Руслан Бек - Мужская солидарность (сборник)
– Может, все же взять тебе сигареты? – предложил я.
– Зачем, – сказал он, – я возьму у ребят.
Родион встал и, прихрамывая, подошел к соседней скамейке, где сидели два молодых человека. Взяв у одного из них сигарету, он с удовольствием закурил.
– Ты давно куришь? – поинтересовался я.
– Мы же еще в школе баловались, забыл? – ответил он, пуская дым.
– Да, но я дальше баловства не пошел.
– Правильно сделал.
– Что дальше произошло? – спросил я, напоминая ему о его повествовании.
– После возвращения ее гиены домой, – щурясь от дыма, продолжил он, – Она, не желая его видеть, под предлогом, что заболела ее мать, уехала к ней.
Я между тем восстанавливал свои запущенные дела, и мы только созванивались. Она звонила мне по поводу и без повода по нескольку раз за день, и всякий раз заканчивала разговор с признаниями мне в любви.
Я стал понимать, что к мужу Она уже не вернется, а придет ко мне, чтобы навсегда остаться со мной. Всем своим существом Она хотела принадлежать только мне. Терпеть своего мужа Она больше не могла, причем, такого. Ведь Она вышла замуж за него не по своей воле. Вернее, по своей воле, но против своего сердца. На этот ее шаг вынудило одно обстоятельство.
– Какое? – спросил я.
Родион покачал головой:
– Ее отец взял взаймы у этой паршивой твари на какое-то дело большую сумму денег. Дело это прогорело, и вернуть долг он был в не состоянии. И тут, эта гиена, положивший с давних пор на его дочь глаз, предложил ему сделку: вместо денег он отдает свою дочь за него замуж. Отец был против такого обмена, а точнее будет сказано, покупки, но Она же, понимая, чем его отказ может для него закончиться, согласилась. Однако ее самопожертвование не помогло отцу, так как вскоре после ее замужества он умер. И как я понял, от переживаний. По всей видимости, он не смог себе простить, что по его милости его родная дочь попала в руки негодяя. Кстати, как потом выяснилось, дело отца прогорело из-за того, что к этому приложил руку не кто иной, как эта мразь. И как я думаю, перед своей смертью ее отец уже знал об этом.
– Все было подстроено, – сказал я.
– Именно, – Родион задумался. – К чему я все это рассказывал?
– Ты начал с того, что Она хотела принадлежать только тебе, – напомнил я Родиону.
– Да-да. Полюбив меня, – продолжил он, – Она не хотела мириться со своим положением, и ее стремление быть со мной я прекрасно понимал.
Что касается меня, то поначалу в мои планы не входило связывать себя на всю жизнь с одной единственной женщиной. После моей, прямо скажем, неспокойной жизни, вот так сразу, подчиниться другой жизни, я был не готов.
Когда я еще мечтал уложить ее к себе в постель, мне тогда и в голову не приходило, что, добившись своего, я продолжу с ней отношение. Как правило, переспав с женщиной, она становилась неинтересна мне потом – меня тянуло на новые «подвиги», но в случае с ней все было иначе.
Дав с ней волю своей плоти, я, тем не менее, не мог насытиться ее телом, и Она продолжала меня будоражить им. Причем, к моей физической притягательности к ней добавилась еще и новая тяга, духовная, ибо Она была хороша не только телом, но и сердцем.
И все же я был в смятении и не знал, как с ней быть. Еще эта моя дурацкая мысль, которая заключалась в том, что Она уже принадлежала другому, да еще такому ублюдку. Этот факт шел в разрез моим убеждениям и камнем лежал на моем сердце. Я-то хотел быть у нее единственным. Мое осознание того, что к ней прикасался кто-то еще, меня выводило из себя. Глупо, но таковы были издержки моей ненормальной натуры. Словом, в моей голове творился сумбур, и первые дни, после того, как Она уехала к матери, я никак не мог определиться.
Честно признаться, думая тогда о ней, я с каждым новым днем склонялся к тому, чтобы остаться с ней навсегда, на всю оставшуюся жизнь. В разлуке с ней ее образ ежечасно преследовал мое воображение. Перед моим мысленным взором представали то ее по-детски хитрый взгляд исподлобья, то ее обезоруживающая улыбка, то ее глаза с искоркой тепла, то ее тонкие плечи, которыми Она, порой, пожимала от чувства неловкости. Эти и еще многие другие запавшие в моей памяти живые штрихи, которые дополняли ее основной портрет, чудотворно вселялись в мою душу и вызывали в ней настоящий праздник. Ее не было рядом со мной, но я не чувствовал этого, ибо Она жила внутри меня и оттуда никуда не уходила. Поэтому все шло к тому, что я забрал бы ее к себе и уже никогда бы от себя не отпустил. – Родион в скорби закрыл лицо руками. – Если бы… Если бы не моя глупая и нелепая выходка, то может быть, все повернулось бы иначе.
Как я уже говорил, мои дела были запущены, и мне пришлось включиться в работу, которая требовала от меня огромной самоотдачи. На карту были поставлены приличные деньги, и поэтому расслабляться я не имел права. Мой бизнес требовал постоянного контроля, а иначе бы я мог быстро все потерять. К тому же посыпались одна за другой неприятности: поначалу – налоговая, потом прокуратура, потом еще этот кризис чертов… Но в отличие от большинства, для меня все закончилось благополучно и мы с партнерами по бизнесу на радостях решили это дело отметить: мы поехали в кабак, где хорошенько гульнули. После кабака мы продолжили празднества в баре, но уже не одни, а в кругу нескольких проституток, что там ошивались.
Разошлись мы только под утро. За мной увязалась одна из девчонок, что были с нами, и мы с ней поехали ко мне домой. Какого черта я взял ее с собой, не понимаю! Меня надо было четвертовать тогда на хрен! Ведь я даже не притронулся к ней, потому что не помышлял, да и пьян был до безобразия, впрочем, и она тоже. Мы как пришли, так сразу и рухнули на кровать, как подкошенные.
Я проснулся от звонка в дверь. Не посмотрев в «глазок», я, как последний болван, открыл дверь. На мою беду, на пороге стояла Она. Повиснув на моей шее, Она по-щенячьи уткнула лицо в мою грудь. Я почувствовал ее благоухающий запах и холодок, который Она занесла с собой с улицы – тот холодок, что выделял необыкновенное тепло. Тот холодок, который подействовал на меня как лучшее средство от моего перепоя.
И тут, словно удар молнии меня поразил: я вспомнил, что нахожусь в квартире не один, и от этого в моих висках нестерпимо застучало.
Обнимая ее, я повернулся с ней так, чтобы Она встала спиной к моей с распахнутой дверью спальне. Она целовала меня, что-то говорила, а я стоял подобно олуху и ее не слышал. И вдруг Она застыла в своем устремленном взгляде в зеркало, которое висело в прихожей. Туда заглянул и я, а там отражение спальни с полуголой проституткой на кровати – та сцена, от которой я хотел ее избавить.
Когда Она перевела на меня взгляд я, испытывая к себе мстительное злорадное чувство, готов был раствориться в кислоте. Она смотрела на меня, а я читал в ее глазах обиду, сожаление, отчаяние и осуждение. А потом все это стерлось ее слезами.
Не выронив ни слова, Она убежала. Мне бы броситься за ней, а я остался на месте, ощущая себя последним кретином рода человеческого.
Так мы расстались. Потом, правда, я искал ее, но мои поиски не увенчались успехом. Она будто сквозь землю провалилась.
А встретил я ее случайно, когда был уже калекой и уродом, который пытался еще как-то жить и что-то делать.
Я шел по улице, где порывистый ветер, гоняя пыль, торопил людей домой. Я же шел не спеша, и ветер был не в силах заставить меня ускорить шаг. Он не ведал того, что торопиться мне было некуда, да и быстро шевелить ногами я не мог, как это легко делали другие.
Словно не желая сдаваться, ветер стал хлестать по моему лицу крупинками песка вперемешку с мелким мусором, будто заставить меня поспешить – это его принципиальная задача.
Я заметил ее сразу, как только Она появилась среди сгорбившихся и мыкающихся туда-сюда людей. Она шла своей обычной походкой навстречу ко мне и, в отличие от других, держала как всегда спину прямо, а голову высоко.
Меня охватила всеобъемлющая радость, но через мгновение, вспомнив о своем уродстве, стыд охватил меня. И то, что не удалось ветру, удалось ему – я сделал над собой титаническое усилие и ускорил шаг, чтобы скрыться от нее за ближайшим углом.
Сделав несколько быстрых шагов, я понял, что не в моей власти уйти и не взглянуть на нее с близкого расстояния. Вновь зашагав неторопливо, я опустил голову и исподлобья стал наблюдать за ней.
Она прошла мимо меня, а я, провожая ее взглядом, остановился и продолжал смотреть ей вслед. Ее удаление от меня отражалось в моем сердце такой болью, что я готов был расплакаться как малый ребенок. И еще этот назойливый и завывающий ветер, который усугублял мою горечь. «Вот сейчас Она уйдет, и я никогда больше ее не увижу», – подумал я, едва сдерживая слезы. И вдруг, я вижу, что Она останавливается и замирает. Простояв так секунду-другую, Она резко обернулась. Я же, не выдержав ее взгляда, отвернулся и поспешил от нее прочь.
Она догнала меня в подворотне, прервав мои ковыляния прикосновением своей нежной рукой моего плеча. Взглянув мне в лицо и, с содроганием удостоверившись, что я это я, Она по щенячьи уткнулась лицом в мою грудь, как тогда у меня дома перед нашим расставанием. Не надеясь увидеть такое даже во сне, я был безумно тронут.
