что при вчерашнем неудовлетворённом желании трепетной любви казалось, что это никогда не закончится. Нонна уже ничего не понимала, как воспринимать его действия, ведь при этом Карен не произнёс ни слова, а только молча двигал своим торсом с закрытыми глазами, что она даже успела вспомнить анекдот о том, как жена на брачном ложе смотрит безучастно вверх и думает: «А потолок-то побелить надо».
«Что-то я сделала не так, – думала Нонна, – если Карен расценил её поведение таким образом, что с ней можно вот так – без предварительных ласк, любовной прелюдии – совокупляться. Расценил её любовь к нему как простую готовность к таким прозаичным сексуальным утехам».
После таких мыслей предательские слёзы навернулись на глаза, и она, покинув поле сексуального разочарования, пошла «зализывать раны», вглядываясь в лица любимых людей из фотоальбома.
Так прошло около месяца. Поведение Карена в постели не менялось, а без предварительного алкогольного допинга он и не заходил к ней в комнату, прикрываясь разными причинами. Разочарование в ней росло, но было оно какое-то приглушённое. Нонна всё ещё чего-то ждала, на что-то надеялась, и теперь уже нашла утешительное объяснение для себя. Стараясь его оправдать, она с присущей ей наивностью думала, что он просто стесняется проявить свой бурный южный темперамент, боясь напугать её, или наоборот – природная скромность мешает ему быть самим собой. В этих догадках её бросало из крайности в крайность. Но, тем не менее, события набирали оборот.
Наступил женский праздник 8 Марта, спасибо за него Кларе Цеткин и Розе Люксембург.
Карен пришёл с огромным букетом чайных роз, Нонна сбилась со счёта, когда расставляла их в вазы. Карен взял её руку, она ощутила его вспотевшую ладонь.
«Что это он так волнуется», – пронеслось у неё в голове, и она молча ждала, что будет дальше.
– Нонна, – произнёс Карен, – я безумно счастлив оттого, что встретил тебя. Прошу, ничего не говори о своём возрасте. Это не имеет никакого значения, когда сердце мужчины целиком принадлежит одной женщине, когда только её он видит рядом с собой и не представляет себе жизни без неё…
Несмотря на то, что его поведение по ночам в постели с ней никак не вязалось с тем, что он сейчас говорил, Нонна хотела ему верить. Карен был очень красноречив, как-то, ей казалось, особенно убедителен, может, даже искренен:
«Чем чёрт не шутит?…»
Нонна не заставила себя долго уговаривать, и, когда он сказал: «Ты очень хорошая женщина, хозяйка, и я хочу всегда быть с тобой. Дорогая Нонна, будь моей женой», она покраснела, потом побледнела, но не смогла, ну не смогла ему отказать.
Нонна и не мечтала выйти замуж за Карена, но желание стать невестой было таким сладостным; наполнило её душу необыкновенным счастьем вернувшейся молодости… Свадьбу наметили справить через месяц, в домашней обстановке. Со стороны Нонны были только подружки её возраста и свидетельницей, конечно, подруга Катерина. А со стороны Карена, хоть он и жаловался на одиночество, приехало столько родственников, что столы пришлось выставлять в коридор. Нонна сняла со сберкнижки все свои сбережения и отдала их Карену, полагая, что он сам сможет лучше договориться о продуктах на рынке, где он работал, и обо всём другом.
